Дашка нашла меня именно там, где предупреждала - в умывальнике. Длинные латунные трубки с кранами лили белую пузырчатую воду в оцинкованные корыта. Перед завтраком здесь было обычно не протолкнуться, но я встал пораньше. Вообще, спать мне пришлось часа четыре, потому что накануне вечером я еще сбегал искупнуться в озере, что по ночам было строго запрещено. Плавал и нырял полчаса, отмываясь от пережитого. Сейчас утром я чувствовал себя настоящим мачо, которому в радость небольшой недосып, компенсированный воспоминаниями, как он полночи трахал двух красивых телок.
Как-то в голову не приходило, что это скорее две телки оттрахали меня.
Я набрал полный рот невкусной жесткой воды, и принялся тщательно полоскать, когда внезапно и непоправимо почувствовал, что меня крепко взяли за яйца и за член, разом, сзади, между ног.
Джинсы я ночью постирал и повесил сушиться. Сейчас был в дурацких тоненьких шортах. Которые вообще ни от чего не защищали.
Я выплюнул воду и закрыл кран. Не оборачивался, чтобы не разочароваться. Кто-нибудь из парней вполне мог бы так приколоться, чтобы расспросить поподробнее о событиях вчерашнего вечера. А я сейчас ни с кем говорить не хотел бы. Кроме, тех двух телок.
Пальчики, сжимавшие всю мою мужскую гордость нетерпеливо стиснули ее посильнее. Я слегка взвыл, и обернулся.
Это была Дашка. Ей, как видно, тоже не спалось с самого утра.
- Привет, - сказала она, как будто мы каждое утро начинали таким, с позволения сказать, рукопожатием.
- Привет, - сдавленно ответил я. - Давай уж я тоже тебя поприветствую.
- Перетопчешься, - распутно хихикнула Дашенька, и словно ради иллюстрации слегка потянула меня за причинное место вниз, потом вверх, отчего я переступил с ноги на ногу.
- Ну чего ты! - взмолился я. Было не столько больно, сколько страшно, что станет больнее: - ты вчера и так поглумилась:
- Поглумилась и пораздевалась, - сразу помрачнев напомнила Дашка.
- И еще ты в шахматы не умеешь играть: Ой, сука:
- Кто сука?
- Ты конечно: Ой-ёй:
Через силу, через боль я протянул руку и цапнул ее за грудь. Было некоторое опасение, что Дашенька сразу мне все оторвет, но она наоборот ослабила хватку своей клешней.
- Я опять хочу: - как-то грустно и мечтательно сообщила Дарья.
- Чего ты хочешь?
- Врезать тебе:
Всё. После этих слов у меня снова встал, и Дашка прекрасно это почувствовала.
- Ты же сам только об этом и мечтаешь.
- Неправда, - сказал я. - Я не хочу. И мне больше нельзя. Настя сказала:
- Настя тебя пожалела, дурачок: - снисходительно сказала Даша. - Настя тебе передышку дала. Ну я тоже отдохнула. Давай предлагай, что мне поставить, перед тем, как вмазать тебе между ног?
- Ничего не надо:
- Ничего? - она катала мои яйца в ладошке, как китайские успокоительные шарики. - и в трусы ко мне залезть тоже не хочешь?
Я чуть не заплакал от обиды. Она видит меня насквозь. Она даже знает, о чем я мечтал, пока плавал ночью в озере, и что мне снилось все четыре часа моего беспокойного сна.
- Не просто залезть, - просипел я, подпрыгивая, как белочка от каждого движения ее пальчиков: - залезть и пощупать.
- Э-эй, - предупредила Даша: - шутки шутками:
Я не понял, о чем она. Минуту мы стояли молча, рассеяно поглаживая то, что подвернулось под руку - она - мой член, я - ее левый сосок. Через минуту, Даша тихо застонала и отпустила наконец-то мои причиндалы.
- Там надо щупать осторожно, - сказала она и как-то удивительно мило покраснела. Учитывая, чем мы с ней занимались последние двенадцать часов, этот румянец смущения особенно заводил. - Я, Сережа, пока еще девочка:
Вот блин: Она этого стеснялась. Она правда стеснялась, и огорчалась, что я теперь догадаюсь насколько далеки от истины все ее: "когда я обычно бью мужиков по яйцам" :
Эх, Дашенька, ты хотя бы знаешь, где у мужиков яйца, подумал я. А вот Сережа Лозовец до вчерашнего вечера довольно туманно представлял расположение женской: хм: киски. А ты, кажется боишься, что я туда без спроса рукой полезу.
- Ну девочка и девочка, - сказал я снисходительно, - бывает:
И тут же света божьего невзвидел. Я ждал удара коленкой или даже босой ногой (Даша выбежала в умывалку босиком и тоже в шортиках) . Но она, видимо все еще искала тот неотвратимый и победный удар, которым парни отправляются в нокаут с одного раза. И на этот раз мне досталось ее твердым кулачком, да не просто, а снизу вверх, классический апперкот, только не в подбородок, а намного ниже.
Я не закричал только потому, что перехватило горло. Вообще - ни сказать, ни вздохнуть. И я точно упал бы, если бы сразу не обнял Дашу, точно так же как вчера, когда мы целовались. Вообще если бы кто-то из ребят зашел сейчас в умывалку, решил бы, что мы с Дарьей так всю ночь и обжимаемся тут по рекреационной зоне лагеря.
