Я давно ее знал. Она всегда была экстремально-агрессивной девушкой, гораздо более, чем я, и потому нравилась мне.
Раньше мы были одноклассниками, но потом наши пути разошлись. Надолго. Чтобы потом вновь пересечься, в результате чего и произошла эта история...
Я с радостным удивлением встретил ее на пьянке у одного из наших общих знакомых. Как же она изменилась за эти два года, что я не видела ее - одетая во все черное, с пронзающими подведенными глазами, в серебряных украшениях, она скользила по квартире с бессчетной банкой какой-то химической дряни, отрешенно поглядывая на незнакомых ей парней и оживляясь при виде старых приятелей. Завидев мой силуэт, она радостно повисла у меня на шее. Алкоголь и два года изменений сделали свое дело, и через часа два мы уже шли по направлению к ее дому... ... ... Еще в лифте она спросила меня, сверкая снизу вверх хмельными зелеными глазами...
- А как ты относишься к садомазохизму??? - при этом ее лицо обрело хищно-сладостное выражение.
- Да никак...нормально......не пробовал...- сознался я.
- Хочешь...поиграть?
Я ухмыльнулся, ибо прекрасно осознавал, зачем именно мы направляемся к ней, сбежав с шумной пати у Трамала, и допустил, что можно позволить любые игры, если дело закончится все равно одним. Заслышав утвердительный ответ, она со внезапно холодным взглядом предупредила...
- В таком случае, пока ты не удовлетворишь меня полностью, ты будешь выполнять все мои требования, а потом уж можешь делать что хочешь.
Я не мог похвастаться какими-то изощренными фантазиями. Я ее просто хотел, как парни хотят красивых и необычных девушек. Я еще не знал, что она мне откинет...
...Мы тихо прокрались в квартиру, и в промежутках между ненасытными поцелуями я развязал свои и ее гриндерсы. Она отправила меня в ванную, а сама ринулась в свою комнату. Когда я через пару минут туда зашел, вожделенно нащупывая презервативы в карманах джинсов, то просто охуел. Она медленно встала со стула, и с тихим скрипом распрямился виниловый корсет, жестокой черной блестящей поверхностью сковывавший ее грудь и ребра. Он чуть заострялся книзу, под ним дерзкие кружева стрингов подчеркивали ее массивные белоснежные бедра, приподнятые из-за лаковых узких сапожек до колен на высокой шпильке. Сетчатые чулки и нарукавники до локтей довершали этот садистский образ. Я не сразу обратил внимания на узкий ремень с клепками в ее тонких пальцах. Она качнулась на каблуках.
- Ну что, Санечка, мечтал ли ты о такой Госпоже? - спросила она с насмешкой.
- Ты...... - я был очарован, заворожен, пленен, у меня не было слов.
- Раздевайся...- призрачно прошептала она, обходя вокруг меня; свет настольной лампы отражался в большом зеркале на противоположном конце комнаты, дробился в стеклянных гранях среди засушенных роз, в зеленых вытянутых бутылках с увядшими цветами и отливал в ее длинных волосах кровавым цветом. Я снял рубашку и начал расстегивать ремень на джинсах, а моя Госпожа подошла ко мне сзади, провела острыми коготками вдоль всего позвоночника, отчего я вздрогнул и в паху у меня все налилось жидким огнем, и ласково прошептала, обжигая меня своим дыханием и губами...
- Ты такой худенький, мой сладкий, такой подтянутый, такой...- она удовлетворенно вздохнула и взмахнула ремнем... - Как восхитительно будет хлестать тебя!
Я похолодел, чувствуя, как мое прежнее желание заняться с ней сексом уступает место какому-то новому и странному; я по-прежнему желал ее, но уже как некое божественное недостижимое существо - и начинал ненавидеть себя за то, что я нахожусь во власти безумной девушки, связанный ее колючим взглядом и своим честным словом удовлетворить ее прихоти, прежде чем сам буду с ней что-то делать. А ведь это было только начало...
- На колени. - приказала она твердым тоном. Я опустился, смерив ее взглядом, она нежно погладила меня по недавно забритой голове, потрепала за мою крашеную панковскую челку - ей нравилось меня ласкать, как ласкают жертву -я понял это определение позже, и внезапно грубо пнула сапогом, отчего я повалился животом на ее разложенный диван, из-за обилия подушек и пледов напоминавший царское ложе. Она бесцеремонно пресекла мои попытки подняться - ее эта моя поза - лежа на диване животом, стоя на коленях - видимо полностью удовлетворяла для проведения дальнейших экзекуций. Но меня - нет, и я яростно заорал от оскорбления...
- Бля, Вик, что ты делаешь?!!! Мы так не договаривались!!!
- Лежи, саб! - ледяным голосом произнесла она и больно вдавила острый каблук мне в основание шеи. - Мы ТАК договаривались.
Я еще не начала. Не бойся, наши друзья никогда ни о чем не узнают. Они будут только осведомлены о том, что ты в этот вечер, когда мы удалились под их красноречивые взгляды вдвоем, затрахал меня до полусмерти - и все. А твое нынешнее положение - это только мое изысканное удовольствие. Ну ты же мне его даруешь???
