На нас по-прежнему вроде бы никто не смотрел. Мы поднялись и слегка обнявшись, как хорошие приятели, побрели к выходу. Бывает же, что мальчик просто дружит с девочкой? На самом пороге я обернулся и порадовался, что Даша этого не сделала. Нас все-таки заметили. Очкастая Женечка смотрела на нас во все глаза, и глаза эти за стеклами очков были такими огромными, как будто Женечка на расстоянии почувствовала, как нам с Дашей сейчас хорошо. Я только крепче сжал кулаки.
Мы забрели к пожарному щиту, который висел на задней стенке медпункта, и где обычно никто не бывал. Летний день входил в свои права, воздух стал жарким, но не горячим, с озера, шумя в кронах сосен тянуло ветерком. Даша ласково отвела мои руки, которыми я так всю дорогу и прикрывал ее обнаженные: я не мог бы подобрать сейчас верного слова: груди, сиськи, буфера? Эти чудесные, упругие, полные желания округлости ее тела.
- Ладно, - сказала она: - я хочу сделать последнюю ставку:
- Я проиграл, - сказал я, и тут же признался: - и я больше не могу: Мои яйца не железные, еще одного раза они не выдержат.
- Я ведь плавки сейчас сниму, - проворковала Дашка, - голая тут останусь. Ты этого не хочешь, что ли?
- Я этого не увижу, - взмолился я: - пойми ты, еще один удар твоей коленки, и я просто трупом лягу. Нет больше сил терпеть.
- А я, может, промахнусь, - многообещающе прищурилась Дарья. - и буду тут стоять перед тобой вся без одежки, и реветь от обиды. А?
Она так жалобно это сказала, что я почувствовал: сейчас снова кончу. Снова, но уже при свете дня упаду перед девушкой на колени в песок, и обкончаюсь, так, что шорты насквозь промокнут.
- А если не промахнешься? - прохрипел я, чувствуя, что пора менять тему.
- А если нет, - Даша взяла сама себя снизу ладошками за обнаженные грудки и блаженно потянулась, прижав их покрепче: - тогда уже ты разденешься и постоишь тут передо мной голый. А то я все раздеваюсь, раздеваюсь, а ты нет, и мне обидно конечно.
Блин! От этих слов мне стало еще хуже, то есть лучше. Безжалостно нывшие яйца сжались сами собой, член напрягся, готовый выбросить сквозь плавки и шорты очередную порцию наслаждения. У меня перехватило дыхание и я, прикрыв глаза только и простонал:
- Даша, я кончаю!
- А ну стой! - не открывая глаз, услышал я ее звонкий голосок и в следующую секунду получил в пах. Это было именно так, как обещала мне Даша в самый первый раз, когда началась наша роковая беседа у костра. По яйцам, коленкой, со всей дури. На этот раз Дашенька не промахнулась.
- О-о! - я завыл, как раненый лось, и покатился по песку, вскочил, посмотрел на Дашу вытаращенными глазами и побежал от нее, как будто боялся, что она еще и еще раз врежет мне своей безжалостной коленкой. На самом деле я просто не мог прийти в себя от позора, потому что совсем уже потерял и веру в свое мужество, и надежду выстоять против женского коварства. Мне было очень стыдно что глазастая, улыбчивая девчонка, на которой даже лифчика нет, смогла так меня отделать и унизить. К тому же и бежать быстро я не мог, то и дело садился на корточки, или падал на спину, выл, снова поднимался. И каждый раз видел рядом усмехающуюся Дашку. Лифчик она кое-как нацепила, чтобы не бояться случайной встречи с кем-нибудь из ребят, так что у меня не было даже призрачного утешения, что ей тоже не по себе. С издевательским сочувствием она спрашивала снова и снова:
- Ты кончил или нет? Ты же не кончил?
Я наконец остановился у проволочной сетки и глядя на девчонку с ненавистью, прошептал:
- Нет, не кончил: Мне не до того сейчас: Мне к доктору надо: Ты меня покалечила, стерва глазастая:
И, спотыкаясь взобрался на крыльцо, над которым красовалась надпись "Медпункт".