Я прижал Дашку к себе изо всех сил, и держался за нее, как за фонарный столб, ощущая телом упругость ее груди и стройного подтянутого животика. Потом заставил себя прижаться к ее бедру своим снова изувеченным пахом. Как только это получилось, я услышал, как эта малолетняя стерва с притворным сочувствием шепчет мне:
- Ну мальчик и мальчик. Тоже бывает ведь:
- Дура! - прошептал я в ответ: - Дурочка! Знаешь как больно? Не знаешь ведь.
- Да уж, - она рассмеялась, как-то особенно обидно, - я на велосипед ни разу не падала.
- Все впереди: - пробормотал я, и, одной рукой продолжая баюкать отбитую мошонку, другой поспешно полез под резинку Дашиных шортов. Даша спокойно подобрала и стянула их до колен, а трусики оставила, чтоб было куда залезать.
- Всё по-честному, - издевательски сказала она: - вчера расстегнула штаны, сегодня сняла.
- А если войдет кто? - взмолился я, прыгая от боли то на одной ноге, то на другой.
- Так не тяни, тискай! - усмехнулась она: - кискай. Писькай.
Слова были дурацкие, но я просто застонал от вожделения и полез Дашке в плавки рукой. Ладонь прошлась по шелковистой шерстке, и я сразу догадался, откуда взялось выражение, которое показалось вожатой Насте таким пошлым. Кис-кис-кис: Сразу ниже волос начиналось горячее и влажное, и я почувствовал, что тут можно и правда что-нибудь натворить с Дашкиной девственностью. Поди знай, насколько она там глубоко. Но сдерживать руку не было никаких сил, и я только посильнее надавил на самый верхний край призывно приоткрытой щелки.
Дашку словно подменили. Она перестала издевательски улыбаться, и ерзать. Мгновенно свела ноги коленку к коленке, вся выпрямилась и притиснулась ко мне всем телом. Она хотела что-то сказать, но получались только выдохи:
- Ах: Ах: Ах:
Сначала я испугался, что ей плохо. Но Даша, перевела дыхание и сдавленно попросила:
- Еще: Еще: Пожалуйста:
Я не понял, что "еще" и поэтому оставил всё, как есть, на всякий случай проворчав:
- Пожалуйста: Вежливая до чего: Как кулаком по шарам, это вежливости не нужно:
- Ну прости: - зашептала Дашенька: - ну прости пожалуйста: Три: Три: Счет три-три у нас вчера был правда: Потри мне еще: Так хочется: Ты не представляешь: Так хочу: Хочу: Хочу: Ты что? Ты опять? Не упал, и не кричишь?
И она вдруг легонько лягнула меня коленом. Это получилось не сильнее первого раза, но мне и до того было очень непросто. А тут, от неожиданности я просто заорал:
- А! Стерва! Ну больно же, не могу: Прямо по яйцам: второй раз подряд: нечестно!
И позорно повалился на пол умывалки.
Я лежал на мокрых досках, и наблюдал, как Дашка усмехнулась, картинно поправила волосы, шагнула к выходу и охнула, сунула кулачки к низу живота и немного постояла с закрытыми глазами. Снова попыталась шагнуть, снова зашипела сквозь зубы. Потом задышала чуть чаще: Выпрямилась. И ровным спокойным шагом вышла за дверь.
Пока первые ранние пташки вздумали умыться, я сумел подняться на ноги, и цепляясь за стенку выбрался из этой чертовой умывалки. Минут десять отлеживался за кустами, потом заковылял позавтракать.
Разумеется, она была уже там, снова натянув свои проклятые шортики. Пила компот и пристально глядела на меня. Во все глаза глядела, как будто не могла нарадоваться, что наконец-то отомстила мне за эти чертовы шахматы. Мне просто кусок в горло не лез, а когда я увидел, что на второе подали яичницу, просто не мог смотреть никому в глаза пока пытался ее съесть. Место со мной рядом освободился, и тут же кто-то пересел.
- Ты чего, обиделся? - услышал я тихий Дашкин голос.
- Да нет, чего там, - сказал я, стараясь хотя бы не расплакаться от досады: - ну два раза подряд: ну подлость конечно: ну ты же девчонка, с вами и не так бывает:
- Сережа:
- Что Сережа? Пятнадцать лет Сережа. Надо было тебя не слушать, а просто трахнуть и всё, - сказал я со злобой и отчаянием. Ну правда же обидно.
- Знаешь, как я этого хочу? - тихо и жалобно спросила она, и приложилась щекой к моему плечу, ничуть не смущаясь, что кругом полно народу: - Очень хочу, потому и злая. Но нельзя же мне, понимаешь?
- Я-то тут при чем? - огрызнулся я: - мы поспорили, я проиграл. Довольна?
- Сереженька! - зашептала она и я почувствовал, что щека ее мокреет: - ну я же два раза била: И ничего не поставила за второй раз:
- Ничего и не надо! Я же заплакал и грохнулся:
- А ну-ка погляди на меня!
Я поглядел и вытаращил глаза. Дашка сидела рядом со мной на длинной скамейке, стоявшие вместо стульев в нашей столовке. Вокруг жевали, гремели вилками, переругивались ребята постарше и помладше и совсем мелкота. А Дашка сидела рядом со мной, в своей этой расстегнутой рубашке, и под рубашкой на ней не было надето ничего. Лифчик она стащила и теперь кокетливо держала на отлете в левой руке. И делала это так естественно, что никто кроме меня во всей столовке не заметил пока, что Дашенька наша, умница и красавица светит голыми сиськами без малейшего признака стыда, кроме, разве что снова напрягшихся сосков, но это может быть и от холода.
Груди у нее были на взгляд такие же прекрасные, как и наощупь, округлые, налитые. А сосочки нежные и розовые, как носики у котят.
