- Игорь! Я пока ещё твоя мать, а не... , - она кивнула на огромный стоящий член сына, - и имей ко мне подобающее уважение. . Перед тем как, я познаю твою плоть и стану твоей женщиной, - мы должны совершить таинство. .
Игорь вздохнул, опускаясь обратно на лавку:
- Мам, ну, что ж ты тянула... , - покачал головой Игорь, - вот именно, что мне нетерпится, чтобы ты стала мне не только матерью. .
- Я знаю, - обречённым голосом сказала мама. , - но мы должны совершить это таинство. . Ведь ты берёшь в свою постель свою мать. . И кроме того, - мама вдруг запнулась и снова густо покраснела, - мы должны подумать о будущем наших детей. Без этого таинства божий гнев может лечь на них.
Игорь чуть не изверг от возбуждения своё семя прямо здесь, от одной мысли, что действительно, скоро вполне вероятно, - мать понесёт от него и будет рожать его детей. Это подействовало на него не менее, чем вид обнажённой матери.
- Мама, - хрипло проговорил он, - ты готова от меня забеременеть?
Мама грустно улыбнулась, и покачала головой:
- Это зависит не от меня, Игорь, а от тебя. . Тебе решать орошать меня своим семенем или выплёскивать своё семя на мой живот. . , - она опять кивнула на возбуждённую плоть сына, - но глядя на это, и зная твой пылкий норов, боюсь, что рожать мне придётся много раз. . а в твоей семье мужчины очень плодовиты, - она вздохнула, - детей, что рожают матери-наложницы от своих сыновей ждёт судьба священников. Это закон старейшин. В 14 зим их отправляют в Киев, в церковную школу, - за всё платят старейшины, - она усмехнулась, - а киевский митрополит всё удивляется, откуда в Олениче столько отроков и отроковиц, что возжелали стать служителями Христа. .
Мама выскользнула из парилки, но скоро вновь вернулась. В руках у неё было два шёлковых шнура и плеть. Она протянула их Игорю, и тот, пока ничего, не понимая, молча их взял...
Мам стояла прямо перед ним, широко разведя в стороны руки.
- Слушай меня сын и запоминай... , -тихо сказала она, - я думала, что наше таинство произойдёт в твоей почивальне. . Или моей. . Но, там нам сегодня могут помешать. . Но ничего, подойдёт и здесь. .
- Сын. . Я твоя мать. , - заговорила она торжественны голосом, - я не могу добровольно принять твою плоть. Это смертный грех. Так гласит закон Оленича и закон Церкви. Мать не может добровольно лечь со своим сыном. Но сын может заставить мать раздеться до нага, поставить мать на колени, опутать её руки и ноги шёлковыми шнурами, и сказать ей, что не нужна ему более она, как мать, а нужна ему, как послушная рабыня. Затем взять в руки свой крест нательный и её крест нательный, подняв голову к небу и сказать Небу три раза, что более не нужна эта женщина ему, как мать, а нужна, как раба. После сын должен разрешить своей матери прочитать молитву Небу о прощении себя и его. И сын должен встать позади матери, возложить руку голову ей на голову и тоже читать Небу молитву о прощении.
Но когда мать произносит последнее "Аминь" , сын берёт плеть и больно три раза бъёт мать по спине. Так Небо видит, что мать идёт на ложе сына не добровольно, но связанная по рукам и ногам, и битая плетью. После сын кладёт свою мать на спину, берёт в руку её Оберег, - при этих словах мама показала Игорю на крестик у себя на бёдрах, - и положив свою ладонь вместе с оберегом матери на её лоно, - отказывается отныне считать это лоно священным для себя, потом также он поступает и с материнской грудью. Единственный раз, когда сын становится перед матерью на колени, это когда он клянётся ей, что признает её детей своими законными наследниками. Теперь сын говорит матери, кто теперь она ему жена или наложница. . Развязывает её ноги, руки матери остаются связанными, но сын должен возложить себе их на плечи и овладевает ей. .
- Мама я больше не могу, - простонал Игорь, - твои речи невыносимо распалили меня. . Иди ко мне. .
Он схватил мать за руки и притянул к себе, снова впившись губами в её грудь, урча от удовольствия. Мама, совсем как молодка, взвизгнула, замахала руками.
- Нет, сын, сначала Таинство, - пискнула она в его объятиях.
- Мам, да понял я уже всё, не бойся, - не оскверню я твоего лона драгоценного без этого твоего священного Таинства, - усмехнулся он, наматывая её толстую длинную косу на кулак. , - а ну-ка, мам, давай на четвереньки. . , - проговорил он, с силой опуская маму перед собой, сначала, на колени, а потом и на четвереньки перед лавкой, на которой он сидел, как раз между своих широко расставленных в стороны ног. Он видел, как расширились от ужаса её глаза, перед которыми качалась его возбуждённая и разбухшая каланча.
Мама напряглась. Но Игорь, словно, норовистую лошадку, крепко держал мать одной рукой за косу, а другой за шею.
- Раскрой ротик, мам! - ласково проговорил он, - а ну, сделай сынку приятное. .
Мама снова взвизгнула, заупиралась.
- Охальник! Я порядочная девица, а не девка с хмельного двора. Тебя, что не учил отец, что с такими окаянными похотливыми желаниями нечего соваться к жене.
Игорь расхохотался прямо матери в лицо:
- Ишь ты. . А ты мне, кто? Жена что ли? , - усмехнулся он, - с женой, - отец-то учил, - всё чинно и благородно будет, мам. . А ты мне мама, а не жена. . А ведь нигде ничего не сказано, как сыновьям в постели с матерями должно обходится! Так что открывай свой рот, да ублажай сына, не то всыплю ща этой самой плетью по первое число, - он кивнул на плеть, что принесла мать к своему Таинству, - разговорилась, мне тут. .
Для верности, чтобы лучше усвоила свой первый урок послушания, он дал ей не сильную пощёчину. И не ожидая ответной реакции, засунул ладонь прямо в мягкий рот мамы, заставляя его широко распахнуться.
Мама что-то ещё силилась сказать, что-то возразить, - но её коса была крепко намотана на кулак сына. , и он уже тянул её голову, широко распахнутый рот на свой огромный вздыбленный член.
- С-сучка. . , - процедил Игорь, двигая бёдрами навстречу, и через миг мать познала вкус плоти собственного сына.
Игорь застонал от удовольствия. Он чувствовал теплоту мягкого рта матери, чувствовал, как раздвигаются под его напором её нежные податливые губы, как щекочет её дыхание возбуждённую головку. Он давил на голову матери медленно, но неуклонно, насаживая её на всю длину своего члена. Мама больше не брыкалась, словно, разом смирившись со своей новой судьбой. Когда её нос упёрся ему в живот, Игорь так и замер, с насаженной до горла на своём члене матерью. Это было ничем непередаваемое чувство.
Почему-то, то что на его члене сейчас насажена именно мать, а не какая другая женщина, - делало удовольствия парня в сто крат сильнее. Такого он не испытывал даже в хмельном доме. Мама подавилась, дёрнулась с члена, жалобно замычала. Игорь сжалился, снял её рот со своего члена и смотрел, как мама, тяжело дышит, пытаясь восстановить дыхание и смотрит на него безумными глазами. Она было попыталась встать с четверенек, но Игорь не позволил ей этого сделать. Он снова стал давить на голову матери. Она неприязненно посмотрела на приближающийся член сына, но послушно распахнула рот, когда разбухшая головка упёрлась ей в губы.
- Мам, а люди байки слагают, что язычницы искусны в постели, словно шлюхи, - пробормотал Игорь, - а ты, я вижу, даже члена-то мужского во рту не держала. , - он хмыкнул, - знала бы ты, что умеют вытворять с мужским членом пленные половчанки. .
Мама что-то пыталась гневно промычать, но Игорь не дал, - опять насадил её рот до самого горла.
Это длилось медленно и размеренно, а потому казалось особенно изощрённым. Мама стояла на четвереньках перед сыном, подняв голову и широко распахивая рот, а сын, держа мамину голову в надёжном капкане, насаживал рот мамочки на свой член. Медленно на всю глубину член входил в её рот. Матери требовалось изрядно напрячься, чтобы вобрать здоровенную плоть сына в свой ротик до конца.
- Мама. . Мама. . , - постанывал Игорь, каждый раз, когда её нос упирался ему в живот, - господи, как долго я об этом мечтал...
Тихо потрескивал огонь в печке баньки. Клубился пар. Мама послушно брала в рот. Игорь аж заурчал. Его рука, на которую была намотана материнская коса, двигалась всё быстрее, его бёдра всё резче двигались навстречу маминому рту, так что его яйца стали с тихим шлепком биться о мамин подбородок. Игорь уже сидел на самом краешке лавки и раздвигал ноги настолько широко насколько он, вообще их мог раздвинуть, чтобы иметь возможность засадить в мамин рот как можно глубже.
Мама всё переносила безропотно. Давилась, кашляла, отплёвывалась, - но не пыталась возражать или отворачиваться. Когда Игорь, приказал ей лизать его член и яйца, - она тут же, послушно принялась нежно и сосредоточенно облизывать мокрый от её слюны член, а после тщательно вылизывать яйца сына. Потом долго по велению сына ласкала его член губами. Игорь млел. Может, мама, управлялась с его членом и неумело, но зато с такой непередаваемой искренней нежностью и старательной лаской, чего не было и не могло быть у девок с хмельного двора. На миг ему даже пришла мысль, что такой миньет может подарить мужчине только его собственная мать, нутром чувствующая желания и настроение сына. Нет, такого блаженства он не испытывал даже в хмельном доме. Он даже похвалил маму, сказав ей, что если бы она была шлюхой в хмельном дворе, - то за такой отсос мужчины платили ей бы бешенные деньги. Щёки и уши мамы снова зарделись.
- Мам, - хмыкнул сын, - но это только ты так можешь, - стесняться с мужским членом во рту. .
Желание уже разрывала его изнутри. На миг ему показалось, что его член превратился в вулкан. А через миг началось извержение. . Мощное и бурное. .
Когда он пришёл в себя, мама сидела на коленях у его ног. Её губы, щёки, грудь, - всё было перемазано в его семени, а сама мама выглядела ошарашенной. Игорь улыбнулся матери. . Но вдруг случилось, то чего он совсем не ожидал. Глаза мамы вдруг потемнели, и она без лишних слов залепила ему крепкую пощёчину. .
- Мама! - взревел он.
