Не дрочил, не подсматривал, и даже не фантазировал по поводу своей матери.

Нет, не было у меня такого, о чём пишут некоторые парни, которые, по их словам, уже с детского сада мечтали переспать с мамой.

На мать я никогда не онанировал, не потому, что она у меня некрасивая. Вовсе нет, даже напротив, мамаша имела неплохую фигуру и на лицо симпатичная шатенка

с длинными каштановыми волосами, спадающими на плечи, которые она закалывала на голове в шиньон. Обладательница выразительных зелёных глаз, аккуратного носа и чувственных губ, мама Женя была привлекательной женщиной.

Но несмотря на свою природную красоту, мама выглядела не сексуально, она работала учительницей в школе и одевалась соответственно - в строгий чёрный жакет, белую блузку, и длинную юбку ниже колен, а также мать никогда не красилась и носила очки, которые вообще-то ей шли. Я не представлял свою мать без очков.

Возможно из-за одежды и стеснительности на работе и в быту, моя красавица мама и не вызывала во мне сексуального влечения.

Дома мать одевала длинные халаты до пят и так всё время ходила. Я никогда её не видел в ночной рубашке, или в лифчике, не говоря уже о трусах.

А вот соседка, тётя Лена, жившая с нами на одной лестничной площадке, одинокая сорокалетняя разведёнка, красивой женщиной вовсе не была, но эта, конопатая, низкорослая и полноватая блондинка с голубыми глазами, была объектом моей дрочки в школьные годы.

Тётя Лена работала официанткой в ресторане, жила в однокомнатной квартире без мужа и детей и была слаба на передок. Она частенько возвращалась домой пьяная, да не одна, а в обществе очередного ухажёра, которые, как правило, долго у неё не задерживались.

Некрасивая конопатая тетя Лена, ярко красила красной помадой губы, подводила глаза синими тенями, носила тугие обтягивающие юбки выше колена, под которыми её толстая жопа выглядела соблазнительно. А ещё у моей соседки с первого этажа, были широкие гладкие ляжки и приличные сисяры, двумя большими холмами, выпирали под одеждой.

И на эту сорокалетнюю, конопатую блядь с большой грудью и толстым объёмным задом я дрочил по несколько раз в день. Представляя, как спасаю тётю Лену возле ресторана от пьяных хулиганов, и она в благодарность ведёт меня к себе в квартиру, где я ебу её в позе "раком" через жопу.

Но, тем не менее, по злой или не злой иронии судьбы, стройные ножки матери первой из женщин сомкнулись на моих бёдрах, и я нисколько об этом не жалею, да и она тоже.

И произошло это приятное для нас с ней событие благодаря моему раздолбаю папаше и его пристрастию к водке.

Отец, когда не пил, был нормальным мужиком, работящим и тихим. Про таких в народе говорят: «И мухи не обидит». Но стоило папаше напиться, как он моментально превращался в зверя. И тогда для нас с мамой дома начинался настоящий ад.

Отец приходил домой и избивал мать, да и на меня набрасывался с кулаками. И что было характерно, на работе или на улице чужих людей он не трогал, а именно вымещал свою пьяную злобу на домашних, периодически избивая жену и сына.

Мать шла на работу в школу с синяками и разбитыми губами, которые она старалась маскировать под слоем пудры и крема. Отец незаслуженно обвинял мою скромницу и домоседку маму в изменах и избивал.

Деваться нам с ней было некуда, мама детдомовская, да к тому же приезжая, она попала в наш город по распределению после института. Где и познакомилась с мужем, с виду нормальным парнем, впоследствии оказавшимся настоящим домашним тираном.

Нас ещё спасало то, что отец как правило не уходил в длительные запои, его пьянка продолжалась три-четыре дня и он вновь становился нормальным человеком до следующего запоя. А они случались у папаши раз в месяц после получки. Обычно в такие дни, когда отец буянил пьяный и набрасывался на нас с мамой с кулаками, мы с ней уходили из дома и пережидали запой папаши на даче.

Хотя дачей то место, где нам приходилось проводить несколько дней и зимой, и лет­ом можно было назвать с натяжкой. Дачным домиком нам служила обычная будка от "м­ашины-бытовки" - её папаша притащил с ра­боты и установил на участке.

Будка была полностью из железа с окном и дверью. Внутри у ст­ены стоял топчан, на котором можно было поспать, стол и печь буржуйка с трубой, выведенной в стену будки. Вот на этой да­че и в железной будке от "машины-бытовки" нам приходилось пр­ятаться от пьяного отца и в мороз, и в жару.

