Приняв душ и намазав лицо толстым слоем питательного крема, Маревкая готовилась упасть в объятия Морфея на широкой двуспальной кровати своего номера-люкс. Со словами "А пошли вы все на хер!" она свернулась калачиком под толстым одеялом и провалилась в приятную полудрёму. Ей виделась она сама, молодая, лет этак двадцати. Будто сидит она на экзамене по истории языка и никак не может перевести текст, написанный на древнем лангобардском языке, но почему-то арабской вязью.
Сидит одна в актовом зале, когда как вся группа давно отстрелявшись, ушла дружными рядами в студенческое кафе "Лингва" и квасит там компот из сухофруктов с молочными коржиками по 10 копеек. "Ну, что же Вы, Маревская, не можете выполнить элементарный перевод. Что-то вы совсем, голубушка, ку-ку!" - промолвил явившийся ночным кошмаром профессор Лурье и постучал себя костяшками пальцев по веснушчатому лбу, почему- то в ритме матросского танца "Яблочко". "Тук. Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук, тук-тук!" - раздался повторный стук, и Елена проснулась. Стучали в дверь. "Ах ты, старых хрен! Ну, я тебе сейчас устрою ночь любви со следами насилия на лице!" - взвилась с кровати Елена Борисовна, уверенная, что это любострастный шеф ломится к ней среди ночи, и рывком распахнула дверь.
На пороге стоял Саша. Он шагнул к Маревской и молча прижал её к себе. Елена упёрлась кулаками ему в грудь: "Какого!:" Но Александр закрыл ей рот ладонью: "Молчи! Только не надо ничего говорить!" Елена попыталась удержать расползавшуюся по плечам батистовую сорочку, тогда Саша рывком сорвал её и бросил на пол. "Интересные дела!" - успела подумать Елена, когда молодой человек поднял её на руки и понёс к кровати.
Зачарованная стремительным натиском Маревская утратила здравый смысл и всякую волю к сопротивлению. Она обнимала своего партнёра руками и ногами, впивалась в его спину ногтями и совершенно не осознавала глубину своего падения. Ей было хорошо, очень хорошо, как никогда за всю её женскую жизнь. Ей снова было двадцать, и она любила, любила всем сердцем здесь и сейчас этого мальчика. Его нетерпение и страсть будили в ней ответную бурю. Она не стеснялась своего уже не молодого тела, пресловутого целлюлита, на борьбу с которым у неё не было ни желания, ни сил, небезупречной линии живота и слегка округлевшей талии. Всё это было не важно, ведь ей сейчас было двадцать, она выпала из времени и пространства и летела, раскинув руки, в тёплых потоках восходящего воздуха.
Собственно, Маревская не была красавицей в общепринятом смысле этого слова. Она была небольшого роста, её можно было бы назвать коренастой, если бы не ноги. Ноги были хороши! Ровные, с сухими щиколотками и точёными ступнями, которыми она в тайне очень гордилась. Ногти на ногах в любое время года всегда были выкрашены в красный цвет. Не то чтобы она готовилась к встрече с мечтой, нет, она это делала для себя, сама любовалась своими аккуратными плотно пригнанными друг к другу пальчиками и розовыми по-детски гладенькими пяточками.
Вот и сейчас, даже в эти роковые минуты она смотрела с удовольствием на свои ритмично подрагивающие над спиной Александра ножки. Кудрявые волосы её разметались по подушке змеями Медузы Горгоны. Эти волосы она ненавидела в молодости, их невозможно было уложить в модную причёску сэссон, они торчали своенравно во все стороны, обрамляя её семитское лицо, узкое с чуть горбатым носом (в минуты особого недовольства собой именуемым "шнобелем") и скорбными серыми глазами. Всю школьную юность и первые курсы института Елена не пользовалась успехом у соучеников мужского пола, на дискотеках исправно согревая спиной кусок стены, пока на экраны страны не вышел фильм "Грязные танцы". И тут обнаружилось, что Лена Маревская просто однояйцевый близнец главной героини культовой картины. Мировая слава актрисы Дженнифер Грэй осенила своим крылом Елену. Её так и стали звать в институте- "Бэби". Поклонники пошли косяком.
Саша между тем делал свою мужскую работу, стараясь снова, уже в который раз, высечь искру из Маревской. Вдруг в изножье развороченной кровати возник силуэт постаревшего "Карлсона, который живёт на крыше" , безмолвно, как уликой, потрясающего белой разорванной ночной рубашкой. "Японский бог!" - дёрнулась Елена- "Дверь нараспашку!" Шеф смотрел на неё глазами полными ужаса и восхищения, он хотел что-то сказать, но, дёрнув подбородком, бросил на кровать рубашку и вышел, не затворив за собой дверь. "Придётся искать новую работу" , - обречённо подумала Елена. Ей вдруг стало жалко старого шефа, который ради неё приехал в эту командировку в ненавидимую им Россию, ради неё вставил новые зубы и выкрасил волосы в чёрный цвет. Забавно, но Александр даже не заметил только что разыгравшейся драмы. Да и Елена вскоре снова провалилась в бездну своего упоительного грехопадения.
