ЭПИЗОД 6. ЛЕТНЯЯ ГРОЗА.
После операции прошло два дня. Всё это время я был очень слаб и почти всё время спал, как и другие послеоперационные девчонки. Лишь два раза, просыпаясь, неожиданно видел растерянное лицо бабушки, сидевшей рядом со мной на стуле в накинутом на плечи белом халате. Но я даже не понимал толком, приснилась ли она мне, или приходила на самом деле.
Отношение ко мне девочек в палате постепенно изменилось. Никто уже не стеснялся ходить передо мной без трусиков в тихий час или вечером перед отбоем, девчонки запросто писали на судно буквально в метре от моей койки, не обращая на меня ни малейшего внимания и даже не стараясь прикрыться, а многие при этом кокетливо улыбались. Мой писюн их тоже почему-то перестал интересовать, так что я теперь спокойно лежал неукрытый - с каждым днём становилось всё жарче и жарче, пот просто тёк со всех ручьями. А когда однажды я, не дождавшись нянечки с уже привычной уткой, встал и пописал на девчачье судно, на меня вообще никто не смотрел - действительно, эка невидаль - писающий пацан!
Лишь на третий день вечером я впервые почувствовал себя нормально после операции. Лежавшую рядом со мной Олю выписали, и злая Нинка, застилая соседнюю койку больничной клеёнкой, так сильно пыхтела и размахивала руками, что несколько раз задела и меня, отчего я совсем проснулся. Прямо на клеёнку рядом со мной плюхнулась совершенно голая девчонка, которую я уже видел наказанной за описанные штаны: "ЗдорОво, пацан, меня теперь рядом с тобой положили. Светка не хочет со мной спать, да и другие девчонки тоже!"
Она немного полежала молча, но накопившиеся обиды рвались наружу, и девчонка резко повернулась ко мне всем телом: "А разве я виновата, что уссыкаюсь? Не знаю, как это выходит, я просто не чувствую ничего! В школе хорошо, там звонок, я просто иду на каждой перемене в туалет, и всё! Даже если и не выливается ничего - тоже хорошо: значит и на уроке не уссусь! За два года только три раза оконфузилась, да и то никто не видел. Другие девчонки - и то сикались, Машка так вообще на физкультуре в строю четыре раза! А вот дома мне совсем плохо. Часов же у меня нет, откуда я знаю, что пора идти? Ты молчи, молчи - тебе же гланды вырвали? Ну вот - забываю и сикаюсь! Поэтому дома-то я всегда голая хожу, у меня мамка всю одежду отбирает. Если оденусь - сразу бьёт! И брата заставляет меня раздевать. Один раз зимой он мне кофточку разрешил оставить, так мамка ему по морде так врезала - неделю с фингалом ходил! Ну и мне досталось! Не для того, говорит, я вещи покупаю, чтобы они мочой воняли! И на диван я не сажусь никогда - она сказала, что убъёт. Если я где нассу в комнате - тоже отлупит, да ещё мордой тычет! Если её нет - я стараюсь вытереть скорее, чтоб не узнала! Братка тоже бъётся - во, видал?!" - она показала большой кровоподтёк. "Осенью и весной, конечно, плохо, особенно если ещё не топят. Тогда я в половик заворачиваюсь, если никто не видит. Так что от холода у меня всегда сопли. В школе от соплей плохо - на форму капают, и в тетрадки. А ещё голова стала болеть. Я этой весной три раза в обморок падала, так вот меня в больницу и забрали, гайморит выдолбили.
А я уже привыкла голая, иногда и не помню совсем, что без трусов! К брату пацаны пришли - а как я раз стойку на голове пробовала, да смешно мне так, а они говорят - у тебя чо, сестра - совсем дура? А он как даст мне по жопе - пошла вон! Летом я даже гулять голяком убегаю, девчонки мне говорят - ты чё, ненормальная? А я говорю - подумаешь! Я и мальчишек не боюсь, даже если немного старше - как врежу по яйцам, так и отстанут! Лишь бы взрослым не попадаться с голой жопой. Всё-таки девять лет уже - заругают, а то и побьют! Папка-то у меня добрый был, только он пил всё время и пропал куда-то - я ещё и в школу не ходила. Мамка теперь всяких дядек водит, вместе с ними водку пьёт и потом они голые на кровати валяются. Мы с братом уроки делаем, а она только орёт - это подай, то принеси! Мы же все в одной комнате живём, даже кухни нету - общая. У одного дядьки хер здоровый, как колбаса, он мамке говорит: "Не могу при детях!", а она ему - "Да они привыкли давно, ну хочешь - Лизка тебе отсосёт? Лизка, пососи ему х... , он тебе шоколадку купит!" А сама пьяная в жопу! Ты чё, дура? Не буду! - говорю. "Ах, так?! Ты так с мамкой разговариваешь?! Убью ссыкуху!" - Сковородку схватила, как врежет мне по руке - я её месяц потом поднять не могла! Я скорее удирать на улицу, она за мной! Еле её тот дядька поймал! А холодно уже было - ноябрь! Я голая иду, дрожу, плачу, а вдруг навстречу - милиционер! Закричал что-то и ко мне - еле удрала, я-то все подворотни в округе знаю! Домой поздно пришла - дрыхнут уже все. Думала, хоть в ванне согреюсь - а колонка не зажигается! Тётка Танька где-то газ на ночь перекрывает, всё боится, не случилось бы чего. Да, еле согрелась тогда!"
