— И почему мои предки такие идиоты?! – насупился Санёк. – Мне уже восемнадцать, а они даже на пару недель не могут оставить меня дома одного!
— Да ладно, классно проведём время, - ответил я.
В отличии от Санька, я был безмерно рад, что эти две недели, пока его родители в командировке, он поживёт у меня. Моя мама без проблем согласилась приютить Санька, когда его родители попросили её. Мама знала его с детства, всё-таки он мой лучший друг. Для неё он был, как второй сын. Миллион раз Саня был у нас дома и даже ночевал. Мама всегда относилась к нему, как к родному. Мне порой казалось, что она его любит даже больше, чем меня, несмотря на то, что Саня тот ещё сорванец.
Именно по этой причине его родители боялись оставлять его одного. Вдруг, что натворит. Друзей позовёт, девочек, устроит вечеринку, дом сожжёт. Он был способен на всё, и родители решили сбагрить его под чуткий присмотр тёть Марины, моей мамы. Сашка её слушался даже больше, чем своих предков. Между ними всегда была какая-то внутренняя связь. Они отлично ладили, и мама никогда слова плохого про него не сказала.
Мы с Саньком сидели на лавке у ворот его дома, пока его родители складывали вещи в машину. Саня злился на предков, а я был счастлив и весел.
— Будем сутки напролёт играть в приставку, смотреть фильмы, обжираться. Моя мамка офигенно готовит, она будет покупать нам всё, что закажем. Она кстати даже рада, что ты у нас поселишься. Сказала, что так будет веселее.
Я не обманывал друга, и не лукавил. Мы с мамой уже много лет жили вдвоём, отец ушёл от нас очень давно. Я его почти не помнил. Когда живёшь вдвоём с мамой, то неизбежно вы будете надоедать друг другу, поэтому мама всегда была рада гостям, особенно моим друзьям. Она вечно хлопотала вокруг нас, то покушать, то налить чаю, окружала нас заботой сверх нормы.
А мои друзья засранцы у неё за спиной любили говорить всякие пошлые гадости. Обожали обсудить её, даже когда я был рядом. Меня это жутко бесило. Любимой темой была «Сиськи Кирюхиной мамки». Вот тут они распылялись на славу. Ну если быть честным, то все эти шуточки небеспочвенны. Грудь моей мамы не давала покоя всем моим друзьям, и даже мне... Но я стыдился этого, и гнал от себя всякие нехорошие мысли о своей маме.
Грудь у неё действительно была шикарной, даже в её сорок пять лет. В размерах я особо не разбираюсь, но сиськи у неё просто огромные. Больше пятого размера точно. И самое удивительное, что маму то не назовёшь толстой. Фигура у неё конечно не спортивная, жирок есть и на животе, и на ляжках, но он нисколько не портит её пропорций. Эдакая натуральная русская баба с пышной грудью и большой мясистой задницей. Фигура песочные часы, все женские прелести выпирают, как спереди, так и сзади. К тому же, она ещё и красива на лицо, что мои друзья тоже отмечали.
Один мой кореш Серёга вообще был влюблён в неё в классе седьмом. Даже цветы ей приносил идиот, пока мама вежливо не пояснила ему, что между ними ничего быть не может ввиду огромной разницы в возрасте.
К комплиментам и ухаживаниям моих друзей она относилась благосклонно, ей это даже льстило. Она всегда была добра и общительна. Даже когда Серёга признавался ей в любви на полном серьёзе и лез обниматься, она не обругала его, не назвала дураком, не послала, не пожаловалась его родителям, а просто села с ним пить чай и всё ему растолковала. Очень добрая женщина, и очень красивая.
Наконец родители Санька собрали все вещи и закрыли ворота дома. Его мама подошла к нему и стала наставлять:
— Веди себя хорошо, чтоб потом тёть Марина не жаловалась на тебя. Помни, что ты гость в их доме. Будь вежлив и аккуратен.
— Мам!
— Что мам?! Слушай, что говорю. Не дай бог тёть Марина пожалуется.
— Я буду паинькой, - скривил рожицу Санёк.
Она чмокнула его на прощание в лоб, и они с отцом сели в машину. Его родители отъехали от дома, а мы с Саней пошли ко мне домой.
Идти было совсем ничего. Сто метров. Мой дом был в конце улицы. Мама радушно встретила нас на кухне.
— Добро пожаловать, Санька! – расплылась в улыбке она, вытирая руки об фартук.
На столе уже стояла тарелка свежеиспечённых блинчиков с клубникой. Мама сняла фартук и села с нами за стол. Сегодня она даже надела своё самое красивое домашнее платье. Обычно она носила простые халаты на змейке, но сегодня была в красно-чёрном платье чуть ниже колен, без рукавов и с, далеко не скромным, декольте. Хотела, наверно, выглядеть красиво и опрятно перед моим другом. Её каштановые волосы были убраны в пучок на затылке, а на лице даже лёгкий макияж проглядывался. Карие глаза сияли добротой и хорошим настроением.
— Сейчас покушаете, отдохнёте, а вечерком поможете мне собрать ягоды на огороде.
— Ну ма, мы хотели поиграть, расслабиться, а ты нас сходу загружаешь, - вознегодовал я.
