Как гости в баньку взойдут, так уж и кличут Егорушку, обходи нас веничком. Что такая у нас банщица очень уж всем нравится. Издалека едут посмотреть на нашу ключницу.
- Матушка Аглая, мне в город надо…
- Ах ты ж негодная. А благословение, забыла?!
- Матушка Аглая, благословите в город съездить.
- Во-от. Это другое дело. Давай ка мы с тобой чайку мятного с нашим медком монастырским попьем на дорожку, да и поедешь.
Этот воробышек серенький и опомниться не успел, как его уста расщепила ложечка серебряная с медом вересковым.
А потом все повторилось. Себя не помня разделся он, метался в постели белой весь в горячке дикой, тлетворной. Тело пылало, была эрекция, но сколько не дрочил он не приходил оргазм облегчающий.
Комкал одеяла, да простыни, на подушки коленями становился…
"В своих могилках тесных,
В горах родной земли,
Малютки — медовары
Приют себе нашли".
Что Евгения выводило из себя так это по утрам близкий звон колокольный. Казалось бы спать и спать еще, и чего они бьют-то без устали аж хрусталь звенит в стенке березовой.
Рано — рано, на заре по сути, матушка в душ ходила. По долгу мылась, при этом вслух молясь. И эти ее молитвы в покоях были слышны прекрасно.
Поскольку сон теми колоколами все равно испорчен был, ранний птах наш на цыпочках проник на половину настоятельницы.
Ему нравилось бывать здесь украдкой. Духи ее нюхать, всякие вещички трогать, в зеркалах ее бескрайних отражаться. В покоях матушки пахло новым магазином мебельным и лаком для ногтей.
На постели, в компании с трусиками, змеиной шкуркой накидка ее блядская лежала. Не удержался Женька, примерил. При этом ему свои трусики снять захотелось, и он ловко из них выскользнул.
Но и одного четкого взгляда в зеркало не успел он кинуть, как вода в ванной шуметь перестала.
Как рыба из сети неловко из накидки освободившись, Женька тенью в свои комнаты скользнул. Под одеялом затаился.
В проеме стояла Аглая:
- Любишь женские шмотки примерять?!
- Надо бы совет опекунский, что ты извращенец, в известность поставить. Ну да ладно, пока живи, - остывая от теплой ванны, она сказала. - И из монастыря ни-ни, а то в раз без наследства останешься. На камеру твои переодевания сняты уже, насельница!
- Вставай, иди — ка сюда, сядь! - Подобрела и похлопала по диванчику рядом с собой матронушка.
- Мне стыдно, я голый, - этот скромник ломался.
Потом, прикрываясь одеялом все же присел. И тут же в его рот впорхнула заветная ложечка серебряная.
- Сегодня с вечера сестры тебе по всему телу полную депиляцию сделают.
- Зачем, матушка?
- А за тем, чтобы тесненько ты к сестрам приближен был, да долю их женскую чувствовал.
- Это все игра ваши, да, матушка?
Она салфетку взяла, уголки губ ему вытерла, подмигнула лукаво:
- Не игры, а игрища.
Меж тем осень в северное полушарие заходила. Монастырь делал запасы на зиму, грибы, ягоды, да дрова для печей и бань монастырских.
Женьку невеста навещала, все удивлялась, чего это он в монастыре завис, не тусуется, не учится. За каменной стеной обители ей не нравилось. Она ловила на себе пытливые, почти похабные взгляды змеюшки - матронушки, от чего неловко и неуютно было ей. Хотя девкой она была озорной, пацанкой - студенткой симпатичной и рисковой.
Уже не в первый раз Аглаюшка ее в покои к себе заманивала, но медком угостить девку все не удавалось ей.
А потом показала гостье несколько приемов для маникюра, удачных очень, чем ту к себе расположила. А когда Кристина в зеркале себя разглядывала с серебряной ложечкой к ней подъехала, и вошла та чудная ложечка в уста юные, неопытные, и пошел мед по венам девицы, хмельной радостью деву балуя.
Называть Аглаю матушкой Кристина наотрез отказывалась, и устав монастырский всяко игнорировала, словно подчеркивая, что она тут временно и уехать вольна в любой момент.
Опекуншу жениха называла Аглаей Васильевной, относилась к ней со скрытой опаской, но меж тем и интересна была ей эта адская женщина, разврат потаенный в ней Кристина чувствовала, монастырским смирением прикрываемый.
Так в опочивальне хозяйки монастыря и состоялась первая беседа девушки и женщины, макияжем да медком распаленная.
- Отчего же вы ребенка не делаете? - В лоб спросила старшая младшую:
- Быстрее родите, быстрее наследство получите, таково условие завещания. Так чего же вы тянете?
- Надо же свадьбу сыграть, обжиться как-то,обустроиться, - улыбнулась Кристина приветливо, после меда она сделалась доверчивой, да ласковой.Ее щеки пылали истово.
- Одно другому не помеха, дуреха! Под венец и беременные хаживали. Не пойму, или вам деньги не надобны?- Подняла кончик тонкой брови оса привязучая. Про генетическую экспертизу ребенку в завещании она ни опекуну, ни его невесте не сказывала.
- Какая же тут свадьба, если вы жениха в монастыре спрятали, и тут его, как я понимаю, всем своим шоблом тестируете. - Облизала липкие губки лакомка.
- Никакое это не шобло, а совет опекунский, из достойных людей набранный. И никто не тестирует Евгения, сам приблудился, его и калачом отсюда не выманишь.
Спаривайтесь, женитесь, рожайте, получайте свои денежки, и матушке руки развяжете. Не нанималась я чужие капиталы блюсти. И ты могла бы инициативу проявить, все в свои ручки взять. Чай родители твои не богаты. А тут речь идет о миллионах. Легкомысленная ты, Кристинушка, все думаешь, что денежки никуда не денутся. А вот опутает твоего мил — дружка другая. О чем тогда запоешь?
Гостья оглянулась на дверь воровато, к уху наставницы потянулась.
- Да пробовала я, - сказала она горячим шепотом, - но не пойму, что с ним случилось, смотрит куда-то в окно, зажимается. Целуется и то, как девушка неумелая. Какой уж тут секс. Не пойму, ему тут у вас медом что ли намазано. Что вы с ним сделали?
Лукавая стерва чуть приметно улыбалась в свои легкие усики.
- Да любишь ли ты его, Кристинушка?
- Люблю.
- Ну тогда скажу тебе, я и сама не понимаю, что с ним.
Матрона встала, прикрыла дверь, плавно прошлась по комнате, шторы колыхнув, снова опустилась рядом с гостьюшкой. Заговорила тоже шепотом:
- В мои бабьи наряды рядится, просьбы у него какие-то странные.Ты мне скажи, он ничего не нюхает?
- Да вроде нет. Но пива не прочь выпить. Иногда коньяк глушит. А что?
- Порой, как чумной делается, творит непотребства всякие. Видимо, бес в него вселился. Изгонять надобно. Раньше -то ты не замечала такого, ничего подозрительного не видела? Эгоист, ни о семье, ни о наследстве, ни о тебе не думает. Все ему похоть застелила.
Кристина смотрела на женщину глаза округлив:
- Вот это номер. Что, обо мне и не вспоминает? То -то я гляжу, на звонки не отвечает.
- Больно нужна ты ему, сладострастнику. Тут одна уж плела сети по за ним, да я той осе ядовитой крылышки - то обрезала.
- Кто такая? - Отняла руки от лица красавица.
- Да ты не страшись, не печалуйся. Я на подлете нейтрализовала ехидну эту подлую. Далеко она не зашла, он и не понял ничего, никак в ту каверзу не вляпался. Но зайти она рассчитывала. Твое счастье, девица, что он в монастырь то попал. В миру страстям его пошлым есть где разгуляться, и пойдет тогда наследство мимо вашего домика, а тут в нашей тихой обители мы их как змеюшек - то и задавим. Моли Бога, что у вас есть такая матушка. Да помогай мне. Мы с тобой победим его похоть подлую. На путь истинный его выведем.
- И что ж мне делать, Аглая Васильевна?!
- Да что ты, дуреха, так разнервничалась? - Легонько погладила ее по золотой головушке матушка. - Это беда, конечно, но беда поправимая. Почаще бывай у нас, да меня во всем слушайся. Пока наследство-то не упущено. Поняла теперь, какое везение, что я у тебя есть? И с первенцем вам нельзя тянуть. Если страсть твово сужена в нем укорениться, он ни на что не способен будет.
- Мне надо одной побыть, с мыслями собраться. Мне все это, как снег на голову. Я поеду теперь.
- Обдумай и возвращайся.
Из монастыря невеста уехала озадаченная. Уезжая, Аглае пообещала, что вернется скоро. В тот момент жениха она просто ненавидела. Ей казалось, что предал он ее, пагубным страстям поддавшись. В дороге всей душой Аглаю Васильевну благодарила, что вовремя глаза на ту беду открыла.
Накануне Женка подумал было сексом с невестой укромно заняться, да как -то странно занервничал и на ласку к девушке не отважился.
И вот тут как-то понял он, что не сможет невестой овладеть, ничего не получится. И не понял даже, а, скорее почувствовал. И очень грустно ему от этого сделалось.
Рябина уродилась в тот год на удивление: красная, ядреная, да обильная. И ягоды словно светятся. В монастыре говорили, что то к снегам большим.
Дважды совет опекунский у матушки собирался, шептались, да на послушника алчно поглядывали.
Выходило, что жениться ему пора, а там и наследником обзаводиться под завещание.
Настоятельница отвечала уклончиво, что чудной он какой-то, да блажный. Посмотреть еще надо, примериться. Пусть идет все своим чередом, говорила.
Удалось сладострастнику подсмотреть в баньке за голым Егорушкой. Невероятно возбуждающ и притягателен он был в виде своем, особливо, когда с удовольствием на полке вагину свою мылил, пальцами ее складки расправляя, да рассматривая. Веяло жаром густым, да паром березовым.
