Светофор мигал тремя вертикальными зрачками: красный, желтый, зеленый. Разноцветные полоски света тускло отражались на асфальте. Автомобилей на перекрестке возле здания нарсуда, в котором до революции располагался трактир, кроме притормозившего такси, не наблюдалось. Можно было пройти и на красный свет, но Вадим и Тамара ждали, когда перед ними загорится зеленый. Охотник и добровольная жертва стояли рядом, скованные невидимой, но прочной цепью. Какой цепью? Из какого сплава?
Воя сигнальной сиреной, к перекрестку приближалась машина "скорой помощи". Не снижая скорости, она проскочила на желтый знак светофора. Впереди темным коридором зияла прямая, как стрела, длинная аллея с красивыми голубыми елями, каштанами и голыми кустами персидской сирени. Под рассеянным ореолом оловянной луны они двигались по темной аллее.
- Ты, как сучку, тащишь меня на случку, - глухо молвила Тамара.
- Тома, откуда такая вульгарная лексика? - укорил ее Вадик. - Ты должна
выражаться поэтическим штилем. Я веду тебя не на банальную случку. Я веду тебя на сладкую казнь. Какую форму казни синьора Заглобина предпочитает?
- Ты же не зарежешь меня лезвием бритвы? - включилась в игру Тамара.
В 1975 году на экраны страны вышел в прокат фильм итальянского режиссера
Элио Петри "Следствие по делу гражданина вне всяких подозрений". Джан Мария Волонте блистательно играл в нем роль шефа городской полиции. В фильме, сделанном в форме изящного фарса, интриговало начало, когда на экране появлялись титры, и звучал филигранный ритм тревожной музыки.
На свидание с неким гражданином шла пылкая женщина в красном платье с декольте. Благоухал летний вечер. Мужчина выглянул из-за штор светящегося в вечерних сумерках окна. Она закинула вверх голову, и взгляды их встретились. Нож и пламя. Монтажный стык, и она уже входила в распахнутую перед ней дверь роскошно меблированной квартиры.
- Как ты убьешь меня сегодня? - с поволокой в глазах спрашивала женщина.
- Я перережу тебе горло лезвием бритвы, - обещал ей партнер.
И вот они тешатся на широкой софе, предаваясь утолению страсти. Оператор крупным планом показывает руки мужчины. Он берет с журнального столика крохотный конвертик с лезвием для бритвенного станка. В его пальцах мелькает тонкое лезвие. Красивая женская шея, короткий вскрик, хрип и брызги алой крови окропляют его волосатую грудь. Кровь орошает белую простынь...
Мужчина хладнокровно следует в ванную комнату. Тщательно моет перед зеркалом окровавленные руки. Вытирает запачканную грудь. Брызгает на лицо из флакона чем-то освежающим. Аккуратно причесывает волосы. Одевается, повязывает на рубашке галстук. Подходит к телефону. Звонит в полицию. Сообщает об убийстве, и спокойно уходит.
На место преступления одна за другой с сигнальным воем сирен прибывают полицейские машины. После карабинеров в квартиру входит начальник полиции. Осматривая место убийства, он беспечно оставляет следы своих пальцев. На него ни в коем случае не может пасть подозрение в убийстве. Он - гражданин вне всяких подозрений. Впоследствии он пытается направить следствие по своему следу, и, в конце концов, сам признается в преступлении, но никто не хочет верить, что он - убийца...
В Москве этот фильм прошел на "ура". Тамара с подругой Зариной долго обсуждали перипетии картины. Соседка в студенческом общежитии не разделяла их восторга. У них в Фергане этот фильм шел в полупустых залах. В Фергане индийское кино больше любили. Вот на индийские картины народ валом валит. Потому что в них про настоящую любовь и жизнь показывают.
- А этот итальянский фильм - про что он? - спрашивала Земфира.
Фильм Элио Петри Вадик видел. И намек понял.
- Побойся Бога, Тома, - укоризненно сказал он. - Зачем мне резать твое
горлышко? Пощекотать его - другое дело.
Вадик вел фиктивную жену друга на очередное рандеву, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Он не на аркане ее за собой тащит. Она сама добровольно с ним идет. Значит, она в этой случке нуждается? В данной ситуации ими обоими движет темный зов плоти.
Они вышли к полосатому шлагбауму с оранжевыми огоньками. С противными сигналами он опустился из вертикального положения в горизонтальное. Из железнодорожной будки вышла женщина в служебной телогрейке. И встала, как идол, держа фонарь в одной руке и красный флажок в другой.
У шлагбаума они спокойно пересекли стальные рельсы. Электричка была далеко. Опасности от ее приближения не ощущалось.
- А если бы у тебя было алиби, ты бы мог меня убить? - спросила Тамара.
- Тома, что за глупости? - возмутился Вадик. - Зачем мне тебя убивать?
Сосредоточься лучше на хорошем... Сейчас мы завалимся к Сереге. Я хочу, чтобы ты все делала молча, без подсказок и понуканий, - Вадик, словно школьнице, объяснял ей домашнее задание. - Мы разыграем одноактную пьесу, в которой не нужны слова. Важны только взгляды, жесты, полутона...
- А почему одноактную? - по-детски заканючила Тамара. - Хочу двухактную.
- Можно и трехактную, - великодушно соглашался Вадик. - Это от тебя будет
зависеть. Заранее предупреждаю: бить буду. Возможно, больно...