— Конечно поможем, тёть Марин, - ляпнул Саня.
Я посмотрел на него и закатил глаза. Подлиза!
После обеда мы засели за приставку. Рубились в интерактивную игру на двоих. Вообще потеряли счёт времени. Мама постучалась в нашу комнату и вошла.
— Кто-то обещал мне помочь. Вон уже вечереет.
Пришлось поставить игру на паузу и переться в огород. Мама уже сменила своё красивое платье на рабочие джинсовые шорты и майку. Когда она надевала майки, её груди казались ещё больше. Они чуть ли не вываливались наружу. А ещё под майку она не надевала лифчик, и её соски, если приглядеться, проглядывались сквозь белую хлопковую ткань.
Саня не мог просто проигнорировать мамин внешний вид. Когда она отвернулась, он приставил руки к груди, жестом показывая мне огромные мамины сиськи. Мол, «офигеть, какие у твоей мамки огромные буфера!».
Интересно, если бы она заметила, как бы отреагировала на это?
Мама отправила меня собирать смородину, а Санька повела к вишне, так как он казался ей ловчее, всё-таки парень он спортивный, в отличии от меня. Меня это задело. Я надулся и смотрел, как они тащат стремянку к дереву. Они установили её под вишней.
— Я подержу лестницу, пока ты залезешь, - сказала мама Саньку. – Она у нас хлипенькая. Я однажды чуть не загремела с неё.
Руки у мамы были сильные, крепкие, привыкшие к труду. Она легко удерживала стремянку, пока Саня забирался наверх. Весил он немного, килограмм шестьдесят пять, да и росточка был среднего. С лёгкостью акробата он вскарабкался на дерево с ведёрком и приступил к делу.
— Саш, позовёшь меня, когда закончишь, я снова подержу лестницу.
— Хорошо, - крикнул он сверху.
Смородинных кустов у нас было штук восемь. Я на два часа застрял в этих кустах, собирая противные мелкие ягоды, которые я не любил. И зачем столько никому не нужной смородины сажать? Разве что для варенья. И то, смородинное варенье я тоже не жаловал.
Санёк справился быстрее, вишня то у нас одна. Он окликнул маму, и она тут же подскочила к лестнице. Саня повесил на ветку ведёрко и стал спускаться.
Я не увидел, как это произошло. Просто услышал мамин крик, а затем что-то шмякнулось об землю и загремела лестница. Я резко повернул голову и услышал сдавленный стон Санька. Мама стояла перед ним на коленях, а он корчился на земле, прижимая к себе руку и болезненно стоная.
— Рука! Рука!
_____________________
И вот, спустя пол часа, мы сидим с мамой в травмпункте, ожидая пока Сане накладывают гипс. Мама нервно теребит подол, наспех накинутого на плечи халата.
— Это я виновата... Не удержала лестницу, дура! Бедный мальчик... Что ж я такая криковорукая дура! И как теперь смотреть в глаза его родителям. Боже мой... Какая же я дура...
Она трижды назвала себя дурой. Видно было, что она очень переживает и остро чувствует свою вину. Я не знал, как подбодрить её. Не нашёл слов. Ситуация была сложная. Саня упал прямо на руку и сломал её в двух местах.
Наконец, он вышел из кабинета травматолога. На правой руке твёрдый гипс по локоть, через голову перекинут ремень поддерживающего бандажа из марли. На лице грусть и разочарование.
Мама всю дорогу извинялась перед ним, не выпуская его из рук, пока мы ехали в такси. Саня пытался ей объяснить, что сам не туда ступил, и что мол она не виновата, но мама его не слушала. Всю вину она взяла на себя.
По прибытию домой, она до самой ночи не отходила от него. Даже готова была покормить с ложечки, но Сане хватило ума отказаться, даже отшутившись.
— Есть и подтираться я, пожалуй, смогу сам.
Но мама сейчас не была склонна к юмору.
— Если что-то понадобится, ты только скажи. Ничего не делай сам, не утруждай себя, сразу зови меня по любому пустяку. Если что-то нужно подать или принести, не стесняйся зови, я всё сделаю. Какая я дура, это ж всё из-за меня, надо было крепче держать лестницу. Ох, Саша, Саша, прости меня дуру.
Эту мантру она повторяла и на следующий день. Никак не успокаивалась, чувство вины в ней только росло.
Самое обидно было в том, что теперь Саня даже в приставку со мной играть не мог. Это очень его расстроило. Ему было неудобно есть, неудобно одеваться, чистить зубы, подтираться. Всё это злило его и нервировало.
За два дня после перелома он изменился до неузнаваемости. Ранее всегда улыбчивый и юморной Саня, теперь стал замкнутым, хмурым, молчаливым и раздражённым. Он долго сидел на лавке во дворе, просто глядя на огород. Или выходил пройтись по району со мной. Постоянно жаловался, как ему неудобно всё делать.
— Я чувствую себя беспомощным куском дерьма!
Его злость пугала меня, и я старался быть осторожным с ним, чтобы не вызвать в нём волну агрессии в свой адрес.
Мама, разумеется, тоже это замечала. И его раздражительность, и хмурость принимала очень близко к сердцу. Я объяснял ей, что он чувствует себя беспомощным, потому и злиться.
