И вот теперь робость и злость смешались в Анжеле, адской смесью бушевали в ней, и вывели ее на грань чуть ли не истерики.
Хозяин кабинета вздохнул, поднялся, подошел к окну, поднял жалюзи, сощурившись всмотрелся в живую панораму города.
- Вы, похоже, меня не любите? - Не оборачиваясь, опять спросил он.
- А за что вас любить? - Усмехнулась гостья, - все богатые, это воры, убийцы и дебилы. Что, не так?
Уголки стариковских губ чуть заметно приподнялись в улыбке. Такой откровенности он не слышал давно, и она ему импонировала. Он вернулся за стол. Сел, подумал и сказал:
- Возможно, вы правы, но все же, не все. Я, например, стараюсь не быть дебилом. Не всегда получается, но, порой мне это удается. Верите?
- Не верю! - Вскинула девушка глаза и впервые посмотрела на миллиардера прямо, - если вы - при таких деньгах, то или прирезали кого — нибудь, или ограбили, третьего не дано.
Старик уже не слушал, что говорила эта дерзкая девчонка. Его убили ее глаза, в них было столько юношеской искренности, красоты и какой - то обреченной дерзости, что ему разом расхотелось шутить, он растерялся и даже пробурчал что — то нечленораздельное.
Ему вдруг до чертей стало стыдно, что он повелся на эту дурацкую игру и стал ломать эту комедию, которая унижала не только ее, но и его. Его, пожалуй, больше.
Ему невыносимо захотелось отделаться от этой бедной девочки и не видеть ее больше никогда:
- Вы отдаете себе отчет, зачем вы сюда пришли? - Спросил предприиматель.
- В общих чертах, да, но я не совсем осознаю это, - прошептала Анжела, теперь ей стало почему — то страшно, ее сердечко забилось сильнее.
- Ну, так я скажу вам, - откинулся в кресле хозяин. - Ваша мать прислала вас ко мне, надеясь, что я поведусь на вашу красоту, которая, не скрою, совершенно поразительна, протащу вас через свою постель и подпишу ваши проклятые бумаги. А теперь вы мне скажите, вы согласны пойти со мной в отдельную комнату?
- Я не знаю, - снова уронила глаза в стол девушка, и его крышка засияла зеленью.
- Дайте мне ваш договор? - Протянул руку олигарх.
- Зачем?
- Давайте его сюда, я подпишу вам эту недвижимость, ничего мне от вас не надо, без всяких условий, в том числе и без оплаты. И, клянусь, никто и никогда не отнимет у вас эту площадь.
- А за что нам это?
- За унижение, которое вы пережили. Простите меня, и прошу вас, не унижайтесь больше никогда, - говорил Николай Семенович, размашисто проставляя на листах свой бесценный автограф.
- Ваша рука похожа на чайку, - сказала Анжела.
- На чайку? - Удивился старик, - что еще за «чайка»?
- Ну, чайки, птицы такие. Они сжимаются в комочки перед штормом, я видела на ютубе.
- А - а, я вижу, вы любите море? - Поднял глаза Николай Семенович.
- Да.
- А какое море вы любите?
- Никакое, я там ни разу не была.
- Как? Взрослая девушка и не была на море, вот так фокус.
- Так получилось. Мама вечно работает, хотели поехать, заставила меня даже загранпаспорт сделать, а непонятно зачем, все равно никуда не едет.
- А отец где?
- Папы у меня нет. Он приезжал, обещал взять меня с собой, но не взял, вот...
Старик неловко кашлянул, передал пакет документов гостье, встал, и снова ушел к окну. Он ждал, она рылась в портфеле и все не уходила.
- Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво.
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка.
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг, -
медленно зашевелил губами старик, в задумчивости читая сам себе стихи.
- Это вы про меня? - Удивилась Анжела.
- А? - Вздрогнул олигарх и обернулся, - нет, поверь, к тебе это никак не относится. Это стихи Заболоцкого, был такой очень хороший поэт, мне мама в детстве читала, мне было очень грустно, это очень печальные стихи, вот, вспомнились чего — то не к месту. Ты вот что, - сказал он Алине. - Если хочешь, я покажу тебе море, прямо сейчас. Возьмем самолет и полетим. Клянусь тебе, мне ничего от тебя не надо ни денег, ни постели, да и какая постель в моем возрасте.
Просто, слетаем и вернемся. Можем даже лететь в разных салонах. Назови только, какое море хочешь и полетим, я сейчас же закажу самолет, он стоит в аэропорту.
Весь сервис и трансферт, естественно, за мой счет. Ты когда — нибудь Праслин видела?
- Мы все едИм, - растерянно кивнула Анжела, ей страшно хотелось показать, что и они не лыком шиты, и их маленькая семья живет богато. - У нас даже чайхуахуа есть в холодильнике.
- Ты хотела сказать «фейхуа»? Чайхуахуа, это порода собак, а фейхуа — это фрукт. Или вы с мамой корейцы, собак в холодильнике держите? Чего — то я не пойму.
- Да, мы фейхуа часто едим, - залилась краской первокурсница.
