Мой член взорвался внутри нее потоками спермы. Она продолжала сосать его, пока он не иссяк.

— Я не потеряла ни одной капельки, — сказала она.

— Нет, не потеряла.

— И никогда не потеряю, иначе ты накажешь меня.

В первый раз за все время она заговорила о наказании. Я не обратил внимания на ее слова, решив, что это просто болтовня.

Занимался рассвет, когда Син наконец позволила мне лечь в постель. Впереди была суббота — спать можно было сколько угодно.

В полдень меня разбудил запах яичницы с беконом. После завтрака Син попросила меня сходить за вином и водкой, так как вчера мы уничтожили все запасы.

Когда я вернулся, она была накрашена и одета во вчерашнюю обтягивающую черную кофточку и черные блестящие чулки.

Я, признаться честно, намеревался продолжить наше вчерашнее занятие ближе к вечеру, а никак не в два часа дня, но мой член, "увидев" черный треугольник волос, ярко выделяющийся на белой коже в рамке из черного джерси и нейлона, все решил за меня. Я поцеловал Син и одновременно притронулся к ее ягодицам, чтобы проверить, зажили ли хоть немного шрамы от ремня.

Когда я проводил пальцами по нежной коже, Син ежилась и вздрагивала от удовольствия, не переставая тереться об меня лобком, что тоже не настраивало меня на целомудрие.

— Я плохо вела себя вчера на кресле, — сказала она. — Я собираюсь загладить свою вину.

— Все прекрасно. Ты была великолепна.

— Нет, я совсем не думала о тебе. Я чувствую себя виноватой. Позволь мне попробовать еще раз.

Давненько женщины не просили у меня разрешения заняться со мной любовью. Я позволил ей раздеть себя и усадить в кресло. Она налила нам водку со льдом, поставила стаканы на столик рядом с креслом и забралась на меня.

— Я не готов, — признался я.

— Все будет в порядке.

Она повторила вчерашний трюк с вином.

Этот алкогольный поцелуй и жар, который шел из ее влагалища, начали приносить результаты. Она поцеловала меня в нижнюю губу, поглаживая и пощипывая мою грудь тонкими пальчиками, потеребила мои соски и вдруг достаточно сильно схватилась зубами за один из них. Я вскрикнул.

— Больно? — спросила она. Я потер грудь:

— Немного.

Она подняла кофточку, обнажив соски, и сказала:

— Что ж, отомсти мне. Я укусил ее.

— Я сделала это сильнее.

— Ах, сильнее!

Я сжал зубы на ее соске. Син судорожно вздохнула, лукаво посмотрела на меня и провела ногтями по моей груди.

Я вскрикнул. На моей коже остались четыре параллельных царапины, из которых сочилась кровь.

— Поцелуй лечит все, — сказала Син. Она прошлась языком по ранкам, обработав каждую в отдельности, затем поднялась, сказав:

— А теперь антисептик.

И плеснула ледяной водки из стакана мне на грудь. Царапины жгло, но когда Син нагнулась и начала слизывать водку, я забыл про боль.

— Еще? Я кивнул.

— Смотри внимательно и не бойся.

Я смотрел. Она положила руку мне на грудь, согнутые пальцы напряглись. Я видел, как они оставляют полосы на моем теле. — Скажи: "Дальше". Напряжение нарастало и я сказал: "Дальше".

Я вскрикнул от боли, но мне было хорошо. На этот раз царапины были глубже, зато и больше пространства было для ее восхитительного языка, облизывающего мои ранки, и жадного рта, высасывающего из них водку. Продолжая лизать мою грудь, она взяла мой член за основание и погрузила его в себя.

Син сделалась неистовой. К тому моменту, как я кончил, я был весь в поту — своем и ее, а плечи мои покрылись царапинами. Но безумие секса, в которое Син погрузила нас обоих, стоило боли. Стоило каждой капельки крови.

Затем мы вместе приняли душ. Я был в полной уверенности, что мои силы на исходе, но Син повернулась ко мне спиной, прогнулась и, пока я мыл ей спину и круглую попку, взяла мой член мыльной ладошкой и скользила по нему вверх и вниз, прижимая его головку к своим твердым, гладким ягодицам. И я понял, что не только могу иметь эрекцию, но и кончить. Что я и сделал, обильно пролив сперму на ее блестящие от воды бедра.

Кончить на женщину, а не в нее для меня все равно, что пометить свою территорию. Ты клеймишь женщину, как фермер корову, и от этого она становится тебе дороже, поскольку теперь она твоя собственность.

Мы заказали жареного цыпленка, и Син облизывала мои пальцы, а затем рисовала жиром у себя на груди, так что заснули мы опять только на рассвете.

В воскресенье было все то же самое с полудня до четырех утра, и в понедельник я ушел на работу почти с радостью.

Она позвонила в три часа дня.

— Во сколько мне ждать тебя и чего бы тебе хотелось на ужин?

— В шесть. Приготовь что хочешь. Нужно купить что-нибудь?

— Телячьи отбивные. Что ты будешь делать со мной сегодня вечером, Пол?

— Что я буду делать с тобой?

— В кровати, на кресле, на полу?

— Я буду заниматься с тобой любовью долго и страстно.

— Расскажи поподробней. Я буду ждать тебя и представлять, как все будет.

— Я перезвоню тебе.

Когда я подумал и набрал ее номер, все, что она сказала, услышав мой план, было:

— И все? Ты способен на большее, дорогой мой. Ладно, я что-нибудь придумаю сама.

