18 лет - лучший в жизни возраст! Окружающий мир, ещё совсем не изведанный, так волнует и манит, и, кажется, в будущем ожидает только самое лучшее! Однако для молодых людей этот возраст будет навсегда омрачён началом призывной компании, и необходимостью отдавать священный долг родным стране...
Как и всем юношам своего возраста тянуть лямку рядового мне не хотелось,а друг посоветовал мне клёвую отмазку: "В Военкомате скажешь, что тебе служить не позволяют убеждения, и ты хочешь проходить альтернативную службу. Закона о ней у нас в стране ещё нет, и потому тебя просто отпустят домой!".
Идея мне очень понравилась, я сразу успокоился и на следующее утро спокойно сам отправился в Военкомат, в котором вежливо, но настойчиво потребовал альтернативной службы, предъявив свои самые искренние убеждения о том, что убивать людей большой грех. Какого же было моё изумление, когда вместо того, чтобы спорить со мной или, как я планировал, отпустить меня домой, меня действительно назначили на альтернативную службу! Работать санитаром в больнице.
Больница стояла на самом отшибе, там, где начинаются бесконечные пустыри, где среди изрытых полей громоздятся забытые бетонные плиты, и где протянулись бесконечные вышки высоковольтных линий... Я никогда бы не подумал, что меня распределят именно в эту больницу, да ещё на целых
два года!
У всех людей рабочий день начинается в девять утра и заканчивается вечером. На свою новую работу мне приходилось приезжать на первом автобусе - к шести, а потом оставаться дежурить целые сутки. Весь привычный график жизни сразу пошёл под откос - таскать каталки с тяжёлыми больными круглыми сутками работа во многом хуже службы в армии. Не удивительно, что её придумали, как альтернативу! Но я справлялся. Молодому и сильному организму было всё нипочем, и у меня ещё оставалось на отдых и сон.
Более того, в ту прекрасную пору у меня как раз завершался период полового созревания. Естественно, что даже в больнице я заглядывался на женщин. Среди больных девушек было немного, в основном, моё внимание привлекал больничный персонал. Была в нём парочка хорошеньких врачих, да ещё несколько медсестёр. Однако о том, чтобы заговорить с врачами не могло быть и речи - они были слишком серьёзными, строгими и совершенно недоступными. Ко мне они относились, как к какой-то скотине, рабу или даже кому-то похуже. Это было очень унизительно, ведь я был не виноват, что судьба определила мне эту роль!
Медсёстры на первый взгляд казались доступнее. Уже в первый день я залюбовался их округлостями под строгими белыми халатами. Многие из них в летнюю жару надевали эту униформу прямо на трусики и лифчики, и когда наклонялись за чем-то, у меня дух замирал, стоило заглянуть за вырез... .
Каждый раз, поднимаясь вверх по лестнице, я с надеждой задирал голову вверх, и если выше этажом шла медсестра, моему взору открывались прекрасные виды: попки и трусики под халатиками.
Наверное, хорошенькие медсёстры были самым главным плюсом работы в больнице! Больше всех их мне нравилась Люба. Она была не просто красивой, она была шикарной! Блондинка с карими глазами и безумно длинными ресницами! Стоило ей улыбнуться, и казалось, всё вокруг расцветало. А ещё: У неё была большая красивая грудь, отчего халат на ней буквально выпирал вперёд, сильно натягиваясь в других местах. Низ же халата (очевидно специально) , был сильно укорочен - на манер мини-юбки, стоило ей пройти мимо, мужчины задерживали дыхание, разглядывая её длинные, крепкие и очень соблазнительные ножки...
Можете ли вы представить, что я чувствовал в свои 18 лет? Частенько от переполнявшего возбуждения я не знал, куда себя деть. А когда она шла рядом, мне буквально хотелось рыдать от невозможности прикоснуться к ней...
Однажды мне повезло: спеша куда-то по коридору, Люба уронила папку с документами. Я замер... Она медленно наклонилась за ней, и я увидел краешек её великолепной попки! Спустя минуту, не помня себя от возбуждения, я стоял, прижавшись спиной к холодным кафельным стенам ванной комнаты, крепко заперев дверь изнутри, и ласкал себя короткими резкими движениями, чтобы выплеснуть всю накопившуюся страсть... . Но и когда я кончил, легче мне не стало.
Надо сказать, что в те дни я полностью пребывал в каких-то романтических подростковых иллюзиях. Воспитанный на голливудских фильмах, в которых всё показано так просто, понятно и красиво, я решил пригласить Любу на чашку кофе. В фильмах эта схема действовала безотказно: сначала девушка идёт с парнем в кафе, затем они гуляют вместе по городу, вечером они встречают закат на пляже, а ночью у них секс. Почему-то я был убеждён, что схема эта работает всегда, не зная сбоев!
