У каждого человека своя неповторимая жизнь, и в этой жизни своя неповторимая история… Если жизнь человека сравнить с книгой, то наверняка у каждого в этой книге найдутся такие страницы, которые он время от времени перечитывает или хотя бы, возвращаясь к ним, пробегает глазами, потому что страницы эти для него – прежде всего для него! – самые яркие… или, может быть, самые содержательные, или самые-самые волнующие, – там, на этих страницах, запечатлена та самая неповторимая история, которая и отличает одного человека от другого. Такая страница есть и у меня… страница, к которой я возвращаюсь… и, возвращаясь – мысленно оглядываясь назад, я каждый раз думаю, боже мой! целая страница блаженства!
Я потерял анальную девственность в двадцать четыре с небольшим года. Хотя интерес к этой теме был, но я не был педерастом, а потому даже помыслить не мог, что однажды случится так, что это ворвётся в мою жизнь и останется светлым воспоминанием. Но, признаюсь честно, я давно и страстно этого желал, и желал именно в роли "девочки".
А дело было так!
Как-то мы, несколько бывших одноклассников, решили отправиться в двухнедельный пеший поход. Мы в школьные годы тоже ходили, но не на такой срок и протяженность. Почти ежедневно двигались дальше в новые места, но в некоторых местах, где особо нам нравилось мы останавливались на пару-тройку ночевок. В течение дня занимались разными нужными всем походными делами, типа заготовка хвороста, подготовка завтрака, обеда, ужина, ловля рыбы, играли в разнообразные игры, купались. Ночью допоздна сидели у костра, болтали, пели песни под гитару и естественно выпивали. Я вообще стараюсь не пить, да и ребята не настаивали, так как еще со школьных вечеров знали, что если я переберу даже немного, то концовку не помню и засыпаю. Жена (а я уже был женат) вообще говорит, что в нетрезвом состоянии мне достаточно положить голову на подушку и я сплю. Поздно ночью разбредались по палаткам. Палатки мы взяли напрокат двухместные, так как так удобнее распределить кто что несет, когда мы отправляемся на новое место ночлега. Я спал в одной палатке со своим школьным другом Ромой. Было жарко, мы спали в трусах и только под утро иногда накрывались.
В последнюю ночь мы явно перебрали с выпивкой и были хорошие, я тоже перебрал изрядно. Ребята в своих палатках вроде уже заснули, а я с Ромой ещё шептались в палатке о разном. Больше говорил он, а я уже сладко засыпал под его болтовню. Видя, что я долго не реагирую на его слова, Рома несколько раз вполголоса позвал меня, проверяя сплю ли я. Я не отвечал, так как на меня действовал алкоголь и очень хотел спать. Считая, что я заснул, он вдруг нежно взял мою ладонь, лежащую на подушке (а я лежал на животе, повернувшись к нему лицом) и положив мою ладонь между своими, начал кончиками пальцев гладить ее. Его пальцы исследовали каждую складочку, каждую косточку на моей руке, на пальцах, между ними. Затем подтянув её к своему лицу, прижался губами и начал тихонько целовать мою ладонь в самую серёдку. Слегка пожимая и поглаживая, перебирал и еле касаясь губами поочередно целовал каждый пальчик, каждую фалангу, между пальчиками, с тыльной и с внутренней стороны. Он делал это так робко и нежно, что кажется дело было даже не в том, что он боялся разбудить меня, просто для него это был какой-то глубокий очень нежный и глубоко внутренний процесс.
Я, оказавшись в такой, совершенно абсурдной, несуразной, необычной, непредвиденной ситуации, мгновенно пробудился от охватившей меня сладкой дремы и со скрытым волнением, нарастающим возбуждением, и какой-то растерянностью замер, продолжая делать вид, что крепко сплю и не реагирую на происходящее. Мне стало жарко, лицо начало гореть и сердце колотилось как колокол и казалось, что бой моего сердца и дыхание слышит весь белый свет. Это было как фантастика и спать совсем не хотелось… да и какой мог быть сон, если со мной происходило т а к о е! Я испытывал комплекс странных новых чувств и мыслей, в которых даже не пытался разобраться, так как они путались и ускользали. Было одновременно и необыкновенно приятно, и необъяснимо притягательно, и волнующе, и глубоко стыдно. От всего этого во мне поселился комок непонятного для меня возбуждения, из которого по всему телу понеслась волна жара и легкого головокружения.
