Настойчивый стук в дверь заставил открыть глаза Степана Федоровича – волшебника высшей категории по Северо-Западному округу. Недовольно крякнув, он поднялся с дивана, натянул на себя майку-алкоголичку с жирным пятном на пузе и, сунув ноги в тапочки в виде двух мышей, пошаркал ко входной двери.
– Кто?
– Волшнадзор, открывайте.
– Этих ещё не хватало, – цокнул языком волшебник, но всё же повернул защелку замка.
На пороге оказались двое. Мужчина лет сорока, одетый в безупречный классический костюм синего цвета, в начищенных до зеркального блеска туфлях и папкой подмышкой. Рядом с ним стояла женщина, она выглядела помоложе – лет тридцать пять, не больше. На ней было строгое серое платье, волосы были собраны в какой-то шар, торчащий на макушке, а на нос были надвинуты огромные очки. Ни дать ни взять, училка химии и бросивший пить трудовик, которого выдернули со свадьбы.

– Ну? – выдавил из себя Степан Федорович.
– Так, секундочку, – произнесла училка и, развернув перед собой какой-то сложенный вдвое лист, пробежала по нему глазами, будто выискивая фамилию ученика, который следующим пойдет к доске, – Ага... Бурский Степан Федорович, верно?
– Ну? – повторил волшебник и показательно зевнул.
– Меня зовут Светлана, это Ярослав. Мы из Волшнадзора, – она протянула Бурскому удостоверение, на которое тот, впрочем, даже не взглянул, – показатели эффективности вашей работы падают на протяжении последних двух лет, Степан Федорович. Мы вынуждены провести проверку. Разрешите?

Светлана шагнула к двери так уверенно, будто собиралась пройти сквозь хозяина квартиры, совсем его не заметив.
– А этот немой что ли? – кивнул Бурский на второго гостя и почесал свой живот здоровенной пятерней.
– Я попросил бы вас... – оживился трудовик.
– Так попроси.
Неловкую паузу разрядила Светлана. Она решительно распахнула приоткрытую дверь и строго взглянула на волшебника.
– Степан Федорович, давайте не будем устраивать конфликты на ровном месте. Разрешите нам осмотреть ваш инвентарь, проверить кое-какую информацию, задать несколько вопросов и мы уйдем. Хорошо?

– Я бы предпочел, чтобы вы начали в обратном порядке, но ладно, – махнул рукой Бурский, – заходите, раз пришли.
Он развернулся и направился внутрь квартиры, на ходу почесывая то бок, то подбородок, то затылок. Представители Волшнадзора не заставили себя ждать, проследовав вслед за ним.
Пройдя на кухню, Бурский развалился на широком стуле и еще раз зевнул. В этот раз с ужасающим звуком.
– Степан Федорович, как я уже говорила, показатели эффективности вашей работы падают на протяжении нескольких лет. В чем причина такого положе... Боже, это что? Это ваш котёл для зелий? – Её и так большие глаза от удивления распахнулись еще шире. – Почему он в таком ужасном состоянии? И что там сейчас варится?

– Пельмени. Будете? – равнодушно предложил Бурский и сунул мизинец в рот, пытаясь выковырять что-то, застрявшее между зубов.
– Это ужасно, – выдохнула Светлана, – это просто ужасно... Разве так можно, Степан Федорович? Вам оказана честь, вы работаете в одном из самых престижных отделов нашего Министерства – в отделе любовных вероятностей. Вы должны соединять сердца несчастных людей, делать их счастливыми, любящими, любимыми... А вы что? Вместо того, чтобы варить зелья, вы варите в котле пельмени? Вы понимаете, что мир, весь наш мир потому только и существует, что ещё жива в нем любовь? Исчезни она и всё рухнет, всё накроется... я даже не знаю чем, но точно ничем хорошим.

– Ну? – кивнул Бурский, разглядывая кусочек пережеванного мяса, который ему все же удалось вытащить из зубного плена.
– Покажите вашу лицензию на осуществление волшебства, пожалуйста, – наконец-то вступил в беседу Ярослав.
– На столе.
– Где?
– Ну вот же, – Бурский смахнул со стола прямо на пол кучку кожуры от апельсинов, и под ними тут же обнаружилась промасленная бумажка с несколькими чайными следами от кружки.
– Как же так можно, Степан Федорович? – теперь уже у трудовика глаза полезли на лоб, – это же документ! Люди бьются за право обладания этой лицензией, а вы на ней апельсины чистите и непонятно что еще делаете.
– Это просто... У меня слов нет, – всплеснула руками Светлана, – я одного не понимаю. По нашим данным к вам уже четыре раза приходили наши сотрудники из Волшнадзора. Неужели они всего этого не видели? Как так вышло, что ни один из них не отобрал у вас лицензию? Вы предлагали им взятки или что?

Бурский лишь равнодушно пожал плечами, принявшись ковыряться в ухе тем же мизинцем, который только что героически спас застрявший в зубах кусочек пищи. Двое молча наблюдали за волшебником, периодически переглядываясь. Наконец, Светлана решила сменить тактику. Присев на стул, она заговорила примирительным тоном:
– Степан Федорович, ну нельзя же так. Ну не может ответственный за любовь волшебник быть... вот таким. Ну вы же понимаете, что это неправильно, некрасиво, не по-нашему.
Бурский, наконец, отвлекся от мизинца и поднял тяжелый взгляд на Светлану.