Воспользовавшись тем, что Любу назначили на операцию, я вызвался помочь ей отвезти каталку с больным. Старик лежал под капельницей без каких-либо признаков жизни, и мы не обращали на него внимания. Мы шли рядом по длинному больничному коридору, и стук её каблучков с каждым шагом отлетал гулким эхом от его стен...
- Жарко сегодня, - решился я начать беседу.
- Ага, не говори, такая парилка, - равнодушно ответила она, глядя в сторону.
Ага, "не говори"! - обрадовался я. Так обычно говорят друзьям: "У тебя классная грудь" , "Да не говори:". Настроение улучшилось само собой. "Люба-любочка" , - пропел я тихонько, так, чтобы она не слышала, и добавил: "как же сильно ты мне нравишься...!".
Что она со мной делала! От одного её вида я начинал дрожать всем телом, голос срывался, а в её глаза я и взглянуть-то не смел! Один её взгляд - этих больших шоколадных глаз с длинными ресницами пронзал насквозь, как лазерные лучи в фантастических фильмах:
- Тебя ведь Люба зовут? - решил я заговорить сам, стараясь казаться как можно более равнодушным.
- Ага, - коротко бросила она. Как зовут меня, она конечно даже не спросила.
- Меня Лёша, - решил я представиться сам.
- О-кей... - ответила она, нажимая кнопку лифта.
Ненавижу, когда эти слова произносят вот так! Этим равнодушным "о-кей" можно просто убить человека!
Мы вошли в грузовой лифт (операционная находилась на последнем этаже) . Когда двери захлопнулись, я почувствовал, что сейчас самый подходящий момент: полумрак, мы одни (больного под капельницей я не рассматривал, как человеческую единицу) , самое время брать "быка за рога". Если бы я знал, как холодно в эту минуту её сердце, как медленно оно бьётся от моего самого пылкого взора, я трижды подумал бы, прежде чем заговорить!
- Слушай, может быть, сходим куда-нибудь после работы? - предложил я.
- Ха! - усмехнулась она. Я замер... От одного слова зависела вся моя жизнь! Лифт с грохотом встал, отчего лекарство в капельнице вздрогнуло. Я тоже вздрогнул.
- Женилка у тебя ещё не выросла взрослых тёть на ужин приглашать! - усмехнулась она, выкатывая носилки в коридор, - свободен! Дальше я сама:
18 лет - сложный возраст. В нём человек ещё только формируется как личность, и одна неверная фраза, один неверный шаг может наложить страшный отпечаток на всю дальнейшую жизнь. Так и получилось. Своей грубой фразой Люба разом убила во мне и мужчину, и кавалера, превратив из открытого, добродушного парня, в замкнутого, вечно сомневающегося в себе, порой ненавидящего себя человека. Я перестал смотреть женщинам в глаза, не зависимо от их возраста; перестал заговаривать с медсестрами, превратившись из "санитара по найму" в одинокую больничную крысу. Теперь, услышав смех за спиной, я сразу думал, что это смеются надо мной. А стоило кому-то со мной заговорить, как я смущался ещё больше. Впрочем, Любу я из головы не выбросил, только теперь она казалась мне ещё более недоступной, королевой моих грёз... Самому себе в этом королевстве я отводил лишь роль несчастного пажа...
Прошло несколько месяцев. В один прекрасный день я отвозил пустые склянки на склад. . Вход туда был через перевязочную, и, замешкавшись, я едва не уронил тележку, открывая тяжелую дверь. Банок было много, и на то, чтобы аккуратно расставить их по полкам у меня ушла уйма времени. Когда же я собирался уходить, то услышал, как хлопнула дверь: в перевязочную кто-то вошёл. Выглянув из склада через крохотное стеклянное окошко, я увидал Любу. Она стояла ко мне спиной, и потому, не опасаясь быть замеченным, я мог беззастенчиво её разглядывать с ног до головы. Она же огляделась по сторонам, затем сняла свою белую медицинскую шапочку, выдернула резинку из хвостика, распустив свои роскошные светлые волосы. Положение подсматривающего было унизительным, и я уже хотел было выйти из своего укрытия, как вдруг дверь хлопнула снова, и следом за Любой в перевязочную вошёл главврач Павел Андреевич.
Стоит отдельно сказать об этой персоне! Это был далеко уже не молодой, лысый человек в очках с толстыми стёклами. . Он заведовал отделением, на котором мы работали, и, судя по всему, был не бедным человеком. Дело в том, что больница наша была скверной, и каждый пациент, даже если не мог дать взятку, старался сделать по возможности дорогой подарок главврачу, чтобы лучше лечили. В результате, на работу Павел Андреевич приезжал на дорогом джипе. Однако что он здесь делает?
С некоторой неприязнью и сомнением главврач осмотрел перевязочную - небольшую комнатку, стены которой были покрыты зелёным кафелем, а в центре стоял большой металлический стол дляперевязок. Видимо здесь ему бывать приходилось не часто.
- Ладно, давай сегодня сделаем это быстро, а то у меня много работы: - наконец устало сказал он.