- О, Господи, Праслин это не блюдо, это жемчужина Сейшельских островов с уникальной флорой и фауной, хочешь, поедем туда, хочешь, куда — то еще. Решай, и ничего не бойся, и если ты сейчас уйдешь, это никак не скажется на осуществленной сделке, даю тебе слово.
- А мама, а Юра?
- Юра, это твой парень?
- Да.
- Путешествие займет всего несколько часов, максимум — сутки. Туда — и обратно. Ну, что, звоню диспетчерам, запрашиваем вылет?
- Надо тогда домой заехать, взять купальник, документы. Да и маму обрадовать, она волнуется.
- Заедем, какие проблемы.
Однако в тот раз улететь не удалось. На город надвигался грозовой фронт и самолету не дали вылет.
- Не беда, - сказал миллиардер. - Полетим завтра. Идет?
- Идет, - благодарно сверкнула Анжела своими драгоценными глазами, и старик снова поразился их чистоте. Было в них что — то от объектива фотокамеры, когда жадно и трепетно раскрываются его лепестки, открывая темную, бездонную скважину фокуса, и он мгновенно схватывает весь мир и фиксирует его навечно.
IV.
Гроза, жаля яркими язычками молний неповоротливые туши туч, тем вечером обошла город стороной. Анжела и ее парень Юрий гуляли под очистившимся от тревожной облачности небом по речной набережной, ели мороженое. Было безветренно и душно. Девушка сосредоточенно думала о чем — то своем. Ухажер не любил такое ее отрешенное состояние, ему хотелось говорить, рассказывать, хвастать, словом, красоваться перед любимой, выгибая грудь колесом. Но когда она уходила в себя, раскрывать хвост ему было словно и не перед кем, и он всяко тормошил спутницу, стараясь привлечь внимание к себе.
Юра учился на юриста, был он парнем не очень эрудированным, за то жутко ревнивым и вспыльчивым, хотя под всей этой взрывчатой смесью его нравственного экстремизма, скрывалась душа человека в общем — то доброго и честного, за что Анжела его и любила.
Ведь именно доброту она ценила в людях больше всего.
А он, выходец из деревни, как ни хорохорился на людях, словно бы чувствовал свою внешнюю неравноценность такой красавице как Анжела, комплексовал, и часто из — за этого выкидывал какие — то неожиданные то злые, а то и смешные коленца. Мог, например, на ровном месте полезть на какого — нибудь бугая в драку, или ввязаться в чужой разговор со своими наставлениями. Гормоны, знаете ли…
Вот и теперь, по непонятному молчанию своей девушки, он решил, что «у нее кто — то завелся», психовал и старался раскусить ее разными закидонами.
- А поедем ко мне, тетка у сестры будет ночевать? - Предложил он, размышляя таким образом, что, если у Анжелы кто — то есть, то она конечно же не поедет. В городе он жил у своей тети, особы тоже нервной и страшно мнительной.
- Поедем, - равнодушно пожала плечами девушка. Благо, до теткиного дома было недалеко.
Наша милая героиня все время держала в голове предстоящий полет, волновалась, радовалась и тревожилась, чувствовала себя виноватой перед своим кавалером, все таки летела она с другим мужчиной, хоть и стариком, а потому в тот вечер решила быть покорной, что, надо отдать ей должное, случалось редко.
В теткиной квартире, на теткиной же заповедной постели, с католическим распятьем над изголовьем и случился у нашей сладкой парочки спонтанный, как весенний дождь и такой же стремительный секс.
О сексе первокурсница на тот момент знала лишь, то, что это очень смешное и забавное мероприятие, с вечно предсказуемым финалом.
Дело в том, что у Юры член всегда вскакивал мгновенно и торчал очень бодро, что, по мнению юноши, вполне компенсировало его скромные размеры.
Стащив брюки, парень гордо демонстрировал могучий потенциал своей девушке, нетерпеливо вставлял ей и елозил, тиская ее, как надувную куклу, думая, что по мужски, сурово и жестко, как это и надо, ласкает ее, на самом же деле страшно ее щекотал — руками, пушком с подбородка, челкой, дыханьем, и девушка предпринимала невероятные усилия, чтобы не расхохотаться.
Вот в таком единстве и борьбе противоположностей и проводили молодые люди свои недолгие и однообразные половые акты. Он - тупо стремясь вознести ее на небеса своими тисканиями и щипками, она - жестко сцепив зубки, чтобы не улететь на эти небеса от хохота.
Потом лежали, оба красные от диаметральных эмоций. Анжела испытывала по настоящему глубокое удовлетворение именно от того, что ей удалось обмануть судьбу и сдержаться. Юра - в полном убеждении, что доставил любимой неземное наслаждение, и она кончила, не даром же у нее кровь так прилила к голове.
В тот раз все повторилось ровно по такому же сценарию, с тою лишь разницей, что у Юрика был герпес, и юноша почти не лез с поцелуями. А еще сперма попала на любимый тетушкин пододеяльник с пирамидами и верблюдом, и парень страшно переживал по этому поводу.