Лиза немного полежала на спине, закрыв глаза, а затем продолжила: "А как-то раз другой дядька говорит: "Иди сюда, ссыкуха, поиграй с моим прибором!" И суёт мне свой хер раздутый. Я его двумя руками взяла, а что дальше делать - не знаю. Гну - он не гнётся, мну - он не мнётся, тогда я начала кожу вверх и вниз двигать, а они с мамкой смеются. "Способная у тебя дочь растёт, через годик-другой вместе гулять будете! На, выпей!" - и даёт мне стакан, а сам давай мамкины сиськи мять. Я думала - вода, как глотну! Так всё во рту и обожгла, это водка оказалась! Я - давай чихать и отплёвываться, а они опять ржут, потешаются. А моему братке одиннадцать, так он уже несколько раз водку пил. Говорит, что только в начале жжёт и блевать тянет, а потом кайфово! Ладно, пойду я, пожалуй, отолью, а то опять под себя нассу!" Лиза встала и голяком отправилась в туалет.
Когда она вернулась, мне удалось собраться с силами и достаточно внятно прошептать: "Лиза, а где твоя курточка?" - "Да у меня её тоже отняли! Я ведь и курточку обоссала!" - "Как это?" - "Да когда штаны отобрали, так я её обвязала вокруг живота, как юбку - всё лучше, чем с голой жопой гулять. Ну и опять, понимаешь, забыла отлить, так что обоссалась, да так неудачно - и сзади, и спереди. А тут как раз старая нянька идёт - та, что с меня вчера штаны сняла! Так она аж слюнями брызгалась, меня прямо по морде мокрой пижамкой била, ну и отобрала, конечно! Хоть бы простыню дали, суки!" - "Лиза, ты возьми мою курточку, она же мне не нужна!" - ещё раз прошептал я, пересиливая боль. "Спасибо, пацан! Да нет, не возьму - и меня застукают, и тебе попадёт! Я уже придумала - вот же у меня полотенце есть, смотри, какое большое! Можно укрыться, а завтра это у меня юбка будет! Только мне пока не холодно!" Лиза перевернулась на живот. "Эх, всё-таки хорошо в больнице, не то, что дома! Сёстры добрые, никто не ругается! И кормят офигенно, да ещё вовремя! А дома, бывает, от мамки днями еды не дождёшься, особенно, когда пьяная! Тогда мы с браткой сами пропитание добываем... Эх, знала бы - куда, так сбежала бы из дому, да только кому я нужна, я же ссыкуха!" - "Слушай, а ты доктору скажи - может быть, тебя вылечат!" - снова просипел я. "А разве лечат от этого?" - "Обязательно и непременно!" - уверенно заявил я, до того хотелось помочь девчонке. "А что, может и правда сказать? Вдруг вылечат - а то не могу же я всю жизнь голая ходить! Мне-то похер, особенно когда тепло, но ведь и холодно бывает!" - От волнения Лиза подскочила и села на койке по турецки. "Всё, завтра же обязательно скажу! Бить же они меня не будут - здеся культурно ведь, а поругают, так с меня - как с гуся вода!" Возбуждённая девчонка ещё долго что-то бормотала, я же опять провалился в забытье.
На следующее утро в субботу обход проходил быстрее обычного. Когда процессия задержалась у Лизкиной койки, девочка густо покраснела, но всё-же собралась с силами и сказала громким голосом: "Тётеньки врачи! Полечите меня ещё, пожалуйста - я всё время обсыкаюсь и ничего не чувствую нахуй!" Главный недоумённо посмотрел на одну из женщин в белом халате, и та затараторила: "Понимаете, эта девочка из неблагополучной семьи, у неё хроническое недержание мочи, похоже на дисфункциональное мочеиспускание, осложнённое... . " - далее разговор пошёл уж совсем на врачебном языке, и я перестал что-либо понимать. Врач насупился ещё больше: "Очень странно, Эмма Васильевна, что мы узнаём об этом в последний день - вы же на выписку её собирались готовить! Кстати, почему ребёнок лежит на голой клеёнке? Я понимаю, какой это груз, но лечить её будем - немедленно переводите в неврологию! Меняйте местами кого угодно - но эта девочка должна лежать там! Далее - узнайте, с кем мне связаться из милиции по её вопросу, подготовьте телефонный разговор после обеда!"
Суббота была сокращённым днём и сестры торопились поскорее закончить процедуры и уйти домой. В палату влетела Зиночка: "Послеоперационные, как у вас со стулом?" - При чём тут стул? - подумал я. В больнице были табуретки, кушетки, даже диваны разные - но вот стульев-то почти и не было! Вслух же я спросил, превозмогая боль: "Послеоперационные - это я с Нариной, что-ли?" - "Ну да, и ещё Галя с Наташей. Когда последний раз по-большому ходили, только честно?" (Ну, это я сразу догадался: "по-большому" - значит КАКАТЬ!) - "Да ещё до операции, мы же есть пока не можем много, так и какать не с чего!" - за всех ответила Наринка. "Значит вчера клизмы вам никто не ставил? - Ладно, опять мне отдуваться - давайте все в процедурную, это совершенно необходимо, а то животы разболятся!" - Ну клизма, так клизма - я уже знал, что это такое, и совсем не испугался.
Однако в детской процедурной было не протолкнуться, Зиночка аж расстроилась: "Нет, так я опять до вечера не управлюсь! Девочки, вы уж побудьте пока тут, а я ребят на третий этаж свожу, там уже пусто. Уткин и вы двое - за мной!" Я и еще двое ребят чуть постарше меня поскакали за Зиночкой. Одеты все были лишь в штаны, старший пацан выглядел толстяком, с его носа свисала большая зелёная сопля. Тот, что помладше был всё равно на пол головы выше меня, очень коротко, почти налысо подстрижен, и при своей худобе выглядел крепышом - вон, какие мускулистые руки, уж если такой ущипнёт, то мало не будет!
