Ступив на кровать и опустившись между ее ног, все еще в брюках и нижнем белье, но освободив член, он наклонился вперед и вошел в нее.
«УУУУУУУУУ... ох ох ох».
Когда он достиг дна, он вытащил его, пока в ее теле не остался только кончик его члена. Затем, схватив ее за плечи и толкнув ее обратно на кровать, он врезался в нее так сильно, как только мог, во второй раз, а затем в третий, а затем в четвертый, выбивая из нее дух, так что она могла только ахать, а не издавать никаких звуков. Он вбивал ее так сильно, что ее задница подпрыгивала от кровати с каждым толчком, и теперь она обеими руками обхватила его шею, пытаясь притянуть его лицо к своему.
Затем она закричала без слов и так сильно царапала его спину и шею своими длинными ногтями, что он понял, что позже ему понадобится антибиотик, но он был так захвачен спазмами ее киски, сжимавшейся, словно тиски, вокруг его члена, а затем пульсирующей собственным женским взрывом соков, что он проигнорировал боль.
«О, боже мой. Эм, вот о чем я говорила, детка. Никто больше так не делает».
Он посмотрел на ее улыбающееся лицо и, не улыбаясь в ответ, тихо сказал: «Давай посмотрим, сколько мы сможем сделать. Как говорится, яйца к стенке...» и он снова и снова долбил ее киску, доводя ее до еще одного оргазма, и еще одного, и теперь он бил ее так сильно, что конец его члена болел как черт, и он знал, что она, вероятно, не сможет ходить, когда это закончится, но образ Фрэнка и его большого члена, скользящего в ее тугую киску, в его голове заставлял его долбить и долбить.
Это было отчасти похоть, отчасти чистая ярость, которую он не знал, что чувствует. Он был в шоке, когда она впервые рассказала ему о трахе с молодым блондином, и теперь он чувствовал, что это росло в нем целый месяц... Он любил ее, но, черт возьми, он хотел причинить ей боль в то же время.
Затем ей удалось схватить его за шею и притянуть к себе с железной женской силой, она обхватила его бедра, обхватив его ногами, и держала его так, чтобы он мог войти в нее, но он не мог добиться разделения, чтобы по-настоящему войти.
Она целовала его в щеку и продолжала шептать: «Мне так жаль, детка, так жаль, так жаль...»
Наконец он почувствовал, как она поднимается вверх, и он не смог сдержаться, остановил свое движение вперед и просто наслаждался взрывами спермы, которые ударяли по задней стенке ее шейки матки, снова и снова. Он не мог поверить, что все еще кончает после этого минета, но он достиг личного рекорда, когда почувствовал, что сделал восемь или девять сильных выстрелов.
Когда он распылял ее изнутри, она снова и снова содрогалась.
Наконец он скользнул рядом с ней. Когда его член выскользнул, она застонала, перевернулась на него и быстро вставила его обратно в себя.
«Нет, оставь его внутри, Дэн. Даже если он мягкий, я хочу, чтобы он был там».
Наконец, он сжался до такой степени, что она не могла его удержать, и она соскользнула вниз рядом с ним.
Прошептав ему на ухо, она сказала: «Никто в мире не сможет сделать со мной этого, детка. Только ты».
Он посмотрел на нее и постарался не улыбаться.
«Ты думаешь, что это жалкое представление позволит тебе вернуться в мою постель, в мой брак и в мою жизнь. Один секс?»
«О нет, я знаю, что этого не произойдет. Мне придется трахать тебя до потери сознания утром, днем и вечером. В выходные, когда детей не будет, я не буду надевать одежду, в любое время. Мы закажем еду или приготовим ее сами. Я буду трахать тебя до тех пор, пока даже виагара не заведет тебя».
«Думаешь, сможешь втоптать меня в землю?»
Она улыбнулась невинной улыбкой.
«Я знаю, что смогу. Даже если я не смогу ходить, когда придет время идти на работу, я смогу перетрахать тебя, детка. Вот в этом мы, женщины, имеем преимущество перед вами, сильными мачо».
Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Знаешь, ты причинила мне очень сильную боль. Я не думал, что кто-то сможет причинить мне такую боль снова после Холли, но ты это сделала».
«Я знаю это, Дэн. Мне нет оправдания, кроме того, что мне было так больно, что я не могла ясно мыслить. Но я заглажу это перед тобой. Я буду лучшей женой и лучшим трахом, который у тебя когда-либо был, лучше, чем когда-либо была Холли».
