- Ну, раба Божия, если не передумала, то принимай розги келейно и из моих рук.
Про себя он уже решил, что высечет ее сурово, чтобы новая приживалка и не помышляла о непокорности. С этим замахнулся и резко опустил ивовый прут на девичий зад. Маша почувствовала БОЛЬ. Боль началась в том месте, куда попала розга и затем опустилась вниз по телу. Казалось, весь зад горел, сильнее и сильнее.
- Ааааа...
Барин перечёркивал попу новыми рубцами, нанося удары наискось. Скоро задочек Маши покрылся рядами красных полосок. Маша истошно визжала, но ей и в голову не приходило попытаться закрыть задик руками или уклониться от ударов. И, глотая слёзы, она покорно принимала порку...
Двадцать два... двадцать три...
Александр Павлович сек Машу не спеша, наносил удары под разными углами, иногда даже вдоль ягодиц и периодически менял розги.
Сорок восемь... Пятьдесят...
Вот и все. Сарафан целомудренно прикрыл задочек и ляжки посеченные кусачей розгой...
- Вставай, Маша. В барском доме тебе будет комната. Сего дня потрапезуешь в девичьей, они тебе и платье приличное сошьют. А завтра утром к моему столу приходи.
Так началась ее новая жизнь. Было у Маши и затрапезное платье на всякий день, и выходное для церкви, и нижнее белье, включая чулочки и панталончики. И столовалась она сытно - дай бог каждому! Но в первый же день за завтраком у Александра Павловича ей пришлось пережить новое унижение.
Когда Маша утром вошла в трапезную, Иртеньев только что сел за стол и готовился выпить рюмку рябиновки, поднесенную расторопной Танькой. Агашка-Натали? звякала чашками около самовара. На робкий поклон Маши Александр Павлович, который прибывал в добром духе, поманил ее к себе.
- Доброе утро Машка. Как спалось: на животе или на спинке? Покажи мне, как заживает, красные полосочки или уже синие...
Сгорая от стыда, Маша повернулась спиной и высоко подняла подол платья.
- Э, нет. Ты панталончики развяжи - без этого полосочек не видно.
Пришлось Маше развязать бант и, опустив заднюю часть панталончиков, обнажить свои округлости с рубцами от розги и засохшими капельками крови. Стояла она, опустив голову - какой позор, и это в присутствии крепостных девок Таньки и Агашки! Вид ее ягодичек развеселил Александра Павловича, который погладил Машины округлости и милостиво разрешил:
- Приведи платье в порядок, бесстыдница.
И хотя Маша завтракала за столом рука об руку с барином, но Танька и Агашка-Натали? поняли, что они ровня новой барской барышне. А после обеда Маша читала барину французский роман (Иртеньев вполне разумел по бусурмански, но сам ленился читать) . Танька же стояла рядом с их повелителем, держа на подносе графинчик рябиновой настойки.
Дождливая поздняя осень опять привела Александра Павловича в состоянии меланхолии. В усадьбе унылая тишина. Даже приход бродячего торгаша офени или барышника цыгана был бы желанным развлечением. Но и они не появлялись. Потому с утра барин садился играть в карты. И не в благородный штос, а в простонародного "дурачка" , в котором компанию ему составляли все три пассии. Условия были заранее оговорены: обыгравшая всех должна отправляться вечером в постель барина. В первый же день неожиданно для себя всех обыграла Маша. И это несмотря на старание ревнивой Таньки, желавшей погреть постельку Александру Павловичу.
В опочивальне Машенька, как могла, старалась оттянуть свой час роковой - подобно многим пансионным барышням, она была склонна к высокому стилю. При свете многих канделябров она обнажилась, но все не решалась лечь на постель, а потому попросила разрешения помолиться. Лицезрение нагой девицы, стоящей на коленях перед иконами, доставило нашему герою неземное наслаждение. И он не торопил Машу. Право слово, и Вы, мой читатель, залюбовались бы ее круглым задочком, тонкой талией, узкой спинкой. А грудочка, которая стыдливо выглядывала из под руки, поднятой в крестном знамении! Нет, никакие немки или там французские мамзели не сравнятся телесами с русской девицей!
Но все на свете имеет конец. И после долгой молитвы Машенька легла на постель, где ее телеса попали в сладострастные руки барина. Александр Павлович бывал за границей, с мамзелями разных народов дело имел. А потому, долго играл со своей приживалкой в новомодные игры. То ставил ее на четвереньки и гладил высоко поднятый задочек, то забавлялся сосочками. Приникал к ним губами, а потом рассуждал, как их будет сосать будущий ребеночек. Машенька сгорала от смущения, поскольку все относящееся к беременности и кормлению считалось у барышень темой постыдной. И, наконец, как вершина унижения, его рука проникла в самое стыдное место, которое нельзя трогать, а можно только подмывать от месячной крови.