- Зачем? - Тамара захлопала пушистыми ресницами.
- Так надо, - насторожено произнес он. - Это наказание за твое опоздание.
- Я, наверное, и на свою смерть опоздаю, - вздохнула Тамара.
Если бы кто-то посторонний услышал их разговор, то, пожалуй, подумал, что по тротуару шагает спятившая пара. Что у них "крыша" с тихим шелестом едет. Это - шизоидные сады маркиза де Сада или клиника доктора Фрейда.
Предстоящая экзекуция Тамару не очень смущала. Когда Вадик впервые треснул ладонью по ее упругой ягодице, она гневно вскинула брови, хотела разразиться громом и молниями. Вадик нудно стал объяснять, что он это делает не только для куража, чтобы взбодрить себя, но и для того, чтобы ей доставить хлесткое удовольствие. Это возбуждает не только партнера, но и партнершу.
"Как этого можно не знать? - заводился Вадик. - Это любая восьмиклассница знает!"
Тамара долго что-то бухтела. Партнера, быть может, это и возбуждает. Но она сомневается в том, что это возбуждает партнершу. Впоследствии Тамара стала адекватно реагировать на смачные шлепки по мягкому месту.
"Это действительно взнуздывает, - убедилась она, - особенно когда становишься вяловатой и теряешь ритм... "
Однажды Вадик устроил ей экзекуцию, обвинив в том, что она изменяет его другу Сереже. Тамара оправдывалась: мол, брак у них фиктивный, и она в праве распоряжаться своим телом по собственному усмотрению. Вадик утверждал, что Сережа любит ее, а она своим поведением его огорчает.
- Ты заблуждаешься! - не соглашалась Тамара. - Если бы он меня любил,
то признался бы...
Вадик твердил, что должен ее наказать. Когда Тамара поняла, что тот не шутит, взгляд ее насупился. Личико побагровело. Верхняя губка с черными бархатистыми усиками задрожала от обиды. Вадик обвиняет ее в том, что она изменяет Сереже? Разве это не смешно? Вадик несправедливо требовал наказания! Он нашел для этого совершенно несерьезный повод! Но при желании Вадик мог прицепиться к чему угодно. Он был неутомимым придумщиком...
Он заставил Тамару стать обнаженной у стены и упереться в нее руками. "Ноги на ширину плеч!" - командовал Вадик. И потешился он всласть. Сначала шлепал Тамару не сильно. Но постепенно входил во вкус, и наносимые оттянутыми ладонями хлесткие удары становились все сильнее и звучнее. Тамара стоически их выносила, испуская стоны, которые только вдохновляли Вадика. При этом он ухитрялся декламировать строки из стихотворения Федерико-Гарсиа Лорки "Неверная жена":
И в полночь на край долины
Увел я жену чужую.
Она ведь была замужней,
А мне клялась, что невинна...
Испуганно бедра бились,
Как пойманные форели.
То нежным холодом стыли,
То белым огнем горели...
- Может, хватит, а? - минут через пять заупрямилась Тамара.
- Тебе больно? - Вадик заглядывал ей в лицо.
- Не хочу больше, - ныла Тамара, продолжая стоять спиной к Вадику.
- А я хочу! - цедил Вадик. - Хочу, чтобы твои бедра бились, как пойманные
форели...
- А я не хочу! - капризничала Тамара. Она изогнула шею, пытаясь через плечо
увидеть раскрасневшиеся ягодицы на своем широкозадом тазике.
- Тома, не отвлекайся, - Вадик вернул ее голову в прежнее положение. - Ты
способна на большее. Терпи! Абстрагируйся! Продолжим...
И снова бедра ее вздрагивали и горели от расчетливых и хлестких ударов. Тамара вздрагивала, вскидывала голову то вверх, то вниз, то в стороны, стонала, но не просила пощады. Из нее вылетел отчаянный возглас:
- О, мой милый супруг! Если бы ты видел, что со мной этот изверг делает!
Фраза Вадику понравилась. Он попросил ее повторить.
Когда Вадик счел процедуру законченной и повернул Тамару к себе, она уткнулась лицом ему в плечо. Плечи ее дрожали. Она готова была разрыдаться от пронизывающей жалости к самой себе, от почти гипнотической беспомощности, с которой позволила совершить над собой обряд истязания.
Вадик гладил ее по спине и старался утешить, словно и он выступал в роли палача не по своей воле, а по мановению неумолимого Рока:
- Ну, все-все. Успокойся, - твердил он. - Ты - молодец. Ты - умница. Ты
достойно выдержала испытание. Ты все делала правильно.
- Я падшая и гадкая женщина, - всхлипывала она, вынося себе диагноз.
- Ты не гадкая, - Вадик ласково гладил ее по головке. - И не падшая...
Ты - падающая звезда... Ты сейчас очень красива, понимаешь?
Тамара подняла на него влажные от слез глаза:
- Ту правду говоришь? - недоверчиво спросила она. - Я не жалкая?
- Ты очень красивая, - подтвердил Вадик. - Поверь мне и утри свои слезки...
Тамара зарделась от похвалы и побежала в ванную смыть слезы.
Вадик с удовлетворением отметил, что, пожалуй, он может делать с ней все, что угодно.
"А что мне угодно? - думал он. - Да мало ли что?"
