Ленка
Вовка учился в школе уже полтора месяца, начав привыкать к новому порядку своей жизни.
Но через некоторое время Вовка заметил такое, что значительно повысило его интерес к школе в разы. Обнаружились две девочки, которые на уроках занимались не тем. Одной была Лена Р. , имя и фамилию другой Вовка не запомнил, насколько та была невзрачна. То есть, они учили уроки, отвечали у доски, но когда они были уверены, что их не вызовут, потому что был урок чистописания, рисования или, когда все писали изложение, они, как называл это Вовка для себя, "сжимали ножки".
Выглядело это так. Прямо посреди урока, когда учительница проверяла тетради или журнал и не смотрела на учеников, одна из девочек, Лена Р. начинала нешироко сводить и разводить ножки, наклоняясь над партой. Сведя их вместе, она сжимала их с силой, а потом разводила. Сведения и разведения учащались, сила сжатия возрастала, и все заканчивалось настолько сильным сжатием на несколько секунд, что Лена вся тряслась, но потом она широко разводила ноги и довольно улыбалась. Примерно тем же занималась замарашка из параллельного ряда. Вовка был озадачен. Что у девочек "там" , он примерно знал. То есть ничего, похожего на его "причиндалы".
Кто-то из старших пацанов называл "это" "персиком". Вовке "это" напоминало формой сливу. Увидев, как девочки "сжимают ножки" , Вовка крепко задумался. Настолько крепко, что вспомнил, как он когда-то, в далеком детстве тоже "сжимал ножки". Но, во-первых, это было очень давно, когда ему было года четыре, и помнил он это довольно смутно, а, во-вторых, ему всегда было, что сжимать. И он решил попробовать в самое ближайшее время.
Вовка учил уроки, когда сзади подошла бабушка и сказала:
- Володенька, я в магазин пойду, ты не волнуйся, если долго.
- Хорошо, ба. А ты мне сырок глазу: глази: ровальный купи.
- Куплю, Володенька, ты только дверь за мной запри. Никому не открывай! У мамы ключ есть.
Вовка с готовностью подбежал к двери отпер ее и подождал, пока бабушка с двумя тяжелыми сумками, полными пустых бутылок из-под молока, вышла на лестничную площадку. Тогда Вовка аккуратно прикрыл дверь и запер ее на два оборота английского замка. Теперь можно было не спешить. Он зажег в прихожей свет и встал перед зеркалом, приспустив шаровары и черные сатиновые трусы. Его писюн был на месте. Маленький мешочек кзади от него тоже. Он потрогал писюн пальцем, потом, сжав его двумя пальцами, слегка потянул вниз. Писюн, как резиновый, вытянулся, но тут же вернулся на место, стоило его отпустить. Вовка пожал плечами и, не одевая штанов, поплелся было в свою комнату к письменному столу, но вернулся и вдобавок к приспущенным штанам задрал рубашку и майку. Потрогал соски, потом потянул за них, и никакого эффекта, как говорила его учительница, воспитывая двоечников. Он задумчиво потянул носом и не одеваясь, пингвиньей походкой подошел к столу и сел на стул.
Опять потянув за соски, он покрутил их и снова обратил внимание на писюн. То ли от контакта с холодным стулом, то ли еще отчего, но кожаный мешочек с крохотными яичками сморщился, сжался и немного приподнял писюн. Все также, не одеваясь, Вовка начал вспоминать в подробностях то, что он делал в детстве, получая удовольствие. Он раздвинул ноги и, засунув писюн между них, сжал его. Ничего. Он сжал сильнее, потом еще сильнее. Какое-то новое, смутное чувство стало одолевать его, но ради этого не стоило трястись и улыбаться. Что-то он делал не так. Он раздвинул ноги и осмотрел писюн. Тот покраснел и, вроде бы, стал немного больше. Совсем чуть-чуть. Вовка приободрился и сильно сжал самый кончик писуна двумя пальцами. Смутное чувство удовольствия стало сильнее, и тогда Вовка, оттянув самый кончик писюна двумя пальцами, засунул сморщенную кожицу между ног и сдавил что было сил. Вот оно! На конце писюна словно вспыхнул огонек, охватил сморщенный мешочек и пошел куда-то вверх, к животу.
Вовка поспешно раздвинул ноги и осмотрел писюн. Тот покраснел еще сильнее, но не отвалился, как Вовку пугали в детстве. Тогда Вовка заправил конец писюна между ног и начал ритмично сдавливать его, наращивая усилия. И писюн словно понял, что от него было нужно! Он задергался, и волна удовольствия, яркого, неслыханного, накатила на Вовку. Он откинулся на стуле, сдавил писюн что было сил, одновременно растягивая его ногами и замер, наслаждаясь. Несколько минут он приходил в себя, инстинктивно теребя соски, и, наконец, глубоко вздохнув, начал медленно одеваться. Потом, одевшись, он с удовольствием поссал, слил воду. И тут во входной двери щелкнул замок, и на пороге появилась бабушка.
- Володенька! - возвестила она. - Я тебе сырок купила. Глазурованный!
Вовка, помогая бабушке уложить продукты в холодильник и задевая сквозь штаны своим, словно отросшим, писюном по чему ни попадя, ощущал себя другим человеком. Он это смог!
В школе Вовка старался вести себя как всегда, наблюдая за "Замарашкой" и за Леной Р. , и как-то даже попробовал "сжимать ножки" вместе с ней прямо в классе на уроке. Ощущения были другие, более глубокие, что ли.