Настя, в своем белом халате сидела за столом и с интересом глядела на нас с Дашкой, запыхавшихся и растрепанных.
- Ну что, Дашенька? - спросила она весело: - ты всё-таки обыграла Сережу?
Я застонал от обиды. Я понимал, что надежды на Дашкино благородство нулевые и сейчас она окончательно опозорит меня перед Настей, которая со вчерашнего дня стала для меня почти что близким человеком.
- Ага, - простонал я: - она меня сделала!
- Да какое там! - сказала вдруг Даша с горечью: - я же стерва. Я же сука. Я же блядь.
Настя поднялась, одернула на тугих бедрах коротенький белый халат. Она была хороша, со своей рыжей беспорядочной прической и заинтересованной улыбкой:
- Это почему, Дашенька?
- Я ему проиграла, - сказала Дашка: - в шахматы проиграла, а коленкой по яйцам выиграла. Коленкой по яйцам, когда он глаза закрыл и ноги раздвинул. Ну разве не сука?
- Есть немного, - одобрительно заметила Настя: - хвалю за самокритику. Сколько еще раз?
- Сегодня с утра еще два, - я хотел говорить спокойно, но не мог, ком в горле мешал: - и оба раза точно по шарам: Настя, я не могу больше: Я наверное теперь не смогу:
- Ну давай, показывай, что у тебя там: - дружески предложила Настя. - Хочешь, помогу?
- Хочу: - только и смог я сказать, и вспомнил, как совсем недавно слышал тоже самое от Дашеньки, и таким же слабым дрожащим голосом повторил: - Хочу, Настя. Помоги.
Настя, как всегда ловкими, чуткими пальцами расстегнула мои шорты и разом опустила их до колен вместе с трусами:
Она даже не посмотрела на Дашу. А я смотрел на Дашу не отрываясь. Я стоял перед ними обеими без трусов, со вставшим дыбом членом, и горько сожалел, что не согласился на последнюю ставку. Ведь теперь Дашка всем расскажет, что раздела меня догола, а сама в этом состязании трусики сохранила, и самого главного мне не показала. Избила и раздела, что может быть позорнее. И помогла ей в этом Настя, моя Настя, которая вчера так ласково, так по доброму отнеслась ко мне, такое счастье мне подарила, пусть немножко игрушечное, но незабываемое. И вот теперь она мне отомстила за Дашу, просто потому, что обе они девчонки, а я мальчик: Мальчик:
- Настя: - хотел сказать я.
Но рыжая девушка остановила меня и показала глазами, чтобы я присмотрелся к Даше. Я присмотрелся, хотя знал, что увижу - насмешку, злорадство и торжество:
Даша смотрела без всякой насмешки. Такого лица я еще не видел у нее, не видел ни у одной девчонки. Глаза ее были полуприкрыты, пересохшие губы она облизывала кончиком языка. И она дышала, часто, прерывисто. Бретелька наспех застегнутого лифчика сползла с одного плеча и левая грудь снова была на свободе и во всей красе.
Даша была сейчас жалкая, и от этого еще более прекрасная. Она не принадлежала себе, она хотела того, на что смотрела.
И смотрела Дашка на меня. Вернее на самую затвердевшую и победно выпрямленную часть моего тела, которую Настя так заботливо обнажила и сейчас бережно трогала умелыми пальчиками. Даша смотрела на мой член, и думала только о нем.
Словно загипнотизированная она пошла вперед, на полдороге остановилась, и небрежно, в два шага стянула с себя шортики вместе с трусиками. Дашка теперь была совсем голая:
- Настя, я хочу! - умоляюще прошептала она: - я очень хочу! Я умираю, до чего я хочу!
Рыжая девушка ловко опустила одну руку, и подушечкой среднего пальца поймала стонущую глазастую девчонку за то самое место, которое я случайно нашарил, когда щупал ее киску, ее грустную, мокрую мохнатую зверушку. Одно движение Настиного пальца, и Даша замерла, запела, завыла от наслаждения.