Он ухмыльнулся: «Знаешь, у тебя там серьёзная конкуренция».
Она ударила его кулаком в ребра.
"Сволочь."
Затем улыбка сошла с ее лица, и она повернулась так, что ее задница прижалась к его паху в позе ложки.
«Я не хочу тебе этого говорить, Дэн, но, полагаю, мне придется это сделать, если мы собираемся идти тем путем, которым должны идти всю оставшуюся жизнь».
«Что? Ты ведь снова с Фрэнком поладила, да?»
«Нет, но речь идет о Фрэнке».
«У него был рост 12 дюймов, и вы не хотели, чтобы у меня возник комплекс неполноценности?»
«Нет, но... ты был почти прав, когда сказал, что я хотела его трахнуть, а Холли использовала как оправдание».
Она почувствовала, как он напрягся, и сильнее прижалась к нему.
«Он чертовски красив, и другие девушки в офисе говорили о том, какой он хороший, что я... иногда думала о нем. Просто интересно, знаешь... как бы это было. Я бы никогда так не поступила, обещаю тебе, но женщины тоже фантазируют. И когда я решила уйти от тебя и решила, что трахну кого-нибудь, просто чтобы заморочить тебе голову, он был первым и единственным, о ком я подумала.
«И когда мы — когда он трахал меня — мне это нравилось, Дэн. Он не заставил меня кончить, но он заставил меня почувствовать себя очень, очень хорошо. И когда он был внутри меня, и когда он играл со мной, я могла сказать, что он хотел меня сильно. Он не просто делал это автоматически. Он сказал мне, что тоже думал обо мне долгое время.
«Ты должен понять, я спала рядом с мужчиной, который говорил о другой женщине, трахалась с мужчиной, который кричал имя другой женщины, когда кончал. И у нее были такие огромные сиськи, и я видела, какой эффект она производит на парней. Должна признать, что рядом с ней я чувствовала себя худенькой маленькой девочкой. Фрэнк был... был как виагара для моего эго».
Она повернулась к нему лицом, и он увидел слезы в ее глазах.
«Я чувствую себя такой шлюхой, но, наверное, я БЫЛА с ним в том номере мотеля. Единственное, что я могу тебе сказать, это то, что это больше никогда не повторится. Пока у меня есть ты, мне никогда не понадобится ни он, ни какой-либо другой мужчина. Ты мне веришь? Ты сможешь простить меня за то, что я так его хотела?»
«Блин. В каком-то смысле я бы предпочел этого не слышать. Это делает все еще хуже. Но, раз уж мы исповедуемся, я должен сказать тебе, что, пока я встречался с Холли, я чертовски долго не кидал ее на столик в кабинке, не стаскивал с нее трусики и не трахал ее. Я больше в нее не влюблен, но... она была фантастическим трахом.
«Если бы она пришла ко мне в слезах и сказала, что расстается с Биллом, и попросила бы меня отвезти ее куда-нибудь... Я, честно говоря, не могу сказать, что бы я сделал. Ты же знаешь, я люблю тебя, но я всего лишь человек. И ты тоже».
Он снова поцеловал ее и прошептал ей на ухо: «И если эта рыжая малышка, которая работает в офисе по соседству с тобой и у которой такие фантастические сиськи, когда-нибудь снова пристанет ко мне, как на той корпоративной вечеринке в июне прошлого года, ты поймешь, если я отведу ее в одну из спален и...»
Он замолчал, потому что она держала его яйца в своих маленьких ручках и сильно сжимала их. Потом она начала катать их как шарики, и это БЫЛО БОЛЬНО.
«Если ты когда-нибудь поиграешь с ней, клянусь богом, однажды утром ты проснешься без всего этого. Мы договорились?»
«Как стекло. Мне они нравятся, так что, думаю, мне придется отказаться от Рыжей».
Он снова поцеловал ее. Он никогда не скажет ей этого, но, делая это, он сравнивал ее поцелуй и ее губы с губами Холли. Никто никогда не сравнится с Холли, но Кэролайн была той женщиной, которую он любил. Это был один из тех маленьких секретов, которые женатый мужчина унесет с собой в могилу.
Она прижалась к нему и сказала: «Я действительно никогда не думала, что это произойдет. Я думала, ты так влюблен в нее, что мы никогда не сможем снова быть вместе. Я никогда не смогу достаточно отблагодарить тебя за то, что ты вернулся ко мне. Единственное, что я могу сделать, это любить тебя вечно».
«И я собираюсь заставить тебя это сделать».