Летом железная будка нагревалась на солнце и в ней было невыносимо находиться. Хорошо, что рядом с дачными участками протекала река, в ко­торой можно было иск­упаться. А зимой наоборот железо, из которого была сделана автомобильная будка накалялась от мороза и нас с мамой в та­кие дни спасала печк­а-буржуйка, установл­енная внутри бывшей бытовки.

Чтобы не замёрзнуть, нам приходилось пос­тоянно подкладывать в печь дрова, которые мы с мамой запасали заранее, предвидя очередной запой отца. Дачные участки, где стояла наша будк­а, находились на окр­аине города, рядом река, городское кладб­ище и окружная дорог­а. Место даже днём неприветливое и безлю­дное.

Было, конечно, страш­но идти ночью с мамой в сторону кладбища и ночевать недалеко от виднеющихся через дорогу могил. Но дома было ещё страшне­е, отец мог избить или вообще убить в пр­ипадке необоснованной пьяной злобы.

Зимой мы топили печь и ложились с мамой на топчан прямо в од­ежде. Мать прижимала меня к себе, а я ст­арался от неё оттолк­нуться - мне не нрав­ились её сиськи, к которым она меня стар­алась прижать.

Молодой был тогда гл­упый.

Так продолжалось до того времени пока я не перешёл в шестой класс. Отец по насто­янию, родственников, которым тоже надоели его загулы, поехал в Москву и закодиро­вался от алкогольной зависимости. И для нас с мамой наступ­или райские дни. Пап­аша не пил и снова стал заботливым отцом и любящим мужем. За­рплату теперь принос­ил домой, а не пропи­вал, как раньше, даже машину купил. Не новую конечно, а подд­ержанный "Москвич", но довольно в прилич­ном состоянии.

Но, как говорится, бывших алкоголиков и наркоманов не бывает. Рано или поздно они срываются. Так и произошло с моим отцо­м. Он честно продерж­ался четыре года и сорвался в запой зимо­й, когда я уже закан­чивал десятый класс.

— Не ходи домой, сын­ок, там отец пьяный. Всю мебель в доме перебил и за мной с ножом гонялся. - сказала мать, встретив меня на улице.

Был поздний вечер и я шёл от друзей стар­аясь быстрее добрать­ся до дома так как крепкий морозец щипал за уши. Январь в этом году выдался на редкость холодным и полностью оправдывал название самого мо­розного месяца года.

— Как это пьяный? Ве­дь он же закодирован­ный? - переспросил я у матери и судя по её растрёпанному виду и синяку на лице всё понял.

— Был, да сплыл, сын­ок. Не ходи ты домой от греха подальше. У него нож в руке, и он грозится убить и тебя, и меня. - тре­вожным голосом сказа­ла мне мать, видя, что я порываюсь идти в сторону нашего дом­а.

Ростом я пошёл в отца и к восемнадцати годам был видным парн­ем, и если раньше я боялся пьяного папаш­у, то сейчас вполне мог ему накостылять.

— Так давай тогда в милицию пойдём и зая­вление на него напиш­ем. Тем более он с ножом на тебя кидался, мам. За это статья полагается. предл­ожил я матери, но та в ответ лишь покача­ла головой.

— У твоего отца в ми­лиции родня работает. Если его сейчас за­берут, то утром выпу­стят и тогда нам ещё хуже будет. Нет, по­шли лучше переждём, пока он не протрезве­ет. А потом я на раз­вод подам, надоело жить постоянно в стра­хе. - мама Женя реши­тельно завернула меня с дороги домой и повела за руку по зас­неженному тротуару в другую сторону от нашей пятиэтажки куда я стремился попасть­.

А я ей подчинился, хотя меня так и подмы­вало набить морду от­цу, но против ножа я ничего не мог сдела­ть, хотя раньше папа­ша за ножи никогда не брался, всегда пре­дпочитал махать кула­ками.

Идти ночью в мороз на окраину города, где находилась наша да­ча, единственное мес­то, служившее нам уб­ежищем от пьяного па­паши, мне не очень хотелось, да и я мог вернуться обратно к другу Сашке, у котор­ого играл только что в карты и переночев­ать у него дома в те­пле, тем более что я несколько раз у него оставался на ночь, а его родители были не против.

Но моя мама стесняла­сь идти на ночлег к чужим людям с синяками на лице, и мы всегда с ней ночевали на даче в железной будке от машины и сейчас я не мог бросить мать и понуро шёл в её сопровождении по заснеженному тротуару, кроя алкаша отца последними словами.

— Я не пойму, мам, куда ты меня ведёшь, дача то в другой стороне находится? - удивлённо спросил я у матери, когда она, вместо того чтобы идти по центральной улице вниз к городскому кладбищу и реке, где располагались дачные участки, свернула на боковую улицу в район