Время шло. Минул Новый Год с его "Голубым огоньком" , длинными каникулами и непременными фильмами: "Тайна острова Бэкап" и "Капитан Тенкеш". Началась самая длинная четверть с короткими днями, долгими вечерами и непременными сдвоенными уроками физкультуры на улице.
Катались за городом на оврагах. Вовка был толстый, сильно потел и приходил домой совершенно мокрый. Однажды его здорово продуло, и он провалялся с ангиной целую неделю. После болезни его даже освободили от физкультуры на две недели, и эти два часа Вовка проводил в упражнениях с писюном. Во время этих занятий он даже видел эротические картины, конечно, по-детски простые и примитивные. Он даже похудел, что его домашние списали на ангину и несколько раз покупали ему для подкрепления сил черную икру по шесть рублей за килограмм. Но однажды он понял, что его увлечение требует компании и начал обдумывать разные возможности и варианты.
Чтобы Вовка не простужался, бабушка сшила Вовке на своем "Зингере" маленький рюкзачок, и каждый раз клала туда бутерброды и запасной комплект белья, чтобы Вовка поел и переоделся после физкультуры. Чтобы не обижать заботливую бабушку, Вовка переодевался внизу, у себя в подъезде и там же съедал завтрак, давясь бутербродами, и лишь после этого поднимался к себе в квартиру.
Дорога на "лыжный стадион" и обратно проходила через деревню. Вовка пару раз переодевался у Игоря Мамченко и столько же раза три тоже у Игоря, но Шаталина. Каждый раз раздевался догола, одевался не торопясь, всячески пытаясь обратить внимание ребят на свой писюн, но они, в лучшем случае, смотрели странно, а в худшем - просто не обращали внимания на голого Вовку. И тогда он решил идти ва-банк.
Как-то после особенно изматывающей физкультуры он догнал одну еле бредущую со своими большими не по размеру лыжами Лену Р.
- Лен, устала?
- Ага.
- Можно у тебя переодеться? Я - весь мокрый, а до дому идти и идти. А?
- Можно, конечно.
- А у тебя холодно?
- Не-а. У нас паровое отопление.
Вовка не знал, что такое "паровое отопление" , но все равно внутренне возликовал.
- А у меня бутерброды есть. Чаю попьем?
- А как же!
Ленка заметно оживилась.
- Да вот он, дом.
Она сняла с шеи ключ на длинной веревочке и открыла дом.
- Мама говорит, раньше дом не запирали вовсе, а теперь - надо. Город - люди другие.
- А сама она где, на работе?
- Ага.
- А придет когда?
- Часа через два. Да ты заходи в дом. Что на морозе-то стоять!
Они зашли в темные сени, Лена захлопнула входную дверь и зажгла свет. Вдоль одной из стен на невысокой скамейке стояли три больших ведра.
- А водопровода нет?
- Колонка есть недалеко.
- А вторая дверь - для тепла?
Вторая дверь была толстой, тяжелой и обитой какой-то кожей. Вовка еле сдвинул ее, закрывая.
- Тут у нас горница. Ты проходи, не стесняйся. В это окно хорошо видно, кто подходит к дому. Я буду переодеваться на кухне, но сначала включу плиту, она у нас тоже газовая. А ты переодевайся здесь. Вещи вон на кровать клади.
Ленка ушла на кухню, чиркнув спичкой, разожгла плиту. Потом зашуршала одеждой, снимая с себя влажную. Вовка решился. Он скинул все с себя и шагнул нагишом на кухню.
- Ай, Вовчик, не входи, я - голая!!! - вскрикнула Ленка.
- Я - тоже! - сказал Вовка. И я уже вошел!
- Зачем?! Я же голая! Ты никогда не видел голых девочек?!
- Никогда, - спокойно сказал Вовка, усаживаясь на табуретку.
Ленка присела на полу, сжавшись в комочек, маленькая, худенькая.
- Лен, я хочу тебя видеть.
- Ну, ты же видишь меня! Чего тебе еще?!
- Я хочу тебя видеть всю!
- Ах, так?! На, смотри!
И она встала перед ним во весь рост, вздернув подбородок и закусив губу. Ее было очень хорошо видно в лучах заходящего зимнего солнца, ее стройную худенькую фигурку с темными сосками и щелкой там внизу, между ног.
- Насмотрелся? - сказала она вызывающе. - Теперь сам вставай, я буду на тебя смотреть.
Вовка встал. Она подошла поближе, не отводя взгляда от его писюна.
- Потрогать можно?
- Конечно.
Она протянула руку и дотронулась до писюна.
- Странно. Какой он маленький и мягкий! А что ты им делаешь?
- Ссу.
- И все?
- Теперь я тебя потрогаю. Можно?
Она вздохнула.
- Можно. Но не глубоко.
Вовка снова сел на табурет, расставив ноги, и привлек Ленку к себе, ухватив двумя руками за талию. Она не сопротивлялась, сделав шаг навстречу.
Вовка внимательно осмотрел ее тельце, потрогал соски (она, молча, вздрогнула) . Тогда он осмелел и погладил тыльной стороной ладони ее детский лобок. Она ойкнула и попыталась присесть.
- Что, больно?
- Нет, приятно. Если я присяду, ты сам все увидишь.
Она присела и широко раздвинула ноги. Вовка тоже сполз с табуретки и присел напротив.
- Потрогать можно?
Она снова вздохнула.
- Можно.
Вовка протянул руку и погладил щель тыльной стороной руки. Она снова ойкнула и сильно сжала ноги, зажав Вовкину руку между ног. Вовка с трудом вытянул руку, стараясь не сделать Ленке больно.