- Вот это называется клитор, - доверительно объяснила мне Настя, пальцами другой руки бережно, но крепко обхватив мое орудие, которое не захотело после этого остаться на месте а задвигалось в ее руке туда сюда, причем помимо моей воли: - помнишь я вчера тебе рассказывала? Самое чувствительное место на теле любой женщины. Захочешь когда-нибудь отомстить Дашеньке за сегодня, бей прямо сюда.
- Бей прямо сюда! - словно эхо отозвалась Дашенька и тоже, почти так же, как я начала ерзать, нетерпеливо помогая Насте теребить свое заветное местечко.
- А как же соски? - спросил я, с трудом переводя дыхание. Я почему-то вспомнил Анжелу, и почему-то подумал, что Сенька ее до конца смены все-таки трахнет где-нибудь в лесу, а может и она его первая.
- А как же соски? - снова эхом откликнулась Дашка и посмотрела на меня с каким-то заговорщицким видом.
- По соскам, это не бить надо, - наставительно заметила Настя и решительно, но твердо развела нас Дашенькой чуть подальше друг от друга: - это ребятки мои, надо давить, щипать, кусать, тогда девочка затанцует, запоет, что ей скажут. Я вас, ребята, друг к другу не подпущу. Я тут главная по девственности. Поэтому Сережа Дашеньку не забрызгает. А что нравитесь вы друг другу немножко, это я и так поняла. Помочь, а?
Я чуть не упал от внезапного и сладостного пожатия ее руки, Дашенька взвизгнула и заплясала на цыпочках. А потом вдруг прошептала:
- Сережа, Сереженька! Давай вместе, а?
- Давай, - согласился я, чувствуя, что терпеть дальше смогу недолго. Но Даша, оказывается предлагала мне совсем другое. У нее еще хватило сил и присутствия духа протянуть руку и расстегнуть пуговку туго натянутого на Настиной груди халатика.
Откуда Дашка догадалась, что под халатиком ничего нет, до сих пор понять не могу.
Мы не тратили время на прелюдии, оба чувствуя, что кончим вот-вот. Поэтому мы с Дарьей сразу вцепились Насте в соски, я пальцами, а Дашка так даже ногтями. Соски у Насти оказались совсем непохожи на Дашенькины - темные и твердые, но тоже налитые кровью и горячие. Настя сначала просто улыбнулась, но руки у нее были заняты, и отпускать наши с Дашей возбужденные органы она не собиралась, понимая, что мы тут же бросимся друг к другу, и я Дашеньку, чего доброго и правда забрызгаю. Поэтому Настя продолжала нас теребить, приговаривая поначалу насмешливо:
- Ага: Ответный удар по буферам старшей вожатой: О, какая боль, Дашенька! О, Сережа, ты настоящий джентльмен: Ну ребята, мне просто стыдно: Я вам доброе дело, я вам от всей души: А вы меня: Защупать решили, да, милые мои? Милые: Милые: Даша, правда больно. Ой, Дашенька, Сережа тебя догнал, тоже ногтями: Ой: Да блин: Если кто зайдет за аспирином, меня не похвалят. Стоит тут Настя с голыми титьками, и ждет, когда ее школьники кончат: Или когда она сама: Ребята: Вы допроситесь: Вы честное слово: Ой, не могу: Ой, что ж вы делаете? Что ж вы со мной ребята делаете: Я же сейчас вас отпущу: Я же: Я же: Пусти титьку, пожалуйста. Очень прошу. Очень: Очень: Мне тоже хочется, я же тоже живая: Дарья, ну из женской солидарности: Сереженька, я тебя вчера пожалела, пожалей меня теперь: Ой: Ой: Пожалеют они как же: Мой авторитет вожатой: Сейчас на куски разлетится: Ну ребята, я же хотела как лучше вам: а лучше-то: Мне: Мне: Ой, мне: Ой, больно: Ой, как больно, и как хорошо-то: Дашенька: Сереженька:
