Сереженька поплелся в дальнюю часть комнаты и завозился там, одеваясь.
Ну что, все видела? - скорее утвердительно сказала мамка, натянув халат и сев на кровать. - И что думаешь? Думаешь, я блядь последняя?
Олька, распахнув глаза, протестующе дернула головой - она так совсем не думала. Она вообще ни о чем сейчас не думала, кроме ужаса и позора, который обрушился на нее!
Да, так и есть, я последняя шлюха! Я сама все знаю! Но я не могу без этого. Не думай, я пробовала! Много раз! Я даже таблетки пила. Тебя, вон, бросила на бабку, когда поняла, что не могу удержаться. А когда Сереженька родился мне уже было все равно. Пропащая я! На все плюнула, всех послала, решила - пусть все идет как идет.
Мамка сгорбилась, опираясь локтями на колени. Ольке стало ее так жалко, что она подошла и обняла ее, присев рядом. Мамка разревелась, уткнувшись Ольке в шею, да так горько, что к ним подбежал испуганный Сереженька, обнял мамку и тоже захныкал.
Ну, чего ревете? - спросила бабуля, проходя мимо комнаты. - Идите умывайтесь - и за стол.
***
Весь день взрослые хлопотали по хозяйству, а Сереженьку поручили Ольке.
Теперь они сидели на дальнем пляже, образованном излучиной речки, и играли в сапера. У Сереженьки все не получалось откопать Олькину руку и не взорваться.
Он, на правах малыша, возился в песке голым и Олька со стыдным любопытством поглядывала на его крохотный писюн, весь покрытый прилипшим песком, и аккуратную, довольно крупную по сравнению с пиписькой, мошонку.
Олька никак не могла подавить желание потрогать членик брата. И когда сил сопротивляться этому желанию уже не почти не осталось, Сереженька поднялся и сказал: "Хоцу пи-пи" , - и выжидающе посмотрел на Ольку.
Отойди в кустики, - сказала она.
Мамуля не лазлесает, - сказал братик.
Почему? -удивилась Олька.
Надо сцать на мамулю.
Зачем?!
Полезно, - уверенно сказал он.
Похолодевшая Олька представила, как Сереженька ссыт на мамку. Картинка получалась дикая, но почему-то возбуждающая.
Хочешь: поссы на меня, - как будто со стороны услышала она свой срывающийся голос, и сама испугалась остроты нахлынувшего на нее предвкушения.
Хоцю, - заулыбался Сереженька. - Лозись и говоли: "Сцы на свою бляцкую мать, сцы на свою вонюцюю плоститутку".
Зачем? - удивилась Олька.
Мамуля так делает
Я же не мамуля!
Сереженька задумался, но тут же нашел выход из положения:
Тогда плосто говоли: "Сцы на свою вонюцюю плоститутку".
А давай я просто скажу "пись-пись".
Сереженька задумался, но согласился:
Давай, говоли "пись-пись".
Он переступил одной ногой через лежащую Ольку, не удержав равновесие присел к ней на живот, и пустил струйку.
Теплая влага заструилась по Олькиному животу, затекая под лифчик купальника и щекоча бока.
Пись-пись, пись-пись, - в легкой прострации повторяла она, глядя на членик, из которого текла, все никак не кончаясь, светло-желтая струйка, и как Сереженька растирает руками жидкость по ее животу.
Но вот струйка иссякла и Сереженька шлепнулся на ее мокрый живот, завозился и вдруг проворно засунул ладошки в чашки лифчика.
Олька от неожиданности дернулась, ощутив две теплые лапки, уверенно и плотно обхватившие ее сиськи.
Дай сисю, - она не успела даже осознать, что происходит, а мальчик уже скользнул по ее мокрому животу выше (лифчик при этом маневре сполз куда-то на шею) и присосался к ее соску.
Волна острого желания нахлынула на нее, когда сосок, зажатый между языком и небом Сереженьки, стал скользить и тереться о них, ритмично и сильно всасываемый ненасытным ребенком. Дотянуться рукой до изнывающей письки не давало тело Сереженьки, поэтому она резко сжала ноги тем особым образом, который позволял сдавить сикелек. Она открыла этот способ на одном из уроков в школе, и теперь он часто ей пригождался. Олька судорожно стала двигать попой так, чтобы сикель мог скользить и тереться через мокрые трусы о сжатые бедра.
Сереженька разочаровано бросил сиську и с удвоенной силой набросился на другую. В этот момент Олька бурно спустила, выгнулась дугой, чуть не сбросив с себя мальчика, и расслаблено растянулась, все еще продолжая периодически вздрагивать.
Сереженька в недоумении смотрел на Олькины насосанные сиськи.
Молоцько? - произнес он обиженно.
У меня еще нет молока, - ответила измотанная Олька.
Поцему?
Я еще маленькая.
Ты больсая, это я есе маленький.
Какой же ты маленький, вон у тебя какой хуй большой, прямо как у коня, -улыбнулась довольная Олька - настроение улучшалось стремительно.
Мальчик удивленно уставился на свой членик, потом с гордостью сказал:
Это он есе маленький. Если длоцить - станет больсой.
А ты откуда знаешь?
Мамуля мне длоцит.
А мне можно?
Сереженька с удивлением посмотрел на Ольку. Видимо в таком качестве он ее раньше не воспринимал.
А ты умеесь? - засомневался он.
Нет, - призналась Олька.
Ладно, я тебя науцю, - благосклонно сказал Сереженька.
Он уселся на Ольке поудобнее, выпятил животик и сказал:
Говоли: "Я сланая манда, я сланая манда".
Зачем это?
Мамуля так всегда говолит.
А можно я буду говорить: "встань, хуек, встань, родной"? - веселилась Олька.
Мозьно, - благосклонно разрешил Сереженька.
Встань, хуек, встань, родной! Встань, хуек, встань, родной!
Девочка тремя пальцами приподняла теплый комочек и стала его мять. Сереженька засопел и еще больше выпятил свой пузик.
Сначала из-под Олькиных пальцев выскользнула розовая головка с крохотной щелочкой посредине, потом стерженек налился твердостью, и вот уже пальцы девочки гоняют шкурку вверх-вниз по членику. Сереженька засопел, глядя на Олькины руки. Олька протянула вторую руку и легонько сжала сморщенную мошонку. Сереженька прикрыл глаза, слегка привстал и стал ритмично двигать попкой. Олька легко подстроилась под ритм, скользя мокрыми пальцами по возбужденной плоти.
Все эти действия опять возбудили ее, она сдвинулась немного назад, так, чтобы попа мальчика находилась над ее лобком, отпустила его мошонку и пропустила руку ему между ног в свои трусики.
Мокрая писька отозвалась на прикосновение благодарной волной.
Мальчик ускорил темп подергиваний. Еще минута, и он мотнул головой, жалобно скульнул, резко подался вперед, выставив вперед руки, и уперся ладонями в ее перевозбужденные сиськи. Руки его подломились, и он полностью упал на Ольку, подергиваясь и жарко дыша ей в шею. Олька хрипло дышала, прижатая телом мальчика, сладостно спуская -второй раз за какие-то 10 минут!
Сереженька спокойно лежал на Ольке слегка перебирая пальчиками ее соски. Она не мешала ему, погрузившись в сладкую дрему.
В себя они пришли от припекающего солнца и, не сговариваясь - побежали в воду. И Ольке даже не пришло в голову, что надо бы надеть лифчик.
Они плескались, вода приятно холодила голые сисечки и все еще немного саднящие валики писькиных губок.
***
Вечером никто не ссорился. Все вместе ужинали, смотрели телевизор, женщины немного выпили и подобрели. Сереженька бегал между ними и ко всем ласково приставал - обнимал, целовал, что-то ворковал на своем птичьем языке.
Потом все засобирались спать, Ольку погнали мыться, потом загнали в постель Сереженьку, потом хлопотали еще по каким-то неясным делам.
Не дожидаясь окончания сборов, Олька подмылась в тазике с нагретой бабулей водой (мыло внутри письки сильно щипало, вновь напоминая о сильном раздражении) , смазала натруженную письку вазелином, зарылась под одеяло и начала вспоминать события этого невероятного дня.
И напрасно.
Как только она вспомнила ощущения текущей по телу теплой мочи, на нее опять накатило возбуждение. Да что же это такое!
Олька крутилась и так, и сяк пытаясь унять свое непослушное тело, но добилась обратного. Ощущения в животе из тянуще-приятных стали даже болезненными. Показалось, что нужно в туалет по большому.
Наконец она не выдержала, выскользнула из-под одеяла и поплелась на улицу.
В доме было темно. Стараясь не шуметь, Олька тихонько прошмыгнула мимо мамкиной комнаты и уже было двинулась дальше, как услышала знакомое чмоканье и характерное постанывание - Сереженька сосал мамку.
Олька застыла, ощущая, как новая волна возбуждения накрывает ее. На пике этой волны что-то щелкнуло у Ольки в голове, и она как сомнамбула качнулась к двери. Дверь открылась - так и есть: мамка лежит в той же позе, что и утром, Сереженька сосет, а она ему дрочит! Но Олька-то тоже ее дочь! Почему ей-то нельзя?
Не дожидаясь вопросов и протестов со стороны без выражения глядящей на нее мамки, Олька решительно подошла к кровати и мгновенно забралась на нее. Резко надавив руками на мамкино левое плечо заставила ее лечь на спину и с грудным стоном упала на мамкин живот, судорожно ища ртом сосок.
Мамка после секундного замешательства хрипло выдохнула, c усилием отодвинула Олькину голову и рукой направила сосок ей в рот. Олька жадно впилась в мягкую, горячую плоть, ощущая, как острые струйки сладкой жидкости ударили ей в небо.
"М-м-м-х! М-м-м-х!!!" , - со стонами, подчиняясь древнему инстинкту, Олька ритмично и сильно сосала, иногда в беспамятстве, прикусывая сосок.
Мамка, откинув голову и закатив глаза, бормотала сквозь хриплое дыхание:
"Ах, блядь, ах, блядь, разве можно такой взрослой девочке мамку сосать: Это стыдно, стыдно: разве можно сосать эти блядские дойки: А-а-а: кусай, кусай за сиськи ебаную мамку: Б-л-я-я-я-я, как же хорошо! . . Нельзя, нельзя сосать сиськи мамке - мамка дрочиться захочет! . . Дрочиться нельзя, дрочиться стыдно! . . Ах: А-а-х!!!".
Она подняла голову и мутными глазами посмотрела на сына.
"Сереженька, сыночек... А-а-х! . . Оставь сисю: О-о-а-а-й!!! поцелуй мамин пирожок, сыночек! . . ВЫЛИЖИ ЭТО БЛЯДСКУЮ ПИЗДЕНЬ!!! Скорей!! Помоги маме!"
Ласковый Сереженька уже развернулся к мамкиному животу, мелькая в темноте голеньким задиком. Вот он встал на колени, и, подняв попу вверх, зарылся головой между материнских ног.