- Уууууу, какая ж ты... - но тут я почувствовал ее холодные пальцы на своем члене - и меня аж током шибануло. Я, насколько мог, повернул голову - она склонялась надо мной, ее красные пряди волос, словно кровавые плети, облизывали мои лопатки, а на лице застыл восторг хищницы. Вытащив руку из моих джинсов, она протянула мне ее для поцелуя, и я, не сумев воспротивиться внутреннему порыву, жадно впился в ее кисть, а после, как будто благословляя, прикоснулся губами к ремню. Она снисходительно улыбнулась, нежно провела ручкой по спине и внезапно нанесла резкий удар. А потом еще. И еще. Я внутренне настроился выдержать до конца это издевательство не издав ни звука, а потом уж задать этой садистке по полной программе. А удары - отрывистые, тяжелые, резкие в своей боли, с оттяжкой продолжали ложится на мои сжимавшиеся плечи, спину и зад. Я представлял себе, как там все будет кошмарно исполосовано - при парнях потом футболку не задерешь, если что, и не испытывал никакой поэзии, типа <Ах, меня хлещет прекрасная девушка в виниловом корсете и с длинными красными волосами, и я счастлив, что она причиняет мне страдание>
Нет, я чувствовал лишь регулярно вспыхивающую по всей длине спины пронзающую боль на монотонно пылавшем фоне и по мере ее нарастания все сильнее стискивал зубы. И через некоторое время моя беспощадная Госпожа пришла в неистовство; за ускоряющимся свистом ремня я услышал ее бешеный вскрик...
- Почему ты не стонешь! Вой! Вопи! Я хочу услышать твои крики боли! Тебе же больно...нестерпимо больно, я знаю!!! - она прекрасно видела мой профиль, исказившийся в стремлении выдержать все, что еще грядет от руки этой кровожадной суки, и я понимал, что это доставляет ей немалое наслаждение. Она драла меня так, как будто ненавидела всей душой, как будто ее жизненной задачей было высечь из меня кровь и мольбы о пощаде. Кровь, я думаю, к тому времени там уже показалась, и один-единственный вопль она все же из меня выбила. Уже под конец, усталая и раздраженная, с фанатичным блеском в глазах, она, нанеся предпоследний удар, замерла, и когда я уже более-менее расслабил сведенные исполосованные плечи, ощущая непроизвольную нервную дрожь в мускулах, она внезапно что есть силы стеганула меня по заду и огрела по яйцам. Я взвыл от безудержной болевой вспышки и рывком приподнялся на руках; Вика отбросила скрученный ремень, опустилась на диван и прижала меня к себе, покрывая мое лицо, голову, шею и плечи жестокими поцелуями - я заметил, как она дрожит от удовольствия. Ей, по-видимому, безумно нравилось играть роль этакой утешительницы после акта недевичьего садизма. Чувствуя, что всю мою спину будто окутало огненное марево, я дрогнул всем телом и сел на колени, опустив голову на ее обтянутые чулками ноги; она гладила меня и что-то ласково шептала. Наконец она подняла мою голову и посмотрела мне в глаза. Видок у меня был, видимо, измученный, и лицо ее озарило торжество.
- Ты был так прекрасен, когда извивался под ремнем...прекрасен в стремлении подавить боль...- поэтично выразилась она - она любила метафоричные речи. Я нервно посмотрел на нее.
- Сука!
- Госпожа. - напомнила она мне.
- Нет, ты сука! Сука! Садистка! - на самом деле, у меня было много чего ей высказать, но с моих пересохших губ слетели лишь эти два понятия, вместившие в себя всю мою злобу.
- Я знаю. Ты оскорблен? Ты помнишь наш разговор до этого? Помнишь??? -она приподняла меня за подбородок.
- Да...но ведь нельзя так!...
- Можно! Конец близок, потерпи же! - она дала мне пощечину и оттолкнула от себя, поднялась и воздвигнулась надо мной с ремнем. Я рванулся было встать, но Вика посмотрела на меня так, что я решил остаться на коленях. В рассеянном полумраке ее лицо в багряном ореоле волос и бледная кожа в контрасте с черными одеждами навевали на меня какие-то дикие образы и ассоциации - все, с чем она была для меня всегда связана косвенно, а теперь - непосредственно. И моя злость постепенно перетекала в обожание, страсть и желание растянуть это мгновение в пространстве, чтобы еще долгое время она так стояла надо мной, а я смотрел на нее снизу вверх, угадывая в высокомерно-алчной улыбке ее остальные замыслы. Моя Садистка поигрывала ремнем.
- Ну?...- неопределенно вопросила она.
- Госпожа....
- Уже лучше. Целуй! - она указала на вытянутый нос сапога. Я прикоснулся к черной гладкой поверхности ртом и поймал себя на мысли о том, что я уже не жажду телесной мести, что мне начинает нравится подчиняться ей и целовать сапоги, которыми она меня пинает, целовать ремень и руки, которые меня мучают. И от этого неестественного положения вещей в природе я пришел в ужас. Мое <я> стало разрываться на две части, два желания - жестоко взять эту красивую стерву и в перерывах между оргазмами дать ей повыгибаться под ее же собственным ремнем....или выполнять все прихоти ее больного самолюбия дальше, страдая от ее отношения ко мне одновременно как к рабу и как к раненому возлюбленному. Пока я думал, я прослушал какой-то ее приказ, и из размышлений меня вырвал удар взвизгнувшего ремня по лицу, опаливший мою кожу и разбивший губу в кровь.