Солнце уже показалось над горизонтом, и самые яркие утренние звезды становились неразличимы в темной полоске на западе. Кому приходилось встречать рассвет в степи, тот знает, что в первые минуты на тусклый красный диск можно смотреть без опаски. Это чуть позже, когда солнце поднимется немного выше, оно начнет обжигать своими лучами сухую землю и слепить глаза. Да и небо из синего быстро превратится в нечто такое жуткое, серо-желтое, не имеющее ничего общего с чудесной красотой, всегда обычно изображаемой художниками на картинах с помощью «синего кобальта».
Как раз в сторону восходящего солнца и уходила грунтовая дорога, к которой больше подходило слово «направление». Обычно по ней ездили не очень часто – нечего тут делать. Но только не сейчас! Конфликт на Халхин-Голе продолжался! И все машины летят сюда с боеприпасами и продовольствием. А обратно - десятки раненых!
Политрук Алексей Булавин приподнялся из окопа и приложил к глазам бинокль. Что-то очень подозрительно затихли японцы. "Обиделись" наверно на наш уж очень невероятно "гостеприимный" приём, и очень горячий - три "Максима" лупили по рядам наступавшей пехоты длинными очередями. А они всё шли, сверкая штыками. Но вот и идти некому... Но фатализма у них сколько! Орут всё "Банзай!" и прут вперёд. Как один выдал на допросе:
- Доля самурая тяжела, ответственность перед божественным императором велика, а вот смерть - легче пёрышка цапли!
Я с некоторым трепетом всматривался в лицо комдива Жукова. Вроде самое обычное лицо... Невысокий, кряжистый, но его выдают глаза - это глаза властного, такого очень жестокого человека и военноначальника. По окончании битвы я доложил в Главное политуправлениео том, что по его приказу было расстреляно 600 командиров нашей армейской группы.
Как-то я сдавал документы в политотдел, а тут зашли Жуков и начштаба 1 армейской группы комдив Богданов. Зная, что Жуков сильно не любит политруков, а нрав у него невероятно крутой, я хотел было выйти, да он остановил меня:
— Ну что, политрук, чего нам не хватает, чтобы побить японцев?
— Снайперов, товарищ комкор. Да нет, я не шучу, я твёрдо уверен, что отделение наших снайперов, да с "СВТ", легко уничтожит роту пехоты. И даже легко остановит батальон пехоты японцев. Как? Да они ловко уничтожат всех офицеров японцев, чтобы те не махали своими катанами, а без командования смелый японский солдат совершенно пассивен.
Инициатива всегда и постоянно ёбё... лупит самого инициатора. Меня наш начштаба по указанию Жукова неожиданно отправил в Московскую школу снайперов - раз я его так убеждал, что отделение хороших снайперов может остановить атаку даже целого полка.
Получил я по денежному аттестату деньги за 4 месяца, на продскладе мне хитрые ловкие и такие прохиндеи-кладовщики выдали паёк на неделю и за десяточку новый сидор. И, убедив меня, консервы крабов, мол этих пауков никто не хочет брать. Я конечно слегка покочевряжился, но с большим удовольствием взял полный сидор, да заодно выпросил и "вот эти иностранные яркие банки". Как потом оказалось, нам в Чите спихнули банки американской тушёнки и сосисок, да политруки орут, что империалисты нам отраву суют. А я набрал полный портфель - ещё за десяточку мне "подарили". Так что пёр я полные руки всего, но знал, что в дороге всё пригодится. Хоть Франклин Делано Рузвельт и объявил нам "моральное эмбарго", но торговцев остановить невозможно! Лес, пушнина - всё это так довольно легко менялось на отличные американские консервы и чудесные лекарства.
В Чите за банку консервов и две бумажки с "шахтёрами" я получил за свой литер билет в купейный вагон. Я не сноб, но будучи постоянно в большой скученности людей в военной форме хочется хоть немного побыть в окружении всего трёх человек в купе. Пять, а то и семь дней до Москвы в плацкарте - нервов не хватит!
В седьмом купе были трое студентов-гидромелиораторов, они в Чите готовили свои дипломные работы. Я сразу понял, что они голодны и, подойдя к проводнице, заказал четыре харчо и также бифштексы. Вот деньги для вагона-ресторана, а вот вам за чай и печенье. Ничего что больше, такой красивой проводнице - в самый раз. Простой весьма комплимент, но дама сразу вся засияла. Доброе слово и кошке приятно! И через полчаса чудесные запахи в нашем купе - всё оплачено.
Студенты посомневались, мол они сытые (ага, уже два дня "сытые"), но потом быстро всё слопали. И вот чай и мы наконец познакомились. Чуть потемнело, я вовсю уже обнимался с аппетитной Олей, а рядом Пашка лихо зажимал свою подругу Ирочку. Они с Ирой уже живут вместе. После поцелуя "благодарности" от Оли я твёрдо был уверен, что сегодня меня кто-то точно "приспит". Да ну и обязательно какая-то сволочь постарается испортить всё моё отличное настроение.
