Глава 11.

Тетрадь Лены     Мамуля поехала на свадьбу Полины. Через три дня она вернулась. С нею приехал Роман. Погостить чуток. Как раз получается, что он пробудет у нас последние дни сентября. Стало как-то жутковато. Как мне быть с ним? То, как он смотрел на меня, не давало повода для сомнений. Мне было ясно, для чего он приехал. А что же теперь Анатолий? Я же писала ему в армию. А он мне. А мои мечты об отношениях с физиком? Там, конечно, все еще вилами по воде, но все же...

Кажется, я окончательно запуталась.

Мать устроила что-то вроде праздничного ужина в честь Полининой свадьбы. Выпили за Полину, за ее жениха, за моего брата Володю, за его службу, за нас. В итоге получилось многовато на душу населения. Роман, весь вечер старавшийся под столом коснуться своей ногой моей ноги, опьянел больше всех и был сильно смущен этим.

- Веди его баюшки, - сказала мне мать.

- Давай я отведу, - прервал ее отец, увидев возмущение на моем лице.

И они с Романом удалились.

Сплю я обычно в одной ночнушке. Если холодно, лучше возьму одеяло потеплее, но все равно не одеваю пижаму. Не люблю лишней одежды. В этот вечер я заснула сразу и крепко.

Проснулась я от того, что кто-то сел на мою кровать. Я встрепенулась, меня коснулась чья-то ладонь. Не сразу поняла, что это Роман.

- Ромашка, ты что? - прошептала я.

- Пришел к тебе, я так соскучился.

- Ты с ума сошел. Иди спать!

- Нет, я хочу побыть с тобой.

- Рома, ты пьян.

- Нет, уже все прошло.

- А который час?

- Три часа ночи, - он наклонился ко мне, - Леночка, ты что, забыла меня?

- Ничего я не забыла. Но ты должен идти к себе.

- Я никому ничего не должен, - и он улегся рядом со мной.

- Роман, мы не должны...

Его рука уже была на моей груди.

- Пусти меня к себе, - он стал забираться под одеяло.

- Нет, Ромашка, нет, что ты делаешь. Родители услышат.

- Они крепко спят, Лена, пожалуйста, позволь мне. Иначе я замерзну.

- Роман, ты что, ты что, смотри, как ужасно скрипит кровать.

- А ты лежи тихонько, она и не будет скрипеть.

- Рома, не надо.

- Т-с-с. Давай будем тихонько-тихонько. Вот так. Видишь, как тихо.

- Роман!

- Молчи. Дай мне твои губки и молчи. И нас никто не услышит.

- Ромашка, что ты делаешь? Зачем? Не надо.

- Люблю тебя. Помнишь, как было летом? Тебе ведь тогда нравилось?

- То было давно и неправда.

- Нет правда. Помнишь, ты просила, чтоб я не спешил?

- Не помню.

- Вот поэтому я и приехал, чтоб напомнить тебе.

- Они услышат и будет скандал. Ты хоть дверь-то запер?

- Конечно. Как хорошо, что ты не заперла ее. Ты ведь знала, что я приду?

- Ничего я не знала. Если бы знала, закрылась бы.

- И была бы не права. Не сжимай так коленки.

- Боже, Ромашка, что ты со мной делаешь.

- Тебе так приятно?

- Да.

- А так?

- Ты бессовестный.

- Какая у тебя грудь.

- Какая?

- Упругая. Как колотится твое сердце.

- Как?

- Как и мое. Часто-часто.

- Ты смешной.

- Леночка, да ты уже там вся мокренькая, мне уже можно, а?

- Ромашка, я боюсь. Ой!

- Тебе не больно?

- Нет.

- А еще чуть-чуть? Не больно?

- Ромашка! А то ты не знаешь - там два раза больно не бывает.

- Леночка, кошечка моя! Я в тебе. Сладкая ты моя. Люблю тебя.

- Ромочка, только давай тихонько, чтобы койка не скрипела, милый мой.

- Да, да, милая. Так хорошо?

- Ага. Но она все равно скрипит.

- Не думай об этом. Леночка, ты чувствуешь меня?

- Ромочка, Ромашка, я не могу, я сейчас, Рома, я уже близко, где ты?

- Я уже тоже рядышком, как отвердели твои сисочки, какая ты вся.

- Рома, я, я... Я все миленький, я уже. Я падаю, Рома. Я падаю.

- И я с тобой, милая. Я тут. Прими, прими, о, о-о, Леночка, прими от меня.

- Миленький, что мы наделали, это нехорошо, нехорошо.

- Лапушка моя, это хорошо. Ты что, плачешь? Маленькая, не надо плакать.

- Я не от того плачу.

- А от чего?

- От другого.

- От чего "другого"?

- Ну, я не знаю, как сказать. Не приставай.

- Я хочу знать, отчего ты плачешь?

- Я уже не плачу.

- А всхлипываешь. Я тебя чем-то обидел?

- Обидел.

- Чем?

- А вот этим!

- Да ты что! Оторвешь ведь!

- А чтоб не спрашивал всякие глупости.

- Лена.

- Что?

- Давай, скажем матери, что мы поженимся.

- Ты с ума сошел. Ты забыл, что ты мой братик?

- Так троюродный же! Мы с тобой это уже обсуждали. А ты опять.

- Нет. Не надо ничего говорить. По крайней мере, до окончания школы.

- Ну, ладно. Только ты помни, что ты моя девушка, ладно?

