Глава 1
Был теплый июльский вечер. Такие вечера, казалось, созданы для тихих прогулок и наслаждения пением цикад и свежим летним воздухом. Но вовсе не так тихо было в этот вечер в усадьбе княгини Уваровой. Уже около получаса шумная толпа крестьян стояла у двери особняка, ругаясь с двумя господскими слугами и требуя сюда саму княгиню.
- Едрить твою мать! Пускай ее сиятельство сама к нам выйдет! Пусть выйдет на разговор! - кричали явно чем-то недовольные крепостные, в руках у некоторых из
которых были лопаты, вилы и даже топоры.
- Что вы себе позволяете! Вы не имеете права! - возмущался престарелый приказчик с седыми бакенбардами, пытаясь хоть как-то утихомирить толпу. - Ужо погодите: услышат о ваших проделках в городе, приедут жандармы и всех вас в Сибирь отправят! Разойтись всем немедленно!
Но слушать его никто не собирался, а возмущение всё нарастало.
- Пусть сама выйдет, змеюка подколодная! Пусть перед православным людом ответ даст, что она тут творит!
Из отрывочных выкриков мужиков можно было понять, что на днях по вине княгини Уваровой скончались сразу три крепостных девки - все три были запороты до смерти, при чем как утверждалось некоторыми - запороты самолично барыней. И опять, судя по выкрикиваемым в адрес княгини обвинениям, это был далеко не первый подобный случай за последние годы - крестьянские девушки уже давно были объектом особой жестокости со стороны княгини Уваровой.
Возмущение нарастало, и вскоре мужики, отшвырнув в сторону седого приказчика, стали ломиться в дверь. Вдруг в этот момент на балконе показалась женская фигура. Это была сама княгиня Ольга Николаевна Уварова. Красивая женщина, лет тридцати пяти, она спокойно бросила надменный взгляд на толпу.
В один момент все крики стихли, и воцарилась мертвая тишина. Крестьяне испуганно и даже немного сконфуженно смотрели на свою барыню, которую только что сами требовали сюда. Княгиня усмехнулась и с презрением сказала:
- Ну что, чернь, вы хотели меня видеть? Что ж, вот она я! Чего же вы хотели? Только говорите скорее - мне несносно ощущать здесь ваш навозный запах!
Мужички тихонько зашушукались между собой. Наконец, старший из них, конюх Игнат, неуверенно сказал.
- Слушай-ка, ваше сиятельство... Мы тут это..., сказать хотели... В общем это..., не дело - наших девок губить... Когда черед придет помирать - тогда за всё спросится. Подумай, барыня, о душе-то своей...
Услышав эти слова, княгиня громко расхохоталась, и от ее хохота у крестьян мурашки по коже побежала.
- Это ты-то, чернь, о душе моей заботишься? Ха-ха! Помирать, говоришь, придется? Запомните, голодранцы: девки эти - не ваши, а мои, моя собственность. И вы тоже! А со своей собственностью я сама решу, что делать. Так что пошли-ка
вон отсюда, пока самих я вас на тот свет не отправила, к девкам вашим!
И крестьяне, потупив голову, уже собрались было уйти, как из толпы вдруг раздался голос Федьки - сына того самого Игната и жениха одной из тех девок, что княгиня загубила на днях:
- Да что ж это вы, братцы?! Она ж так всех нас погубит! Она ж, змея подколодная, ни бога не боится, ни людей не стыдится! Агафью мою сгубила, сволочь, а мы теперь возьмем и уйдем? Ну уж нет!
С этими словами Федька, схватив вилы, бросился ломиться в дверь особняка.
- Федька! - окрикнул его отец, но было поздно, и парень, выломав дверь, уже бежал по лестнице, поднимаясь на балкон.
Княгиня снова громко расхохоталась, когда наконец молодой крестьянин с вилами в руках ворвался к ней на балкон.
- Что, животное? Убить меня хочешь?
Ее тон был насмешливо спокоен. Пока внизу крестьяне всерьез забеспокоились (ведь если дело закончится кровопролитием, то попадет потом всем), барыня
казалось только упивалась происходящим, словно комедией в театре.
- Ты всё равно этого не сделаешь жалкий червяк! Давай, иди паси своих свиней, пока я не сделала с тобой того же, что с твоей невестой. Или ты хо...
Княгиня не успела договорить, как федькины вилы вонзились в ее живот. Красивое лицо помещицы исказилось от боли, изо рта с клокочущим звуком хлынули потоки крови.
- Федька! - в отчаянии вновь окликнул парня отец.
Но было поздно - Федька таким же резким движением выдернул вилы обратно из шатающегося тела барыни - и вместе с ними из нее вывалились кишки и прочие внутренности, а сама княгиня, качнувшись, упала через перила балкона на землю, забрызгав кровью расступившихся мужиков.
