Мысль мелькает и уходит. Я прогнал ее.
Хотя это трудно. Потому что я - мужчина.
Я внимательно смотрю на ее лицо.
До этого все мои любовные приключения происходили ночью, в темноте и я еще никогда не видел лицо моей девушки при свете дня, именно вот в эту, фантастическую минуту. Нет, уже не день. На закате. На закате.
Что происходит?
Что я вижу?
Ее лицо искажается какой-то совершенно детской гримасой.
Словно ей больно и щекотно одновременно. Будто эта боль сидит где-то у нее внутри. Глаза ее закрыты, скорее, даже зажмурены. А ротик, наоборот, широко открыт, она жадно и глубоко хватает воздух и явно не может надышаться.
Девочка моя!
Я совершаю движение.
Древнее, как сама жизнь.
Страсть полностью затуманивает мое сознание.
Девочка моя!
Я шепчу ее имя. Она словно не слышит меня.
Все ее тело мелко дрожит, словно тугая пружина, она выгнулась ко мне навстречу. Она крепко охватила меня своими ногами. Она движется, дергается так, что нет никаких сомнений - она помогает мне овладеть ею.
Она отдается мне. С радостью и любовью.
И мы совершаем эти любовные движения. Совершаем и совершаем.
Катя стонет в голос. Лицо ее искажается каким-то страданием.
И я понимаю.
Сейчас.
Сейчас она кончит.
И вот я не выдерживаю и там, внутри ее юного тела происходит взрыв, мой взрыв, но я собираю в кулак всю свою волю и пытаюсь не выдать себя, не показать, что произошла сама великая тайна бытия.
Я не издаю ни звука, не меняю темпа своих движений.
Но мне не удается обмануть мою юную подружку.
Она чувствует, что произошло.
И подает голос.
- О, боже! О, боже! Ой! Ой! - взвизгивает она.
И колотит меня пятками по бедрам.
- Дрянной мальчишка, что ты наделал! О, боже! Как хорошо! О, боже!
Бессовестный! Ты даже не спросил меня, можно или нет! Ой, мамочка!
Как хорошо! Ай-ай! Как хорошо... Миленький, как хорошо... О-о...
Не пойму, я проваливаюсь или взлетаю?
Можно я тут умру? Ну, позвольте...
Потому что я отдал все. Я отдал все.
Мы замерли.
Лишь мелкая дрожь утихающей страсти напоминает о том, что мы еще живы.
Откуда-то находятся силы, чтоб поцеловать мою возлюбленную.
Легонько, легонько. В ресницы. В щеки. В носик. В ушко.
Радость моя, где ты?
Она, наконец, слегка приоткрывает глаза и смотрит как-то устало, словно не может понять, где это она находится. Дыхание ее все еще резкое, прерывистое. Но уже не такое, как пару минут назад.
Мада-а-ам...
Катя смотрит на меня.
- Как хорошо... - шепчет она одними губами.
Видимо, вид у меня испуганный или озабоченный.
Потому что она тихо спрашивает:
"Что случилось?"
- Прости. Я не знал, что сегодня нельзя. Ты ведь ничего не сказала...
- Ну что ты! - она устало улыбается.
И молчит. Своей легкой ладошкой она гладит мое плечо.
Я смотрю выжидательно. Я лежу на ней, но упираюсь на локти.
Чтоб не давить на нее. Катя снова прикрывает глаза. Люблю ее!
Катя молчит. И я молчу.
Тишина.
Потом она открывает глаза.
- Как раз сегодня все можно, - едва слышно шепчет она.
И эти ее неземные слова действуют на меня сильнее того зелья,
ради которого африканцы убивают своих несчастных носорогов.
Вулкан вновь просыпается.
Грозит новое извержение.
Катина пещерка еще не остыла от моего предыдущего визита.
Но принимает меня с радостью. Девушка охает, когда я прокладываю себе дорожку. Привет, любимая! Ты не забыла меня? Разве тебя можно забыть? Нельзя. Видишь, какой я? Не вижу. А чувствуешь? Чувствую.
Тебе хорошо, любимая?
Мне хорошо с тобой, любимый!
А так? А так?
И так! И так... И так...
Второй раз получилось дольше и как-то слаще.
Может, потому что я уже ничего не боялся.
Потому что она мне сказала.
Что все можно.
Что запретов нет.
И опять мы задрожали и застонали почти одновременно.
Нет, я, как мужчина, пропустил даму вперед. На полшага.
Именно так должен поступать джентльмен.
Пропустить даму на полшага вперед. Всегда.
И тогда нежный укус ее зубов в мое плечо воспринимается, как высшая, неземная награда. И ее задыхающийся стон.
И ее крик, идущий откуда-то из самой души.
Как мы похожи в эти мгновения на животных!
И как это прекрасно!
Почему-то мелькает странная мысль, что если бы Катя сейчас могла зачать, то ребенок получился бы очень хорошим. Почему? Потому что все получилось так славно. Потому что я люблю ее, и потому что мне очень хотелось овладеть ею. Потому что она меня любит, и потому что она отдалась мне доверчиво и радостно. А что нужно еще? Ну, конечно, мы оба трезвые. Мы молоды и не жалуемся на здоровье. Катя красивая, я вроде тоже не урод. Мы оба студенты, мы в расцвете сил. Вот поэтому наш ребенок должен быть хорошим.
Но его не будет.
После сегодняшнего - его не будет.
А потом? Мне жить здесь еще две недели, и если мы будем продолжать в том же духе, и если в злополучном киоске не сменится продавщица, то, очевидно, что природа возьмет свое. Хочу ли я этого? Не знаю.
Катю хочу, а про ребенка - не знаю.
Катя словно читает мои мысли.
- А если я забеременею, что мы будем делать?
Получается, что мои неожиданные мысли оказались кстати, потому что я готов к ответу. Чем, похоже, удивляю Катю.
- Мы поженимся, - говорю я.
Вот так, запросто.
Хотя я произношу эти слова впервые в жизни.
Вот так, имея перед собой конкретный объект.
Катя удивленно поджимает губы.
- Но ведь ты меня совсем не знаешь.
- Узнаю. И дело даже не в этом.
- А в чем? - она удивленно смотрит на меня.
- Ну, ты ведь говоришь о ребенке.
- Ну да.
- Но разве можно поступить иначе, если будет ребенок?
- А что - нельзя?
- Думаю, что нельзя.
Как я себе нравлюсь в эту минуту... Дон-Кихот без штанов!
- Я боюсь, - шепчет Катя.
- Чего?
- Забеременеть боюсь.
- Почему? Ведь когда-нибудь у тебя будут детки?
- Наверное. Но я все равно боюсь.
Мы разговариваем. Мы шепчемся. Моя ладонь скользит по ее обнаженному животу, по волосикам ее лона, по гладким бедрам. Но это уже другие ласки. Ласки завоевателя. Ласки завоевавшего завоевателя. Неторопливые. Скорее, это я так помечаю, что тело этой юной женщины принадлежит мне. Поэтому я ее ласкаю. Успокаиваю. Люблю. Она моя. Какие сладкие эти два слова.
Она моя.
- Завтра познакомишься с моей мамой, - тихо произносит Катя.
Как это, познакомлюсь?
Не понял...
- Придешь к нам на обед, - улыбается Катя.
- Да? - глупо мычу я.
- А что - боишься?
- Да нет.
- А мне показалось, что боишься. Не бойся. У меня славная мама.
В моей голове совершенно пусто. Рождается единственная мысль.
"Обед - это хорошо. Обед, так обед."
- Ты любишь меня? - спрашивает Катя.
- Конечно, ты ведь знаешь, - отвечаю я.
- Наверное, я показалась тебе очень доступной?
- Перестань. Ты мне очень нравишься. Ты чудо.
Мы шепчемся и шепчемся.
И снова приходит желание. Но Катя возражает.
- Не надо. Я устала. Ну, не надо. Я, правда, устала.
Я чувствую, что она говорит правду.
Потом мы одеваемся.
Впервые мы одеваемся вместе. Сегодня мы многое делаем впервые.
Что нужно сделать, чтобы никогда не забыть этот вечер?
Не знаю.
Поцелуй на прощание. Какой-то особенный. Легкий. Возвышенный.
Как хорошо, что нас никто не слышит.
Потому что я задаю такой взрослый, стыдный вопрос.
- Милая, тебе было хорошо? Ну, ты понимаешь...
И ее ответ.
Она шепчет его мне прямо в ухо. Тихонько-тихонько.
- Да! Я никогда не думала, что может быть так хорошо.
Да? Мне хочется уточнений и сравнений, но я понимаю,
что сегодня прошлого нет. Ни ее прошлого, ни моего.
Есть только настоящее.
Мы снова целуемся. Мы расстаемся.
Ощущение - словно мурашки по спине.
Почему так?
Одиннадцатый час. Катя волнуется, ее, наверняка, ждут.
Я провожаю ее почти до самого дома. Громко лает собака.
Все. Дальше я идти не могу.
Катя поднимается вверх по тропинке, а я смотрю ей вслед.
Все. Я остался один.
Уже совсем стемнело.
Я неторопливо иду к своему пансионату.
Одуряющий запах жасмина. Ни с чем не спутать.
Вспоминаю: "С усиками и с жасмином".
Усмехаюсь про себя.
Я думаю только об одном. Что завтра опять будет встреча.
Надо же! Кажется, я влюбился. Нет, это надо же! Ну и ну!
Только, почему "кажется"? Я просто влюбился. Я молод.
Я влюбился. У меня есть девушка. Сегодня мы были близки.
Как это хорошо!
Выхожу на тропинку, которая ведет к воротам пансионата.
Оборачиваюсь, смотрю назад.
Нет, ничего не видно. Темень.
Лишь огни маяка на горе.
А слева, совсем у горизонта, ярким фонариком сияет звездочка.
Она вот-вот исчезнет.
Она одна была свидетельницей нашей любви.
Планета любви.
Наша тихая Венера.
