I.
Саше снился сладкий сон, словно в полумраке его спальни какой — то маленький, козлоподобный человечек игриво и назойливо трогает его писюн.
Длинные, отполированные рога плашмя лежат на плоском черепе, промежность и шея пошлого рогача скрыты каким — то зеленоватым мехом, его черные, глубокие глазки внимательны и суровы.
А чуть поодаль на белом пятачке луча плавно танцуют обнаженные женщины, стыдливо прикрывая руками лобки и груди, у них ярко - желтые бедра и ягодицы.
Саше стыдно от присутствия постороннего, но так сладко, что уклониться от его запретных ласк он не в силах, он все глубже залипает в них как оса в сироп, наконец преодолевает границу приличий, с головой бросается в пучину страстей.
Он решительно смахивает одеяло, предлагая себя незваному гостю, гладит свои бедра, и ему кажется, что и в их линиях есть нечто женское, плавное и прикасаться к ним так приятно.
Он не сводит глаз с трех танцующих граций, мохнатый мучитель теперь гладит писюн плавными извилистыми движениями, коснется и дразнит, нахально заглядывая юноше в глаза, его рука такая живая и горячая. Блаженство достигает пика, и девственный извращенец бурно разряжается тремя короткими, последовательными выбросами.
Сон рушится разбитыми витражами с грохотом и звоном, мелкие осколки плотной горстью бьют полуночнику в лицо, он вздрагивает, просыпается и долго лежит в темноте, расплавленный блаженством и отравленный стыдом.
Саша брезгливо стянул заляпанные поллюциями трусы, нащупал ступнями тапочки, отер сухими местами трусов гениталии и промежность, вяло поковылял в душ.
Он нарочно сделал слабый напор, чтобы гул воды не разбудил маму, он густо мылил плечи и лобок и подставлял лицо под струи, словно выпрастывая его из мыльной пены.
Его ступни обжигал холодком волнистый рельеф пола, но холод таял, пол теплел, становилось жарко, и пар покрыл стекла помывочной кабины.
Вода ласково струилась по плечам, спине, ягодицам и бедрам. Она стекала с конца, с воспаленной залупленной головки, натертой трусами, она побаливала. Боль тихонько отдавалась в колечке ануса и отражалась куда — то в мошонку.
Вода толстым, волнистым полиэтиленовым слоем покрывала все тело, но вот любитель водных процедур выронил мыло, а когда нагнулся за ним, теплая струя скользнула меж ягодиц, стало приятно и щекотно.
Так начинался тот солнечный зимний день, первый из семи самых страшных дней Сашиной жизни.
И эта удобная, фирменная кабина душа, и весь этот дом появились у нашего героя и его мамы благодаря сашиному работодателю, местному фермеру Христофорычу.
Христофорыч был двоюродным дядей мамы, смешно сказать, когда — то даже пытался за ней приударить, но, понятное дело, получил от ворот — поворот. Однако, зла не затаил, а, встав на ноги, вспомнил свою младшую безмужнюю родственницу, купил ей хороший дом, а Александра взял к себе на работу водителем.
Шофер из 19 — летнего юнца был никудышний, но хозяин смотрел на это сквозь пальцы, тем более, что у него было еще два водителя и легковой парк из семи машин.
Александр был прикреплен с темно — синему Митсубиси — Паджеро, или к Крокодилу, как величали это несколько помпезное авто в фермерских гаражах.
Крокодил был самым авторитетным по возрасту автомобилем в парке, имел салон из белой кожи и двойную систему кондиционирования. Юному водителю нравилась эта машина, ему казалось, что она вынесет из любой беды, и если дать двигателю полную мощь, то Крокодил взлетит.
Правда, габариты машины «автогонщик» еще не прочувствовал, и, если предстояла поездка в город, волновался, так так парковался неуклюже и неуверенно.
В то утро парень почему — то был бодр, хотя обычно ранние подъемы давались ему с трудом, до последнего держался за подушку и собирался на службу в пожарном порядке. А тут все было размеренно.
После душа он отправил СМС своей девушке Жене «С добрым утром, Заяц!» (привычный ритуал), хотя знал, что Женя сразу не ответит. Она работала в райцентре, в бутике, каждый день ездила туда на автобусе. Утром, перед рейсом, у нее была каждая минута на счету, ведь помимо того, что надо было собраться самой, она должна была позаботься о больной маме, которой весь день, до возвращения дочери, предстояло провести в одиночестве.
Женя напишет в обед, уже из магазина, когда у нее выпадет свободная минута и подоспеют какие — никакие новости.
Девушка обычно присылала развернутые сообщения, к принятому приветствию: «Привет, Санчо!», обычно добавляла что — нибудь в стиле: «Представляешь, к нам завезли новую партию джинсов, и не одних синих. А мне так нравятся синие» или «Встретила Альку, одноклассницу, она теперь рыжая, а по мне блондинкой ей лучше» или что то в этом духе.