- Уже не девушка.

- А кто?

- Женщина.

- Нет, ты моя девушка. И ею будешь всегда.

- А ты мой мальчик?

- А я твой мальчик.

- Мальчик. А, мальчик?. Ты не собрался ли заснуть здесь?

- Собрался, а что? Нельзя?

- Спать извольте в своей коечке, сэр. Здесь Вам не тут.

- Вы очень строги, мадам. Нельзя же так. Джентльмен спать желают.

- Вы не спать сюда были призваны. Пожалуйте, в свои апартаменты, сэр.

- А если нам захочется ищщо?

- Хорошего понемножку. В одни руки два раза не отпускаем.

- А если мы ищщо станем в очередь?

- Мы Вас запомнили, сэр. Вы не сможете обмануть нашу бдительность.

- Лена!

- Что?

- Давай еще сделаем.

- Нет. Я уже никакая. Я устала. Иди к себе.

- А в другой раз?

- В другой раз и поговорим. Иди, спокойной ночи.

- Уже четыре часа. Ночи каюк.

- Ничего не "каюк". Будем спать до десяти. Завтра выходной.

- Я пойду. Люблю тебя.

- Иди.

- А ты меня что, не любишь?

- С чего ты взял?

- Ты мне не говоришь об этом.

- Говорю.

- Не слышу.

- Иди.

- Не слышу.

- Люблю. Иди.

- Вот теперь я пошел.

Вечером следующего дня мы пошли на танцы. Было так классно. Роман так и сказал: "Пойдем, коза, попрыгаем, ножками подрыгаем". Попрыгали и подрыгали на славу. Девчонки смотрели на моего кавалера с нескрываемой завистью.

А через четыре дня он уехал.

Хорошая поговорка есть. Любишь кататься, люби и саночки возить.

Катались мы все дни, что он гостил у нас. Как нас не застали предки - уму непостижимо. Сколько сладостных заездов мы совершили? Штук пять, не меньше. И каждый старт завершался полновесным финишем. Роман не слушал всех моих опасений и делал, и делал. Я успокаивала себя тем, что в моем календарике красным цветом было отмечено двадцать второе сентября. Получалось, что небесная канцелярия с нами заодно. Поэтому я позволяла ему все, да и сама этому радовалась.

Двадцать второго ничего не произошло. В это день я пошла в школу во всеоружии. Я боялась, что процессы могут начаться прямо на занятиях. Но день прошел, и никаких намеков. В легком волнении прошел следующий день. Обычно по мне можно было сверять куранты. А тут... Двадцать третье число.

Двадцать четвертое.

Двадцать пятое.

Двадцать шестого я запаниковала. Я поняла, что забеременела. Очевидно было, что это итог моих забав в самом конце лета. Но с кем? И Толик, и Роман могли с одинаковым успехом претендовать на авторство.

Меня охватил ужас.

На следующий день я уже ничего не ждала, я проверяла свои ощущения. Да, меня определенно тошнило. Да, хотелось солененького. Я разревелась. Что делать?

Было желание броситься к матери. Я даже подошла к ней, но она была чем-то занята и так на меня рявкнула, что я решила, нет, нужно как-то по-другому. Но как? Мне ведь только в ноябре будет шестнадцать. Засмеют все. Я стала листать литературу. Нашла у матери одну книжку. "Про здоровый быт". Мой быт был не таким здоровым, как там описывалось, и эта книжка мне помочь уже не могла. "Девушка не должна" - вот основная мысль одной из глав, а что делать, если девушка залетела. Нет ли домашних средств? Таблеток каких. Горьких, горьких. Я согласна. Есть в природе таблетки, но "до". Или "после", но сразу. Но ни "до", ни "после" мне их никто не предложил. Боже, какая я дура. От кого я понесла? Где он, мой омут?

Еще один день.

Что-то когтистое сжало мое сердце и не отпускало.

Еще день.

Ничего.

Кошмар.

Тетрадь Миши

     В один из вечеров встретился и поговорил с Наташкой. Чудо в юбке! Видите ли, она больше не хочет со мной встречаться. Баба с воза - кобыле легче. Я едва сдержался, чтоб не сказать ей это. Хотя, сказать честно, я ей был благодарен. За наши встречи, за любовь, мне все-таки кажется, что мы были влюблены друг в друга. За то, что позволила мне все, что я хотел. Словом, за все, что было. После разговора, ей-богу, полегчало. Хотя где-то в глубине души остался во мне какой-то чисто спортивный интерес к Наташке. Хотелось бы сделать с нею еще разок, чтобы и ее довести до вершины ощущений. Я даже попытался пойти на контакт. Ей с Тоней выпало убирать в мастерской, я вошел к ним и сказал Тоне, что ее вызывает классуха. Когда она ушла, я подошел к Наташе сзади и обнял ее.

- Убери руки, - сказала она.

Каким тоном она это сказала! Я отодвинулся, словно обжегся. Через пару минут возвратилась возмущенная Тонька и стала укорять меня, что я ее обманул, что сегодня не первое апреля.

- Не бушуй, что ты раскудахталась, - сказал я ей.

- А ты зачем сюда приперся? Мюнхаузен! - она стала махать на меня веником.

- Отвали ты от меня, коза! Сама простая, как пиджак Мао Дзедуна!

- Сам ты пиджак, сейчас будешь подоконники протирать.

- Если ты будешь такой злюкой, то никогда не выйдешь замуж.