Стыд то какой!
И вот, уже лежит она под Александром Павловичем. И ножки ее так широко раздвинуты и коленки зачем-то разведены. И что-то горячие прижалось к ее телу ТАМ. И... больно-о-о! Громко кричала Машенька под своим барином и тем доставила ему дополнительное удовольствие. Любили господа того царствования невинных девок портить! Впрочем, и в другие царствования эта страсть у них сохранялась.
Так и стала дворянка Маша Беднаго приживалкой, наложницей, да, что там говорить, почти рабой помещика Александра Павловича Иртеньева.
Всю позднюю осень и глухое предзимье развлекался Александр Павлович со своим гаремом. В сопровождении барских барышень и наиболее толстых крепостных девок он парился в бане, лениво обозревая множество голых задочков и привлекательных титей. Выбирал себе на ночь. Иногда укладывал крепостных девок на полу предбанника и располагался на этом ковре отдыхать с рюмкой рябиновой настойки.
Вечерами барышни развлекали своего повелителя "живыми картинами из греческой жизни" , в которых три пассии изображали греческих богинь. Машенька, которая читала французские книжки, выступала и в роли сочинителя, и персонажем самой картины. Задрапированные простынями - толи на греческий, толи на римский манер - три новоявленные актерки разыгрывали свой спектакль. В ходе оного, из под драпировок так нескромно и соблазнительно мелькали девичьи телеса! В качестве же амурчиков в живых картинах участвовали совсем молодые девочки, у которых еще не выросли аппетитные задочки и тити, а на лобках отсутствовала растительность.
Для подобных развлечений в скором времени была построена на усадьбе "театральная изба" со многими комнатами. В самой большой из них и разыгрывалось действо, а в остальных с удобством поселились все три пассии и девочки-амурчики. В большой зале, кроме того, стояла для острастки скамья, чтобы иметь возможность пороть нерадивых актерок. Присутствие этого предмета очень способствовало тому, что роли всегда были выучены "на зубок".
Младые амурчики (вернее их почти мальчишеские телеса) наводили Александра Павловича на совсем уже безбожные мысли. Еще недорослем во время обучения в Шляхетском корпусе слышал он, что герои древних греков вместо женщин часто любили мальчиков и считали такую страсть романтической. Сам великий Александр Македонский пировал в окружении не только гулящих гетер, но и гетейров-юношей. И просвещенные римляне утешали любовный пыл афедрончиками мальчиков и не стеснялись повествовать об этом в своих книгах. Мысли, конечно, греховные. Если рассказать их на исповеди, то священника местной церкви отец Никодим непременно великую епитимию наложит. Но каяться в столь грешных мыслях наш герой не собирался.
Платоническая любовь, придуманная Жуковским, в ту пору еще не захватила дворянство. В моде была любовь плотская, жадная до женского естества и не стесненная канонами христианства. Во время представления "картин из греческой жизни" Александр Павлович внимательно разглядывал голые афедрончики девочек-подростков, прикидывал, как бы это красиво совершить забаву грешного действа. И то сказать, все три пассии начали барину приедаться, он заскучал, ему захотелось чего-то новенького, остренького.
Среди пятерых амурчиков была девочка Глашка - постарше остальных, не по возрасту высокая, с наметившимися грудочками, но со вполне мальчишеским задом. Вот ее и наметил барин на роль Гермафродита. В минуты романтического настроения подумывал он даже о садомском использовании привлекательного задочка Глашки.
Забавляясь с нагими античными персонами, Александр Павлович обдумывал и ближайшие дела. Ушлая Танька исхитрилась-таки забрюхатеть и он вознамерился устроить судьбу будущего дитяти. "Нужно будет вызвать отца Никодима, чтобы он задним числом вписал в церковную книзу запись о венчании дочери кузница Таньки с умершим на днях шляхтичем Пшебышевским. Оный шляхтич был взят в плен при подавлении польского восстания еще при матушке Екатерине Великой. Проживал он в деревеньке Гореловке, зарабатывая на хлеб рисованием парсун для окрестных помещиков. Таким образом, вновь рожденное дитя будет шляхетского рода. А для его воспитания надо выделить Таньке некоторый капитал".
Сей мудрый ход не был оригинальной выдумкой Александра Павловича. Многие дворяне обеспечивали будущее своих бастардов через оформление фиктивных браков их матерей. Признаться, Танька нашему герою изрядно надоела, и он подумывал выдать ее замуж за какого-нибудь мелкого чиновника, который польстился бы на солидное приданое.
Ну, а барские барышни и нагие амурчики из крепостных девчонок еще послужат утехой барину Иртеньеву.