- Матерь божия... - крестьяне начали креститься, сняв шапки, а кто-то уже дал стрекоча оттуда.
После этого случая Федька подался в бега, скрываясь от виселицы, Игната и других зачинщиков бунта сослали в Сибирь, а усадьба Уваровых за отсутствием наследников так и осталась пустовать, потихоньку зарастая лесом...
Прошло порядка двадцати лет. И хотя окрестности опустелой усадьбы Уваровых пользовались дурной славой, деревенская молодежь все-таки частенько
пренебрегала советами старших и забредала в эти места.
Прасковья и Ульяна - две молодые розовощекие девки из села Агафоново - брели по лесу собирая ягоды. Год выдался не очень урожайным на лесные дары и после нескольких часов блуждания их корзины так и остались полупустыми.
- Да ну его, Ульянка, давай лучше искупнуться сходим! Тут речка должна быть недалеко.
Небольшая речушка действительно была рядом. оставив корзины и одежду на берегу, девушки нагишом вошли в воду и принялись плавать и барахтаться.
- Какая же сегодня теплая вода, правда, Ульян? - спросила Прасковья после некоторого молчания.
Но ответа не последовало. Прасковья, высунув голову из воды, огляделась, ища глазами подругу, но Ульяны не было видно.
- Эй, хорош уже, мне сейчас не до пряток! - крикнула девушка, но ответа снова не последовало.
Это насторожило Прасковью. Она взглянула на противоположный берег - там сгустился странного вида туман, и Прасковье показалось, что в тумане мелькнула обнаженная девичья фигурка.
"Что она там забыла?" - подумала девушка и поплыла на противоположный берег.
Выйдя из воды, она никого не увидела, но прислушалась. Ей показалось, словно где-то неподалеку раздаются какие-тот странные стоны.
- Ульяна, ты где? - закричала во все горло Прасковья, уже порядочно
напугавшись.
Стоны резко стихли. Преодолевая страх, девушка медленно пошла в сторону, где она их слышала. Но уже через минуту тишину лесной долины разрезал отчаянный визг самой Прасковьи - она увидела на траве свою подругу, полностью
выпотрошенную, с выколотыми глазницами и отрезанными грудями. Истошно визжа, Прасковья бросилась оттуда, чтобы снова переплыть на тот берег, где была
ее одежда, и убежать домой. Но у самой реки путь ей преградила высокая женская фигура в платье, какое носят аристократки.
- Куда ты направилась, дитя мое? - раздался словно замогильный голос.
Прасковья взглянула на женщину, и увидела, что ее рот, руки и платье
перепачканы в крови. Она завизжала еще громче, и в отчаянии бросилась в противоположную сторону, но тут же споткнулась, упав на траву вниз животом. Она попыталась перевернуться и встать, но ее тело было словно сковано
невидимой силой.
- Кто вы? Отпустите меня, прошу!
Но женская фигура молча подошла к беспомощно лежащей девушке. Пышное платье зашелестело, Прасковья почувствовала, как женщина садится ей на спину.
- Какие же вы все жалкие... жалкие черви... - раздался все тот же замогильный голос.
И с этими словами женщина, сидевшая на спине Прасковьи лицом к ее ногам, взяла за щиколотку ее правую ногу и поднеся к своим окровавленным губам
принялась жадно облизывать ее ступню и пальцы.
- Что... что вы делаете? - закричала Прасковья.
И тут же почувствовала, как зубы женщины впиваются в ее голень. Дикие крики от нестерпимой боли нисколько не помогали несчастной девушке - мучительница
откусывала мясо от ноги живой девушки, тут же поглощая его.
- Черви... жалкие черви...презренная чернь... - только и слышалось сквозь чавканье и вопли Прасковьи.
Быстро обглодав голени, женщина принялась за бедра, а затем за ягодицы.
Заживо поедаемая девушка уже не могла даже кричать и вскоре потеряла сознание от болевого шока. Но женщина привстав, перевернула Прасковью на
спину и жадно поцеловала в губы, заставляя очнуться.
- Ты знаешь, как меня убивали? Сейчас узнаешь... Но сначала...
Женщина спустилась ниже, покрывая кровавыми поцелуями тело Прасковьи, пока не добралась до ее лона. Припав к влагалищу, она стала бесстыдно вылизывать, заставляя
девушку, наряду с невыносимой болью, испытывать эротическое возбуждение. Женщина делала это настолько искусно, что получаемое удовольствие уже стало почти заглушать боль. Но в последний момент, когда Прасковья уже приближалась к оргазму, женщина вдруг резко отпрянула и одним движением вонзила пальцы в живот несчастной, доставая
оттуда кишки и засовывая себе в рот.
- Вот именно так меня убивали... Зри, чернь!
Вид женщины-аристократки, жадно пожирающей кишки - это было последнее, что Прасковья видела на этом свете...