Саша лежал рядом, блаженно закрыв глаза и улыбаясь. Елена смотрела на него, опершись не локоть: "Вы соображаете, молодой человек, что Вы сейчас сделали? Изнасилование, статья 131 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, срок лишения свободы от двух до десяти лет." "А по уложению о наказаниях 1845 года - смертная казнь. Но я согласен" , - не открывая глаз, беспечно сказал юноша. - "Тем более что ты мне отвечала. Так что, всё, что произошло здесь, было сделано по обоюдному согласию." Маревская замолчала. Саша перевернул её на спину и прижал запястья к спинке кровати: "Когда мы снова увидимся?"
"Никогда."
"Почему?"
"По совокупности причин. Всё, тебе пора, уходи! Поезд дальше не пойдёт, просьба освободить вагоны!"
"Ну почему?! Тебе же было хорошо со мной, я же видел, я чувствовал!"
"Вот именно поэтому. Я не имею права быть смешной. Всё, уходи!"
Саша сел на кровати, обхватив руками колени. В этой позе он был похож на ребёнка, который проснулся один в тёмной комнате и увидел, что никого рядом нет. Его невероятно синие глаза были печальны.
"А ведь ты даже не узнала меня!"
"?"
"А я ходил на все твои семинары по теории перевода. Сидел в первом ряду и смотрел тебе в рот. Ну как же, разве блестящая доцент Маревская заметит какого-то второкурсника! Много их таких, желторотых, ловящих каждое её слово!"
Ах, вот оно что! То-то Елену преследовало ощущение, что она уже где-то видела этого парня. Ну конечно! Он сидел на первой парте в крайнем левом ряду, смотрел на неё, не отрываясь, чем сбивал с мысли, и однажды даже она раздражённо спросила, не хочет ли он что-нибудь ей сказать. Да, но где же очки с толстыми стёклами, которые он постоянно поправлял на переносице характерным жестом Валерки из "Неуловимых мстителей"? Опять, словно прочтя её мысли, Александр сказал: "Это линзы, не могут же быть у нормального человека глаза как у сиамского кота! Мой собственный цвет глаз - светло-серый, как у тебя."
"Зачем линзы?" - тупея на глазах спросила Маревская. "Чтобы лучше Вас слышать, Елена Борисовна" , - ехидно ответил бывший ученик и попытался снова обнять её. Елена выскользнула из его рук и, встав с кровати, завернулась в простыню. "В таком виде ты вполне можешь читать лекции по римскому праву. Лучше в термах" , - пошутил Саша. Он вытянулся на кровати во весь рост и подложил под голову мускулистые руки. Плоский мальчишечий живот почти прилип к позвоночнику, длинные смуглые ноги образовали с краем кровати равнобедренный треугольник. Но Елена Борисовна не улыбнулась. Стараясь не смотреть на вершину равнобедренного треугольника, она подняла с пола разбросанные джинсы и синюю водолазку и бросила их на кровать: "Выходя из поезда, не забывайте свои вещи!"
***
К завтраку Маревская вышла в строгом сером костюме, непокорные волосы собрала в небрежный узел на затылке. Никакой косметики, только губы алели на бледном лице. Когда-то умудрённая женским жизненным опытом тётушка из Воронежа - пианистка-аккомпаниатор и просто дама с хорошим вкусом - учила юную племянницу: "На лице - либо глаза, либо губы. Если и то, и другое, это вульгарно." Поискав глазами шефа, Елена двинулась к столику у окна. Вслед ей, оторвавшись от своих тарелок и газет, немедленно повернулись все мужские головы в зале. "Качественно оттраханная женщина неизменно привлекает к себе повышенное внимание мужчин" , - снова ожил в голове внутренний голос. Маревская села напротив шефа и налила себе кофе. "Hure!" - вместо приветствия констатировал шеф и сам себя перевёл: "Блият!"
"Спасибо, Карл! Я знаю" , - ответила Маревская и обезоруживающе улыбнулась: "Вы берёте уроки русского языка? Браво! Давно пора. Язык врага надо знать!"
"На кой черт мне ваш змеиный язык! У меня есть переводчик. И не вздумай уволиться!"
Елена, готовая подать прошение об отставке, вопросительно посмотрела на шефа. Тот ожесточённо орудовал ножом и вилкой, расправляясь с яичницей с беконом. Потом вдруг резко отодвинул тарелку и под столом снова положил Елене руку на колено.
"Есть у революции начало, нет у революции конца!" - устало процитировал поэта-песенника Каменецкого внутренний голос. Маревская вздохнула, достала из сумочки лист бумаги и ручку: "Прошу уволить меня по собственному желанию:" Дата. Подпись. Она поднялась из-за стола и, не оглядываясь, вышла из зала.