Когда я вернулся с работы, Син лежала в кровати совершенно голая, в одном чулке. Вторым она была привязана за запястья к спинке кровати.

— Ты ублюдок, — сказала она, — теперь я полностью в твоей власти, и ты можешь делать со мной что угодно.

Я люблю игры. Я сел на кровать рядом с ней и, положив руку ей на лобок, сказал:

— Да, я буду делать с ней все, что захочу.

И слегка хлопнул по влагалищу. Она широко раздвинула ноги.

— Держу пари, что ты собирался намазать кремом руки, — кивнула она на заранее открытую баночку крема, стоящую рядом. — Ты можешь засунуть в меня руку глубоко-[ глубоко. И не обращай внимания, если я буду сопротивляться.

Я снял пиджак и закатал рукава на рубашке. Крем был прохладным. Я размазал его по лобку и набухшим половым губам Син.

— Я, может быть, начну кричать или умолять тебя остановиться, но ты будешь беспощаден, правда?

— Правда, — согласился я и ввел три пальца ей во влагалище.

— Я думала, что ты очень жесток. Я просунул вовнутрь четвертый палец и половину ладони.

— Ты собирался сделать это всей рукой. Я послушался, и вошел в нее уже всей рукой. Син приподняла бедра навстречу моей руке и сказала:

— Еще глубже, не бойся.

В конце концов ведь женщины рожают детей. И ничего с ними не случается. Моя рука проникала все глубже и глубже. Внутри была уже вся ладонь. Вагинальные мускулы Син оказались очень сильными и сопротивлялись вторжению. Извилины влагалища заставили меня сжать руку в кулак. У меня было ощущение, что мою руку поместили во влажный резиновый мешок, который постепенно сжимается, ломая мне пальцы.

— Мне свело руку, — сказал я. — Нам придется прерваться.

— Нет. Еще немного. Поверни руку внутри меня.

Я покрутил кулаком вправо, затем влево и медленно стал вытаскивать руку, постепенно разжимая пальцы.

— Пожалуй, некоторое время она будет отдыхать, — сказала Син. — Переверни меня на живот.

Я не сразу понял, что она имеет в виду, но когда до меня наконец дошло, стал быстро раздеваться. Син стояла на четвереньках. Я намазал кремом член, затем ее анус. Большими пальцами рук я расширил вход в анус и просунул туда головку члена, потом слегка надавил, и мой пенис скользнул вовнутрь.

— Там очень тесно, правда? — спросила она.

— Чертовски тесно. Потрясающе!

— Твоему члену это нравится?

—Да.

— А знаешь, как можно сделать, чтобы стало еще тесней?

— Как?

— Нужен еще один мужчина. Он бы трахал меня спереди, а ты сзади. Я остановился.

— Я не делюсь своими женщинами. Она резко дернулась, и мой член оказался бесцеремонно выброшенным наружу.

— Да как ты смеешь! Я никогда не изменяю своим мужчинам. И ты прекрасно это знаешь. Я просто хотела доставить тебе как можно больше удовольствия. А ты все испортил.

Я извинился, но было поздно. Она не разговаривала со мной. Я расстроился, но зато смог выспаться.

Наутро мы помирились. В конце недели я перевез свои вещи. В понедельник вечером обнаружилось, что Син выкинула мой халат и купила новый. Я прекрасно ее понимал. Женщины всегда так поступают. Им кажется, что старый халат хранит запах прошлых любовниц.

— Твой халат просто отвратителен. Как ты мог носить такую безвкусную вещь.

Объяснений не требовалось. Случалось, я не сдерживался и сердился на Син. Тогда она начинала просить прощения и предлагала мне наказать ее.

Иногда, в кратких промежутках между сексом, она рассказывала о своем прошлом.

В тринадцать лет ее изнасиловал друг семьи. Затем, когда ей исполнилось двадцать, она тогда работала моделью, ее снова изнасиловали. Молодой человек, с которым она в то время жила, привел домой трех друзей, и все вместе они развлекались с ней.

Если я правильно понял, то за свою жизнь она был изнасилована не меньше семи раз, кроме того, все мужчины, с которыми она имела дело, рано или поздно обманывали и оскорбляли ее.

Однажды мы смотрели телевизор. Я насчитал пять знаменитостей, с которыми у нее был роман. Среди них были две женщины.

Я понял, что она имела в виду, когда сказала, что было бы потрясающе, если бы ее любили с двух сторон. Она обожала вставлять вибратор в анус, когда мы занимались любовью обычным способом, и во влагалище, если я брал ее сзади. Если же я был не в состоянии заниматься сексом, два вибратора вполне меня заменяли. Часто перед уходом на работу я привязывал ее к кровати и оставлял с двумя искусственными членами внутри.

Однажды она сказала:

— Если бы твой член был такой же большой, как у Джеффа, я не пользовалась бы вибраторами.

Потом она извинилась и снова предложила мне наказать ее.

Тогда я действительно отшлепал Син, но она заявила, что я делал это слишком нежно.

— Вот у мистера Фокса, у того действительно была тяжелая рука, и если он бил женщину, то она чувствовала, что ее бьет настоящий мужчина.

Как-то ночью, когда я изо всех сил старался доставить ей удовольствие, Син сделала карандашом какую-то пометку в блокноте. На мой вопрос она ответила, что кончила уже одиннадцать раз и не хочет сбиться со счета. К утру цифра достигла двадцати семи. Я с надеждой заметил, что это своего рода рекорд.