— Кочетков, ты будешь вместо Машки!
Рука Стасика выскочила из джинсов и так резко подпрыгнула вверх, будто он внезапно решил зигануть.
Макаронина — тощая, с всклокоченными волосами цвета насыщенного раствора марганцовки, с совершенно обычным для неё, но безумным для любой другой девушки макияжем, зигзагами расползавшимся от век по всему ее довольно симпатичному, если б не всё вот это, лицу, стояла перед ним и размахивала выхваченными из сумочки бумажками. Один чулок её был чёрен, другой — рыж, на кеды были наверчены какие-то блестючие шипы, ридикюль же был исполнен из плюшевого медвежонка, которому, если нужно было что-то достать, приходилось кровожадно отстёгивать голову. Когда они познакомились на первом курсе, Стасик сразу смекнул, что Настя Макарова — шибанутая, и с тех пор её образ лишь радикализировался.
— Вместо кого?.. Вы сегодня все как с цепи посрывались, — выдохнул Стасик.
— Вместо Машки! Нам с ней дали два пригласительных на сегодня — крутейший показ, а у неё кот чебупелями отравился. Я ей причём сколько раз говорила — не давай ему жрать всё, что сама ешь — а он, знаешь, научился прямо со сковородки тягать — уж такой ловкенький, уж такой умненький, вот прямо не скотинка, а Член Семьи! Вот и допрыгались до реанимации. Ну дура же, скажи? — и, не дожидаясь ответа на этот риторический вопрос, добавила с плаксивой интонацией: — Пойдем со мной, Стасюнь... Хоть приставать никто не будет.
Макаронина отчего-то благоволила Стасику, хотя более разных людей еще надо было поискать, и при желании он вполне мог бы заполучить её презирающее выпуклости тело, однако для Стасика переспать с ней было всё равно что согрешить с кем-то из персонажей мультфильмов Тима Бёртона. Так что связывало их ни к чему не обязывающая дружба, дружба-лайт — они менялись конспектами и дарили друг другу на ДР дурацкие подарки.
— Макарош, анриал, спешу, вон Матвеича лучше возьми, я его тут по дороге встретил, — затараторил Стасик, однако Настя подошла к нему вплотную и обвила своими длинными, тонкими, увитыми какими-то безумными феньками руками.
— Он мужлан, а ты котик, сравнил тоже!.. Кто у нас котик? Стасик у нас котик! — заворковала Макаронина, — Куртка у тебя классная, прям дизайн! А потом, так и быть, я дам себя поцеловать... — она развратно облизнула свою фиолетовую помаду, забралась под стасикову куртку сзади и обеими руками прихватила его за попу, медленно проскользив по булкам сверху вниз. Стасик почувствовал, как она щупает рельеф бесстыжих трусцов и коленки его подогнулись.
— Мака, всё, цейтнот у меня, — дрожащим голосом произнес Стасик и вытек из объятий так, будто его сверхспособностью была флюидность, — без обид, старушка, нацелуемся еще, побёг я, пора... — и он действительно потрусил по набережной дальше, ощущая, как отдается в висках стук всполошившегося сердечка.
— Пожалеешь, изменщик, я, может, только возбудилась!.. — беззлобно крикнула ему вслед Макаронина.
* * *
Стасик боялся, что опоздает, однако вынутый из кармана мобильник дал понять, к условленному месту прибыл он аж на полчаса раньше срока. Видимо, встречи по дороге вызвали у него столько эмоций, что время, потраченное на них, несоразмерно растянулось в сознании. Он и обрадовался — опаздывать он не любил, и расстроился — это означало, что придется еще полчаса пронервничать тут, в этой малолюдной части набережной — среди старых тополей, уходящих кронами в ежесекундно темнеющую бездну.
Он попытался вызвать то классное ощущение, но оно не откликалось. Стасик оперся на парапет, слегка выпятив попку и уставился на противоположную набережную, где изредка проезжали уже включающие ближний свет машины.
— Тоже пораньше? — услышал он вдруг за спиной хрипловатый голос, — Не парья, я доплачу...
И тяжелая рука легла на его заднюю мякоть.
3. Щекотливое положение
Стасик вздрогнул, но, скованный страхом, обернулся не сразу — какое-то время он стоял, безропотно позволяя чужой руке по-хозяйски мять его округлости — попка его иногда рефлекторно сжималась, и тогда рука настойчиво пошлепывала по булочкам, как бы предлагая им вновь расслабиться. Это странное действо продолжалось с минуту, после чего Стасик, успокоив наконец сбившееся дыхание, нашел в себе храбрость обернуться и отойти на пару шагов.
Розенбом улыбался одновременно добродушно и похотливо. Вид его немного успокоил Стасика — ничего инфернального, опасного в моряке вроде бы не было — просто понтовый дядька, похожий на красиво стареющего рокера — серебрящаяся щетина, куртка, терракотовые кожаные штаны.
— Вы так сразу, с места в карьер... — выдавил наконец из себя Стасик непривычным голосом, — это вообще какая-то наглость! А если я пришел сказать, что отказываюсь? Вы небось думаете, что я из этих... А я ведь вообще не такой. Просто деньги сейчас очень нужны.
— Пришел сказать, что отказываешься, а сам встал и попку призывно выпятил? — улыбка Розенбома обнажила крепкие кривые зубы.
— Я не выпячивал... — покраснел Стасик, — я, может, всегда так стою. И разве под курткой попу видно?..
— Всегда так стоишь? С оттопыренной... попочкой? — правая бровь Розенбома выгнулась коромыслом. Последнее значительно слово прозвучало после долгой, наэлектризованной паузы.
— Да, — ответил Стасик, понимая, что мелет какую-то чушь и оттого еще больше смущаясь и путаясь, — когда, конечно, можно на что-то опереться...
— Может и правда, мне просто показалось? — продолжал странную игру Розенбом, — Встань-ка так еще разок.
Стасик повиновался и облокотился на парапет, попутно подумав, что отвернувшись, спрячет наконец свои раскаленные щечки.
— Ну нет, ты стоял не так... — с наигранным разочарованием протянул Розенбом.
— Та-а-ак... — возразил Стасик.
— Нет, не так, — отрезал Розенбом, — сам ведь знаешь, и сам зачем-то обманываешь. Встань как следует.
Дальнейшее действие исполнило себя само, как-то помимо стасиковой воли. Стасик с испугом наблюдал, как тело его полностью перенесло вес на упершиеся в парапет локти и прогнуло спину так, что попа максимально выпятилась, а нижняя часть булок вылезла из-под задравшейся куртки. Задыхаясь от стыда, Стасик вдруг снова ощутил то пошлое и восхитительное чувство.
— Умничка, — хрипло мурлыкнул Розенбом, тут же забравшись под куртку и продолжив своё исследование нежнокожих стасиковых прелестей, — Ну конечно, ты не такой. С "такими" мне вообще не интересно... А сам я разве такой?..
Он мял зад так азартно, по-молодому, с таким наслаждением проминал через тонкую джинсовую ткань молочный жирок оттопыренных стасиковых батонов, мелко шлепал по ним, сжимал их по очереди в горячей горсти, что Стасик приоткрыл рот, глубоко задышал и почувствовал, что подвыветрившееся было опьянение, кажется, получило второе дыхание — тополя вокруг стали покачиваться, а мерцание отражавшихся в реке огней потекло под его длинные, подрагивающие ресницы, расплавляя стасиков страх в своем тёплом, переливающемся золоте.
— Вы что такое там делаете... — прошептал он, раскалываемый желанием убежать, не оглядываясь и желанием выпятить попу еще бесстыдней.
— Лапаю твою охуительную попульку, — хмыкнул моряк.
— Я совсем-совсем не такой... — прошептал Стасик и локти его медленно поехали в стороны, отчего зад оттопырился еще круче, упершись в довольную таким раскладом лапу Розенбома.
— То, что "не такой" — это ведь легко проверяется...
— Как? — обернулся Стасик, забыв про свои наливные щечки.
— По тугости, — улыбнулся Розенбом, приобнимая его и просовывая руку в карман кожаной куртки. Ноготь большого пальца чувствительно царапнул задний проход, Стасик рефлекторно сжал попку, отчего боль стала еще сильней, Стастик айайайкнул и вывинтился из розенбомовых объятий, дернувшись, как карась, соскочивший с крючка.
— Всё-всё-всё, — скользя по парапету взволнованной попой, запричитал Стасик, — пошутил я, пошутил, денежки я верну, это совсем ведь ничего страшного, правда?..
Он бултыхнулся в сторону от набережной, к огням — там маячили прохожие и откровенный разговор вперемешку со щупаньем вряд ли мог быть продолжен, но Розенбом несколькими молодецкими шагами подрезал его и вновь прижал к еще не остывшему от вечернего солнца граниту.
— Реально первый раз, да? — с сочувственным интересом спросил он.
— Да, — прошептал Стасик, схлопывая реснички, — простите, мне домой уже надо...
— Даже сам себя в попку никогда не тешил?.. — Розенбом магнитил Стасика взглядом, но тот, учащенно моргая, решил вдруг изучить свои кроссовки.
— Не тешил, — повторил за ним Стасик, наконец подняв глаза и даже чуть улыбнувшись этому олдскульному словцу, — Зачем мне это? Я вообще девочек люблю...
— Дак я тоже по бабам, — подхватил Розенбом и приобнял Стасика за плечо, — Тебе какие нравятся — сисястые и жопастые?
— Си...сястые, — выдавил Стасик и окончательно зарделся.
— А мне... — прохрипел Розенбом, приобнимая Стасика всё ухватистей и Стасик уже приготовился выслушать тираду о привлекательности жопастых баб, но мысль Розенбома неожиданно свернула вбок — а мне даже нравится, что ты такой... стыдливенький. На девок, значит, спустил все денежки, а теперь на мели? Так-то ты не такой, но тут уж больно выгодное предложение?