Александр управлялся в комнате с телефоном, а с кухни доносилось сочное шипение и аромат жареной картошечки. Мама готовила сыну завтрак.
- Ты сегодня раньше встал, у тебя все в порядке? - Спросила она, подвигая тарелку.
- Все хорошо и даже больше, - улыбался вихрастый завтракальщик, сведя взгляд на картошку и тиская вилку. - Христофорыч премию водителям пообещал к Новому году.
- За что, что вы такого ему сделали? - Подняла бровь пожилая женщина.
- Ни за что, - пожал плечами сын. - Просто он хороший человек.
- «Хороший человек», - одними губами повторила мать и задумчиво посмотрела в окно в стекле которого клубились колесом легкие, крупные снежинки то наплывая, то отдаляясь.
Саша тоже был задумчив, странный сон все еще волновал его и пугал незнакомыми, опасными чувствами и жутковатой реалистичностью.
II.
Христофорыч, или Аристов Василий Христофорович был уроженцем села в котором происходит это действие. Цельный мужик, лишь на первый взгляд казавшийся противоречивым.
Крупный, рыжий с синими, выцветшими до бела глазами с черными точками зрачков, в повседневном общении он был мягок, порой даже ласков, но, случись что, куда девалась его приветливость - скула выезжала и каменела, глаза сужались и наливались яростью — стружка летела струей, и обстругать он мог до сердцевины. Ни одного вот так сточил до огрызка.
Поднялся в 90 — х, имел разнопрофильную ферму, подмявшую под себя пол — района. Были тут три коровника, два молочных и один мясной, сырный и колбасный заводы, пивоварня, лесопильня и даже фабрика по производству мебели. Надо сказать, там делали действительно хорошую, деревянную мебель на заказ и по своим макетам. Говорят, даже в Москве продавали эти стенки, кухни да гарнитуры.
К своим 66 годам Христофорыч схоронил трех жен, теперь жил бобылем, но не смотря на преклонный возраст оставался знатным кобелем, прославленным во всей округе.
Правда, гулял с умом, тихушно и скрытно где — то в темных недрах своего особняка. Сохатые мужья как правило и не догадывались, что их «верные» женушки уже успели побывать там, понежиться на белых, лебяжьих перинах Христофорыча.
В тот раз Саше предстояло везти хозяина от его главного дома в центре села до молочного коровника. Молодой водитель не понимал вот этого нарочитого барства Христофорыча. Там хода десять минут, так нет же, требует машину.
Конечно, обычно он ездил по делам целый день, а порой и ночь, но автомобиль ведь можно было вызвать к исходному объекту, особенно, если он был недалеко от дома, а не заставлять водителя петлять по узким переулкам, едучи к дому. Так вот нет же, ему непременно подавай «карету» к крыльцу, а ведь уже не мальчик, в его годы могло бы уже и надоесть пускать людям пыль в глаза.
К своему новому шоферу фермер или как его звали на селе Барин относился странно, порой подолгу смотрел на него с каким — то непонятным, злым азартом, словно знал о парне что — то, чего тот не знал сам или собирался сказать что — то обидное.
Такое навязчивое внимание нервировало юношу, но недовольства он не проявлял, тем более, что Христофорыч был мужиком в общем — то сносным и нескупым. И куда идти, если нигде больше нет работы. Да и мать надеялась, что предприимчивый, успешный родственник научит уму — разуму неопытного отпрыска, как - то продвинет его.
Крокодил заметно накренился на правый бок, хозяин влез на пассажирское сиденье рядом с водителем. Христофорыч никогда не ездил на заднем. Вот это в нем шоферу нравилось. Он не любил сидящих за спиной, тем более, когда там торчит сам хозяин.
Барин хмуро кивнул, захлопнул дверь, и машина тронулась.
Работодатель был молчалив и угрюм, из чего рулевой сделал вывод, что фермер накануне пил. Обычно, если он с вечера перебирал, то был крайне необщительным. К тому же от мужчины заметно тянуло коньяком, и стекла мгновенно запотели.
Саша включил кондиционер. Так они и доехали до фермы, молча.
Христофорыч сразу же ушел в доильный зал, а из сарая, десятью минутами спустя показалась Раиса — главный зоотехник хозяйства и, по совместительству, ключница Барина. В ее ведении были все без исключения помещения Христофорыча, включая его дома. Именно она держала в порядке все хозяйство, если Барин, бывало, запивал. Раиса же знала все тайны предпринимателя, то есть, как теперь говорят, имела на него компромат.
Это была 53 - летняя женщина, статная, аккуратная и ухоженная, выглядящая заметно младше своих лет, немого себе на уме, но в общем — то не стерва и не сплетница.
Она кивнула Александру, мол, зайди в лабораторию и первой ушла в сарай. Парень покинул машину и направился за ней.