– А как по-нашему, Светик? Как? Это вы ходите со своими папочками по волшебникам и учите их жизни, а я здесь живу и вижу, к чему приводит всё это волшебство. Вон, соседи мои – десять лет назад я их соединил. Жили счастливо, детей нарожали и что? Сократили его на работе, денег стало не хватать, тут любовь и закончилась. Ей некомфортно, детям не хватает, он пить начал. Слышу, что и руку иногда поднимает. Где она, эта ваша любовь? Думаете, что я недоработал? А вот и нет. Образцовое заклятье было. Только любовь эта ненастоящая, искусственная, понимаете? В Министерстве галочку поставили и всё. А как там дальше, жива эта любовь или нет – это их уже не интересует. Или в соседнем доме парочка живёт. Жила. Долго я их водил кругами, чтобы встретились. Сработал идеально. Увиделись, влюбились, поженились. А потом он другую любовь встретил – уже настоящую. Бросил свою жену и ушёл. И что, кто виноват? Я? Нет, я все по учебнику делал. Он? Тоже нет, потому как у естественной любви силенок-то побольше, чем у всего нашего Министерства. Вот и получается, что никто не виноват, а на одного несчастного человека в мире стало больше. А может, и не на одного. Кто знает, может, у той, к кому он ушел, тоже кто-то был. И знаете, сколько таких историй я вам рассказать могу? Любовь – это и есть волшебство, самое настоящее, а вы в него лезете своими ручонками. Всё вам мало, всё у вас галочки да графики на уме. Да плевать я хотел на всё это ваше Министерство, весь этот ваш Волшнадзор и на все эти ваши бумажки с папочками тоже.

Бурский замолчал и, поднявшись со стула, выключил газ под котлом с пельменями. Переложив их в глубокую тарелку, он достал из холодильника банку сметаны, разложил всё на столе и снова плюхнулся на стул, принявшись аппетитно поедать своё незатейливое блюдо. Молчавшие всё это время сотрудники Волшнадзора, наконец, пришли в себя.

– Почему тогда вы просто не сдадите лицензию? – спросил Ярослав, – если вам не нравится ваша работа, пусть ее делает кто-нибудь другой.
– Который и дальше будет плодить эту искусственную любовь? Нет уж, я насмотрелся, хватит. Пусть будет меньше, да лучше. Пусть не сто человек влюбится, а всего двое, но это будет настоящая любовь, на всю жизнь, а не вот эта подделка... Так что лучше я посижу на этом месте, меньше зла людям принесу, чем какой-нибудь новенький дурачок. Будете пельмени? Еще раз спрашиваю.

Светлана и Ярослав снова переглянулись. Им нужно было принимать решение и они знали, каким оно будет. Осталось лишь выбрать, кто его озвучит. Первой решилась Светлана.
– Бурский Степан Федорович, на основании проведенной проверки, нами, сотрудниками Волшнадзора, принято решение об отзыве вашей лицензии на совершение волшебства. Мы изымаем документ и сообщаем о том, что впредь вы не имеете права пользоваться волшебством ни в каком виде. Об этом будет сообщено в Министерство, после чего вы будете уволены навсегда.

– Ага, давайте, – кивнул Бурский и, не поднимая глаз от тарелки, сунул в рот очередной пельмень.
– Неужели вам совсем плевать на то, что вы перестанете быть волшебником?
– Да идите уже, дайте поесть.
Ярослав двумя пальцами подцепил лежащую на столе лицензию и, не скрывая отвращения, сунул ее в свою папку. После чего, взглянув на Светлану, хотел было уже направиться к двери, но почему-то не смог отвести от нее взгляда. Она стояла перед ним, такая красивая, такая милая... Как он раньше не замечал этого? Да и Светлана тоже не торопилась уходить. Заметив взгляд Ярослава, она засмущалась, её щеки полыхнули огнём, а губы сами собой расплылись в застенчивой улыбке. Этот Ярослав... Какой же он мужественный, какой надёжный...

– Так, пока вы тут не устроили чего-нибудь, лицензию на место положите, при мне напишите бумажку о том, что нарушений не выявлено, а затем уже валите хоть в отель, хоть на край света, – с усмешкой наблюдая за ними, произнес Бурский, окунув прямо в банку со сметаной пельмень на вилке.
– Я напишу, – не отводя влюбленного взгляда от Ярослава, прошептала Светлана.
– Нет, я.
– Ты и так сегодня много писал, давай я.
– Да быстрее же, голубки! Растечетесь сейчас по моей квартире, а мне потом полы мыть.
Когда лицензия вернулась на свое законное место, а протокол был подписан всеми участниками осмотра, двое, взявшись за руки, покинули, наконец, жилище волшебника. Закрыв за ними дверь, Буровский подошел к графику выполненных соединений, приколотый к стене кнопкой и, найдя сегодняшнюю дату, поставил в нужном квадратике галочку.
– Повезло ребятам. А могли ведь и двух мужиков прислать. Фу, блин...
Буровский, волшебник высшей категории по Северо-Западному округу, почесал пузо, широко зевнул и, прошаркав в спальню, снова завалился на диван. Волшебство случается даже тогда, когда волшебники спят. Но только настоящее волшебство.