Запах жасмина

- Катя! Катя!

Деревня. Начало лета. Еще не очень жарко, но уже можно загорать.

- Катя! Катя!

Старый сад. Густая трава. Кусты жасмина. Где-то далеко кукует кукушка.

- Катя! Катя!

Мы ничего не слышим. Мы лежим на пледе, под кустом жасмина. Мы целуемся.

- Катя! Катя! Где ты?

- Пусти! Зовут!

Какая проза! "Зовут!"

Куда еще можно звать, когда здесь так хорошо?

Неужели где-то может быть лучше?

Жасмин так хорошо пахнет.

- Катя! Катя! Да где же ты?

- Пусти! Убери руку, сейчас она увидит нас.

Она? Увидит? Это нехорошо. Но как не хочется убирать руку.

Словно под пальцами что-то свое, дорогое, драгоценное, кровное.

- Катя! Катя! Где ты? Мама зовет нас обедать!

Обед! Это святое. Я отодвигаюсь от моей шалуньи. Хочу навсегда запомнить эту картинку. Юная девушка, разомлевшая от моих поцелуев, переходит из положения лежа в положение сидя. При этом она торопливо одергивает свою короткую юбку и бросает на меня сердитый взгляд. Словно она только сейчас узнала, что ее юбка была смята до самой талии.

И я делаю виноватую морду.

Готов отвечать по всей строгости. За дерзость, за содеянное.

Но никто не требует от меня ответа.

Я не в силах вот так, сразу, расстаться со своими завоеваниями, а потому кладу ладонь чуть повыше ее колена и поглаживаю. Она же борется с другой проблемой. Она застегивает пуговки на груди. И здесь я мог бы помочь.

Ведь это я их расстегнул. Негодник. Или негодяй? Как правильнее?

- Пусти, хватит! - она отталкивает мою руку.

Позвольте возразить: никогда не "хватит".

- Какая ты красивая. Когда сердишься.

- Помял мне все...

Ничего я не помял. Оно само помялось.

- Катя! Катя! Отзовись! - голос уже совсем рядом.

Больше прикидываться, что мы ее не слышим, невозможно.

Я вопросительно смотрю на Катю. Она встряхивает волосы.

"Это твоя сестрица, ты должна ей ответить" - говорит мой взгляд.

- Мы здесь, Лена, мы здесь, - громко говорит Катя.

"Мы?" Ого! Так мне не придется убегать или делать вид, что я здесь случайно? Принимаю позу беззаботного дачника. Лежу на животе, подперев голову рукой. Мое лицо обращено к Кате. Я как бы слушаю ее. Нахожусь в мире мудрых мыслей. А что? На пледе лежит книжка Бердяева "Самопознание". Мы даже листали ее. Мы говорили о Бердяеве. Про его кота Мурри. Мы читали Бердяева. Честно.

Прежде чем начать целоваться.

Катя, наконец, справилась со своими пуговками. А вот и легкие шаги. Такова земная гармония - мы застегнулись - и сестричка уже совсем рядом. Или таков наш, русский менталитет, у нас всегда все выглядит прилично. Это у итальянцев сестричка непременно застала бы нас в самый неподходящий момент. Юбка была бы задрана, блузка расстегнута. И мы бы целовались взасос. А сестричка спряталась бы за кустиками и жадно следила бы за нами.

Нет, у нас все иначе.

У нас все пристойненько.

Лето, плед, Бердяев.

И кукушка вдалеке.

Наверное, все потому, что в Италии нет кукушек.

А если кукушки есть, то Бердяева нет, это точно.

- Вот ты где!

Мы поворачиваемся на голос.

- Ты не одна? - в детском голосе искреннее изумление.

Катиной сестренке всего восемь лет.

Фигурка тонкая, грудь еще не обозначилась.

Неужели и Катя десять лет назад была такая же?

Наверное, ведь они очень похожи.

- Да, вот, Сережа шел мимо и увидел меня.

Господи! Мимо чего я мог идти? Ну, да ладно, сестрица, похоже, не склонна к глубокому анализу. У нее простая задача - доставить Катю к обеденному столу. Что-то и мне поесть хочется. Хорошо Кате, она будет радоваться пище через пять минут, а мне еще полчаса топать до своего пансионата.

Полчаса топать и час ждать. Обед по расписанию. Какая тоска!

- Пойдем быстрее, мама сердится, суп стынет, - сестрица смотрит сурово.

Мама сердится, а суп стынет!

Мама-то ладно, а вот суп...

А если он еще и с лапшой и курочкой...

Хочу супу. Пока он не остыл.

- Пойдем, - повторяет Лена.

Собственно, говорит она Кате, а смотрит на меня.

А я смотрю на нее. Только косички и легкое платье обозначают ее принадлежность к прекрасному полу. Взгляд прямой и недоверчивый.

- Будем знакомы. Меня зовут Сергей, - говорю я и протягиваю руку.

- Лена, - ее ладошка маленькая, теплая.

Катя встает. Я все еще полулежу. Не могу не смотреть на Катины ноги, мой взгляд скользит под ее коротенькую юбку, волнение вновь охватывает меня. Словно десять минут назад я не ласкал эти чудные, ладные бедра. Поднимаю взгляд выше, ее живот, ее грудь. Мой бог!

Пленительная красота юности!

Как это все волнительно!

- Вставай, мы уходим, - говорит Катя.

Вы-то уходите, вас ждет обед, а мне куда спешить? Но я поднимаюсь.

Вместе с Катей мы встряхиваем плед, на котором лежали. Забавно!

Словно это наш общий плед. Есть в этом что-то объединяющее.

В совместном вытряхивании пледа.

- Ну, что? Мы пошли? - спрашивает Катя.

Я молчу и смотрю на нее вопросительно.

Мне хочется, чтобы она сама сказала о нашем следующем свидании.

Неужели она промолчит? Я жду.

Катя берет плед под мышку.

Как мне сейчас хочется превратиться в томик Бердяева!

Как уютно я бы расположился внутри пледа. Словно кот Мурри.

О, мечты мои!

Э-э! Да неужели она уйдет, не дав мне самого главного,

что мне сейчас нужно? Мне, как воздух, нужна надежда.

И чудо происходит. Не может не произойти.

- Во сколько зажигается первая звезда? - спрашивает Катя.

Секунду я молчу, словно остолоп, но потом нахожу, что ответить.

- Венеру видно уже в семь. Если смотреть с этого места.

- Понятно, - улыбается Катя.

И мне понятно. На этом месте. В семь.

Ее сестричка внимательно смотрит то на меня, то на Катю.

Похоже, детки пошли сообразительные. Ибо она бьет под дых.

- Свидание назначаете? - строго спрашивает она.

- С чего ты взяла? - с досадой говорит Катя.

Она сердито берет сестру за руку и одними губами шепчет мне.

- Пока.

И они уходят, а я смотрю им вслед и думаю.

Об одном.

Как хорошо быть молодым.

Я возвращаюсь в свой пансионат.

Бесцельно брожу по корпусу. Пялюсь в телевизор.

Соседи по номеру начинают соображать на троих.

Ухожу от них. Снова болтаюсь по корпусу.

Жить в преддверии свидания - тревожно.

Сколько пугливых мыслей рождается в голове!

Хоть бы она пришла!

Хоть бы ее отпустили!

Хоть бы она не заболела!

Хоть бы за ней не увязалась сестра!

Хоть бы не пошел дождь!

И главная мысль - как молния!

А что, если она даст?

Ну, вот так случится! Она мне даст!

Гром и молния!

Нет, не может быть. Мы знакомы всего три дня.

Хотя уже объяснились друг другу в любви.

А вдруг!

Значит, нужно купить этих штучек? Значит, нужно.

Я ведь мужчина и должен заботиться о партнерше.

Чувствую, что от гордости за себя грудь моя раздувается.

Катя - партнерша? Худенькая, тоненькая. А что?

Усмехаюсь про себя.

Ноги сами услужливо приводят меня к киоску, что стоит в фойе пансионата.

Очередь никак не рассасывается.

Пристраиваюсь в конец, надеюсь, что мероприятие пройдет без эксцессов.

Но не все так просто в нашем датском королевстве.

Хозяйка киоска особа весьма горластая. Может, она глухая?

- Что Вам? - орет она толстой тетке.

- Упсы, - отвечает та.

- Что? - еще громче орет продавщица.

Наконец, они выясняют все вопросы. Древним способом.

Поскольку на покупки приходится показывать пальцами.

Для надежности.

Но теперь очередь мужчины. Ему лет тридцать пять.

- Что Вам? - раздается рев из-за стеклянной стенки.

Мужчина опасливо озирается.

- Мне с усиками и с запахом жасмина, - тихо говорит он.

- Что? Говорите громче!

- С усиками и с запахом жасмина.

- С запахом чего? Бензина?

Господи, да что же она так орет?

- С запахом жасмина, - досадливо повторяет мужчина.

И мужик тоже странный.

Пропустил часть предложения и теперь страдает.

Ведь, и правда, не совсем ясно, чего он хочет.

Точнее, мне-то ясно, потому что я хочу того же.

- Говорите громко! Что Вы хотите? С какими еще усиками? - кричит тетка.

Мужчина покраснел, как рак.

Нет.

Вдруг я понимаю, что не смогу выдержать такую баталию.

И я робко отхожу в сторону.

Придется идти на свидание безоружным.

Так и скажу Кате: "Милая, я без оружия".

Нет, не так! Оружие есть. Нет противогаза.

Смеюсь своей шутке.

Я снова пытаюсь убить время.

Наконец, ужин. Все. Через десять минут выхожу.

Вперед, Казанова!

Я пролетаю расстояние, отделяющее пансионат от места

проживания моей возлюбленной так быстро, словно и нет

этих трех километров.

До семи еще семь минут. Вокруг никого. Жду. Никого.

Восемь минут восьмого. Сплошной символизм. Сплошной.

Ищу глазами Венеру. Вон она.

Уже хорошо видна. М-да...

Кажется, меня обманули.

Досадно.

- Ну, и где твоя Венера?

Я поворачиваю голову.

Катя пришла совсем не с той стороны, откуда я ее ожидал.

Подошла так тихонько, что я даже не услышал.

Одета она по-иному, не так, как днем.

На ней длинный, ниже колен, халатик.

Тоненький. Тесно облегает ее ладную девичью фигурку.

Итак, халатик.

И застежка на нем. Спереди, на всю длину.

Бог ты мой! Сколько же это пуговок мне придется одолеть?

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь...

- Бессовестный! - на лице Кати гнев и лукавство.

- Что такое? - невинным голосом спрашиваю я.

Видели ангелов на свадебных открытках?

У меня на лице сейчас такое же выражение.

- Как тебе не стыдно!

- Почему мне должно быть стыдно?

- Зачем ты считаешь мои пуговки?

Ну, ничего себе! Никак не ожидал такой прямоты.

- Не считаю... - бормочу я.

- Неправда! Считаешь!

- Ну...

- Что - "ну"! Бессовестный!