Слабая надежда на то, что Машин ухажер забудет про свою возлюбленную, естественно, не оправдалась. Он подъехал к школе на какой-то темной иномарке, взял Машку за руку и повел к машине. В темноте мелькнула ее блузка, Машка в последний раз взглянула на меня. Дверь машины закрылась. Они уехали.

Ко мне подошел Димка и молча, наверное, хорошо понимая мое состояние,

похлопал меня по плечу. Подошедший вместе с ним Мишка подмигнул и сказал:

- Да ладно тебе.... Пойдем лучше накатим.

Была темная ночь с 21 на 22 июня 1993 года. Через два двора от нас

находилась еще одна школа, там дискотека только началась. Музыка была слышна даже возле нашей школы.

- Нет, ну почему, все, как нормальные белые люди, отмечают самый счастливый свой день в школе, а мы ... как ..., - я был зол не на шутку.

Музыка из соседней школы еще больше подливала масла в огонь.

Из школы вышли последние выпускники с родителями, и, как будто так и

надо, сели в машины и разъехались по домам. Димка с Мишкой сплюнули. Мы вышли на Кутузовский и в палатке, на последние деньги купили бутылку водки. Сесть решили в соседнем со школой дворе, где располагалась детская площадка. Справедливо решив, что в третьем часу ночи мы навряд ли помешаем проводить досуг невинным детям, мы сели под навесом на лавочку. Тут встал вопрос о закуске. Мы с Димкой уговорили Мишу сбегать домой (он жил в соседнем со школой доме) и принести что-нибудь "занюхать". Тут, как назло, стал накрапывать дождь. Мишка взял мою куртку, накрыл ею голову и побежал за закуской. Через десять минут он вернулся, принеся в клюве грамм двести сыра и краюху бородинского. Стаканов не было - пить пришло из горла по очереди. Водка на меня не действовала, впечатления от прошедшего вечера были намного сильнее даже некачественного алкоголя. Я ошарашено таращился в черноту ночи, вспоминая и заново переживая все, что случилось в последние два часа. Ребята догадывались о моем состоянии и, как могли, пытались успокоить меня. Все было бесполезно - я их даже не слышал. И вдруг, с того берега Москва-реки раздался грохот салюта. Небо над нами осветилось. Впервые за долгие годы в Москве с такой помпезностью отмечали выпускную ночь. Отмечали весело, задорно. Отмечали все, кроме нас. То есть, конечно, мы тоже отмечали, но по-своему, по-семейному, так сказать. Ребята, решив, что меня лучше не трогать, разговаривали о чем-то, что-то весело обсуждали.

Через полтора часа, когда бутылка была допита, сыр с хлебом доедены, мы встали со скамейки и пошли гулять по ближайшим дворам. По пути нам попадались ребята, которых не пустили в их школы на празднование. Как правило, они занимались тем же, чем и мы на скамейке в детском дворике, но с заметно большим успехом. Мои друганы о чем-то с ними говорили, а я ходил, как во сне, ничего не видя и не слыша, практически ничего не соображая, несмотря на то, что был абсолютно трезвый. Дурман в моей голове имел иное происхождение.

По прошествии нескольких лет, совершенно случайно я встретил Машку на остановке. Мы присели на ближайшую лавочку и стали вспоминать про школьные годы. Конечно, я не мог не напомнить ей про выпускной. Мы долго ходили "вокруг да около", наконец, я собрался с духом и спросил Машу, глядя ей в глаза:

- Слушай, зачем тогда все это было?

Несмотря, на некоторую кажущуюся абстрактность вопроса, Машка

поняла, что я имею в виду.

- Понимаешь, - задумчиво сказала она, как будто стараясь вспомнить все детали тогдашнего нашего короткого общения, - просто мне было очень хорошо, и мне захотелось, чтобы ты почувствовал то же самое, что и я.

Сначала мне показалось, что она просто издевается надо мной, но в ее

глазах так неприкрыто светилось "прости", что для меня стало ясно, что она не врет.

- Знаешь, - улыбнулся я, - а ведь тебе удалось.

Мы засмеялись.

Прошло уже шесть лет с того дня. Что я испытываю сейчас, вспоминая

свое прощание со школой? Да ничего плохого, что удивительно. Что я чувствую по отношению к Маше? Только чувство благодарности. Мне действительно было хорошо, по крайней мере, намного лучше, чем тем, кто в тот вечер праздновал выпускной вечер, в моей школе.

Да, и еще, дерево, под которым мы курили с Машкой, в ту ночь упало, не выдержав своего собственного веса. Внутри оно было совсем гнилое...

12/10/99