От всех этих трений, ёрзаний и поцелуев я стал испытывать сначала лёгкое, как бы робкое и неуверенное, потом всё более сильное, с каждой минутой возрастающее удовольствие. С каждой секундой нарастало возбуждение, тело всё больше и больше наполнялось звенящей сластью. Мой член отреагировал на ласки и начал вставать. Он напрягся, наполнился жаром, сладостно затвердевал. Я чувствовал, как какое-то смутное, неясное, невнятное томление разливалось по моему телу, нарастало сладостное, необъяснимое и неподвластное мне удовольствие и в то же время охватывало ощущение совершающегося заведомо непристойного, извращенного, порочного, запретного, неправильного, непозволительного, постыдного, позорного, осуждаемого, компрометирующего но, как ни стыдно в этом признаться, внезапно и с каждой секундой все больше и больше манящего, и притягательного, мною хотимого, поглощающего меня сладким жаром желания и нарастающего возбуждения. Всё сильней и сильней мне хотелось то, к чему он меня невольно подталкивал, хотелось попробовать, – это желание было не столько осознанным и осмысленным, сколько смутно ощущаемым, продиктованным возбуждением, и тем не менее…
Потихонечку смелея, он своей теплой ладонью прошелся по моей руке, постепенно пробираясь дальше, на плечо и на спину (а я, как бы во сне, повернулся к нему спиной), начал, слегка прикасаясь к коже, водить ладонью и пальцами по моей спине то вверх к лопаткам, то к пояснице пока не коснулся трусов. Затем его пальцы скользнули дальше, огибая контуры моего зада. Его пальцы нежно блуждали по моей спине и попке, скользили вдоль резинки трусов. Я чувствовал, как его пальцы осторожно, но настойчиво прокладывают себе путь между бедром и трусиками. Еще несколько движений пальцами и вот уже, преодолев резинку трусов, они осторожно нырнули под них и коснулись попки. Прикосновения были осторожными, но доставляли мне огромное наслаждение. Я решил продолжать прикидываться спящим, ожидая что будет дальше. Резинка трусиков мешала, не позволяла проникнуть слишком далеко и я, как бы во сне немного повернулся так, чтобы у него появилась возможность легче продвигаться дальше. Мне так хотелось, чтобы он продолжал свои ласки и потрогал бы мою попку полностью. Будучи абсолютно уверен, что я уже крепко сплю, он, очень осторожно оттягивая резинку, сначала запустил свою руку в мои трусики, но потом, приспустил их чуть ниже ягодиц и стал спокойно гладить мою упругую, мягко-бархатистую, сочную попку, скользящей ладонью совершая круговые движения то по часовой стрелке, то против. И устремляясь в манящую его расщелину он осторожно, но настойчиво раздвигая ягодицы и втискивая руку в ложбинку между ними, подбирался с каждым разом ближе и ближе к тому месту, где у меня было скрыто сжатыми булочками девственное отверстие. Он сумел добраться до предмета своего вожделения и некоторое время кружил пальцами вокруг моего очка, слегка надавливая подушечкой пальца на туго стиснутое отверстие, как бы пытаясь проникнуть в него.
Я был дико возбужден, и это сладостной болью отзывалось в головке твердого, как штык, члена. Сложно сказать, что я чувствовал, но, кажется, чувствовал растерянность, а вслед за растерянностью не просто удивление, а недоверие к собственному предположению, что он меня хочет - настолько было невероятно, нереально, что все это со мной происходит. Я пытался осознать происходящее и найти выход, но одновременно не хотел, меня поглотила некая смесь возбуждения и боязни, желания и страха, предвкушения и … любопытства. Я был молод, а всякая молодость любопытна по своей природе – в молодости хочется раздвинуть горизонты и, заглянув за обыденность, испытать еще неизведанное; и любопытство мое заиграло, как молодое вино…
Меня несло потоком, который был гораздо больше и сильней меня. Приступ любопытства и давних потаённых желаний выдавливал из меня первоначальный страх. Я все больше проваливался в эту опасную и сладкую игру, и хотелось растянуть эти сладкие моменты как можно большее время. В голове все путалось и сливалось в непонятный вязкий поток, который все более и более накрывал меня и лишал способности связывать мысли. Конечно, все это было полное безрассудство, даже безумие, но ...
Но мне было интересно, что он будет дальше делать и дико хотелось продолжения. Он придвинулся и стал прижиматься к моей спине и заду, казалось он хочет вытащить свой член из трусов, упереть его мне в попку, прямо в колечко ануса и легонько попихать его туда, имитируя половой акт. При одной мысли об этом у меня сладко засосало в груди, возбуждение нарастало, сладкая ломота ощущалась в промежности: спереди – в яйцах, и сзади – в самом центре плотно сжатой дырочки. Я ждал продолжения, трепетно волнуясь, испытывая дикий страх вперемешку с возбуждением. Мысль об этом тревожила и пугала, но была чертовски приятна. Я был как под гипнозом, раздвоен между желанием и мыслями. Очень хотел и боялся. Боялся не самого действа, а последующей огласки, так как это может стать несмываемым позором и клеймом на всю жизнь, ведь это нарушение железных оков общественной, морали. Все, кого я знаю испытывали негативное отношение к однополому сексу и воспринимали как некую аксиому неприятие этого. Во всяком случае на словах. И я тоже также относился. Но самое главное, пожалуй, заключалось в том, что у меня не было предвзятого, а точнее – извращенного, болезненного, до пещерной гомофобии доходящего отношения к однополому сексу: воспринимал его отвлечённо, совершенно спокойно, без надрыва и рефлексии, рассматривая подобные сексуальные контакты как один из вариантов нормы – по принципу «кому что нравится». А еще, помимо всего этого, была тихая лунная ночь, палатка, ласкающий меня Рома и хотелось… хотелось чего-то такого…
