Огромный, волосатый – он был похож на гориллу, которую зачем-то одели в семейные трусы и майку-алкоголичку. Он нависал над бедной Танькой, съежившейся на диване, как неизбежное наказание.
– Ну что, проблядь? Отпиздить тебя? Или как свои двойки отрабатывать будешь? – горилла не стеснялась в выражениях.
Таня молчала, чувствуя запах перегара («Он еще и бухой, вот попала!»). Он часто давал ей ремня, но так, на ходу шлепал, не серьезно. На этот раз ремня у него не было.
– Че молчишь, бля? Или тебя по-другому наказать надо? – тут отчим вдруг спустил семейники, одной рукой больно схватил ее за косу, а второй взял свой темный, похожий на копченую колбасу, хуй, и ткнул Таньке в губы. Все произошло так стремительно, что она ничего не поняла, не поняла даже, почему открыла рот – а солоноватая плоть уже оказалась внутри, двинулась вглубь...
– Соси, бля! – угрожающе раздалось сверху. В нос шибануло пряным запахом мужских гениталий.
Танька попыталась языком вытолкнуть наливающийся кровью живой шланг, но отчим не дал, придержал ее за голову, слегка хлопнул ладонью по одной щеке, по другой и сунул еще глубже, так что ее чуть не стошнило. «Что я делаю?!». А член вышел и снова залез по самые гланды, она только и успела вдохнуть.
– Соси, я сказал! Шлюха! Сереге своему небось отсасываешь в подъездах?!
Таня заплакала и просто давилась толстенным хером, мохнатый живот двигался прямо перед ее глазами. Она не знала, почему это делала. Словно в параличе, девушка позволяла сношать себя в рот. Да, она уже делала минет своему Сереже, и не раз, но тогда было по желанию, а сейчас... Сейчас ее просто имел в рот чужой дядька, который жил с ее матерью. Почему-то вспомнились ночные жалобно-восторженные стоны из спальни. «Этим… он ее...». От этой мысли сильно екнуло в животе, да так и осталось дрожать. Она вдруг вспомнила, как надраивала клитор под материны вскрики…
– Как надо соси! – отчиму явно нравилась молчаливая покорность падчерицы. Он взял ее правую руку и положил на хуй. И Танька сжала живую палку, и сама задвигала ротиком, начала лизать раздувшийся конец.
– Вооо! – закряхтел отчим. – Сделай мне хорошо! Ох, бля! Даа, бля! – это Таня язычком полировала залупу, при этом не выпуская изо рта. Ее Сережа в таких случаях уже кончал. Отчим только похрюкивал от кайфа. Он вынул хуй и стал водить по щекам девушки, размазывая Танькины слюни и свою смазку.
Она задыхалась. От какой-то немыслимой бури чувств и ощущений. Ей дали в рот. Насильно завафлили. Мужик. Здоровый взрослый мужик ебал ее, вчерашнюю школьницу, в рот. Танька вдруг почувствовала все свое тело – оно дрожало, как под напряжением. Груди налитыми шарами распирали лифчик и, казалось, сейчас проткнут торчащими сосками и его, и водолазку. А там, между ног, бился горячий пульс – Таня остро ощутила пропитавшиеся смазкой трусики. «Только бы он не узнал!..». Она подумала, что единственная возможность скрыть свое состояние – это заставить кончить этот торчащий, увитый венами агрегат. Она снова лизнула головку... Но отчим задрал конец вверх…
– Яйца полижи! – Таня выполнила, как под наркотой. Его потребительское, грубое отношение делало с ней что-то страшное. Ей безумно захотелось лечь под этот кол, и пусть он порвет ее, пусть спустит в нее, пусть...
Отчим властно развернул падчерицу, прижал лицом и грудью к дивану, заставляя стать на колени. Юбка взлетает на спину. «Он ВСЕ поймет!». Она не видела, как трусы с мокрым пятном поползли вниз, к коленям, вытягивая за собой жирные нити слизи. Но почувствовала. Как и холодок воздуха на обнаженной щелке.
– Марануха... – довольно говорит отчим. – Понравилось хуй сосать?.. Мамке тоже нравится…
Он приставил головку к склизкому устью и надавил. Хуй вошел натужно, мощно расширяя слабо неразработанное отверстие. Отчим не ласкал Таньку, просто взялся за талию и натянул на член, пока не уперся животом в ягодицы. Она кусала обшивку дивана, млея от животной похоти, от ощущения, что ее «ебут по-взрослому»! Сережа никогда не был так глубоко в ней, но боли не появилось. Наоборот, стало так сладко, что скоро должно было что-то случиться. Танька чувствовала это, но что?.. Она не знала. Она никогда раньше не кончала.
Поршень двигался, и она благодарно принимала его, всхлипывая от удовольствия. Ее юную дырочку растягивал, распирал здоровый хуище. Куда там Сереже с его пипеткой! Отчим пердолил ее от души и довольно хыкал при толчках, словно занимался спортом…
– Нравится? – и шлепок по жопе. – Нравится! – да, ей нравится, она выгибается еще сильнее, насаживается навстречу. – Поблядушка, вся в мать! – Раздвинь дырку! – он заламывает ее руки, прикладывая их к заднице. Танька стонет и тянет в стороны ягодицы, расширяя и без того раскрытую от вошедшего хуя пизденку.
Палец скользит по позвонкам, касается задней двери.
– Может, в дупло тебя выебать? – слышится голос отчима. Танька сжимается в один комок нервов, что-то судорожно дергается в глубине живота, влагалище вдруг начинает пульсировать… все сильнее и сильнее… Палец погружается в попку, тяжелые яйца шлепают по секелю – и девушка слышит собственный крик! Она бросает свои ягодички, упирается руками в диван – и яростно извивается в своем первом оргазме.
Она очнулась, когда отчим вырвал член из растраханной норки, развернул ее:
– Глотаааай! – его трясло.
Она только успела обхватить конец и судорожно глотала, а он все стрелял и стрелял густой жижей. Наконец, все…
– Бляааа, как хорошо… Матери только не говори, а то накажу, – отчим натянул семейные трусы, потрепал ее за щеку и пошел курить на балкон.