Вдруг без стука, а мы уже полуголые, ворвались какие-то двое вонючих урок. Эти блатные прищуры глаз, эти шепелявые нарочито выражения... И сразу к девушкам приставать, да совершенно игнорируя нас с Пашкой. Пашка и девушки сильно сникли. Я постарался их позлить и урки сразу: "Пойдём выйдем". - "Хорошо, но по-одному". Они заржали как два жеребца и "бычок" с мордой дегенерата пошёл впереди меня в тамбур. Он ведь не знал главного, мне уже два года посчастливилось обучаться в одной группе самого Анатолия Харлампиева. Вот невероятной силы был человек - он пальцами ломал пятаки. Да что пятаки - он остановил тройку лошадей, которая мчалась во весь опор! Ирония судьбы - в экипаже была его будущая жена.
Этот дегенерат достал финку и стал ей поигрывать, но обманное движение, рука на болевой, он завыл и тут "полёт ласточки"! Теперь он присел в углу и пытается научиться дышать снова... Тут и второй влетает, да я помог ему продолжить рывок и попытаться ему головой пробить стенку вагона. Нет, стенка оказалась крепче. Ну и башка у второго, всё же встал и полез в карман, а зря! Мах, удар по яйцам, а когда он открыл в беззвучном крике рот, я вонзил финку в сердце. Они собрались меня убить - получите ответ! Почти точно, как сказал Александр Невский: "Кто с финкой на меня вдруг пойдёт, тот тогда от финки и погибнет!"
Забрал я "ТТ" у второго, обшмонал их и, открыв стволом "ТТ" дверь, (да, стволом "ТТ" можно открывать двери в вагонах), затем поднатужился и выкинул обоих. Так сказать - "на свободу с чистой совестью и финкой в сердце".
Как меня встретили в купе! Оля прижалась всем телом и страстно поцеловала. Отпустила меня после такого долгого поцелуя! Потом Пашка пожал руку, а Ирочка повторила страсти Оли. Ира явно имеет опыт интимного общения с мужчинами, чуть отстранившись от меня, так нахально пощупала мой бугор на ширинке галифе. Так что ночью Пашка, выпив стакан водки для снятия стресса, уснул на второй полке, а девушки всю ночь ласкали меня. Ещё бы - герой! А героев нужно благодарить. У Оли был безопасный день, а Ира на ушко мне предложила после Оли кончить в её ротик. Я немного был в шоке, но прекрасно восхищён смелостью и новаторством милой, но такой весьма опытной студентки. Хотя им всем уже по 21 году! Да Ира уже была замужем! Это мне 25, я для них почти совсем взрослый!
Утром мы "полечили" Пашу, а я все пять дней кормил эту компанию - деньги у них давно закончились. В чемоданчике урок была неплохая сумма денег, я её переложил в свой портфель, а этот чемодан птицей выпорхнул в открытое по этому поводу окно. Затем я в один день удивил студентов - заказал в ресторане только гречневую кашу, но снабдил тарелки с кашей крабами. Как они охали от восторга - крабов и в Москве не достать, а я лихо открыл две банки. Все трое восторгались отличным вкусом - недаром японцы постоянно лезут в наши воды за крабами.
Так что Паше опять "штрафную", а девушки опять "благодарили" меня. Умелый ротик Иры вновь поднимал моего "бойца" на совершение подвигов. В постели, конечно! Оля тоже сильно "проголодалась" и вовсю лихо раздвигала свои стройные ножки в полутьме купе. Эта поездка прошла просто чудесно! Но вот вскоре мы подъезжаем к столице!
Халхин-Гол. часть 1. Начало
Солнце уже показалось над горизонтом, и самые яркие утренние звезды становились неразличимы в темной полоске на западе. Кому приходилось встречать рассвет в степи, тот знает, что в первые минуты на тусклый красный диск можно смотреть без опаски. Это чуть позже, когда солнце поднимется немного выше, оно начнет обжигать своими лучами сухую землю и слепить глаза. Да и небо из синего быстро превратится в нечто такое жуткое, серо-желтое, не имеющее ничего общего с чудесной красотой, всегда обычно изображаемой художниками на картинах с помощью «синего кобальта».
Как раз в сторону восходящего солнца и уходила грунтовая дорога, к которой больше подходило слово «направление». Обычно по ней ездили не очень часто – нечего тут делать. Но только не сейчас! Конфликт на Халхин-Голе продолжался! И все машины летят сюда с боеприпасами и продовольствием. А обратно - десятки раненых!
Политрук Алексей Булавин приподнялся из окопа и приложил к глазам бинокль. Что-то очень подозрительно затихли японцы. "Обиделись" наверно на наш уж очень невероятно "гостеприимный" приём, и очень горячий - три "Максима" лупили по рядам наступавшей пехоты длинными очередями. А они всё шли, сверкая штыками. Но вот и идти некому... Но фатализма у них сколько! Орут всё "Банзай!" и прут вперёд. Как один выдал на допросе:
- Доля самурая тяжела, ответственность перед божественным императором велика, а вот смерть - легче пёрышка цапли!
Я с некоторым трепетом всматривался в лицо комдива Жукова. Вроде самое обычное лицо... Невысокий, кряжистый, но его выдают глаза - это глаза властного, такого очень жестокого человека и военноначальника. По окончании битвы я доложил в Главное политуправлениео том, что по его приказу было расстреляно 600 командиров нашей армейской группы.
Как-то я сдавал документы в политотдел, а тут зашли Жуков и начштаба 1 армейской группы комдив Богданов. Зная, что Жуков сильно не любит политруков, а нрав у него невероятно крутой, я хотел было выйти, да он остановил меня:
