– Я тебя презираю! – Станислав отпрянул от Зои, которая еще тряслась и металась в сладостном пароксизме, и облизывала с опухших губ терпкие капли юношеских выделений. – Презираю! – Станислав подтянул штаны и выскочил из каморки.
Там на него никто не обратил внимания. К мокрой попке, красной от побоев и белой от засыхающих телесных жидкостей, пристраивался Гаврилов. Игнатов засовывал в анус указательный палец, Филиппов шарил толстыми руками в половых губах, намереваясь нащупать и потеребить клитор, Гаевский держал бутылку и осматривался по сторонам в поисках еще чего-нибудь подходящего. Юноша бросился вон из проклятой квартиры.
Профессор Всесвятский тихонько прошел через ширму и запер ее за собой. Он встал напротив Зои. Девушка казалась обессиленной. По ее губам стекала сперма. Но через мгновение она вздрогнула, приподняла туловище, выставляя вперед исцарапанную грудь и сжимая пальцами соски. Ее тело принялось покачиваться под ударами нового члена, воспользовавшегося ее общедоступной промежностью. Пухлые губы широко распахнулись, зрачки затмили собой радужку, на мокрой шее вздулась вена, глубокое томное дыхание вырвалось из залитого спермой рта. Профессор смотрел ей прямо в глаза.
Его маленькие, точно злые черные точки, зрачки вонзились в широко раскрытые, безвольные, безбрежные в своей покорности глаза Зои. Он глядел, проникая на дно ее сетчатки, всверливаясь в подкорку мозга, и запоминал, запоминал. Новый шедевр уже рисовался в его воображении.
