- Бабы наши в баньке-то и рассмотрели у кого из пацанов что есть меж ног. Невыносимые нагрузки, голод, лишения, но жизнь не остановилась и все уже как-то свыклись со своей долей и верили в скорое окончание войны. Мы были малыми, а вот бабам приходилось тягостно, природа требовала своего. Вот и начали они любиться с пацанами. Сначала это было потихоньку, но через короткое время уже все всё знали, но делали вид, что ничего не происходит. И действительно никто не делал из этого чего-то ужасного, все понимали, что такая необходимость образовалась. Пацаны кочевали от одной хозяйки к другой. Бабы даже сами меж собой договаривались кто в какую очередь.
- Для моих лет хозяйство у меня было уже нормальное, он был стоячим в ладонь длиною и достаточно толстый. Моя тетка Катерина сразу меня приметила. Она была младше матери лет на семь. Как-то раз она пошепталась с мамкой и та сказала отправляться к тетке, помочь. Все произошло просто и без церемоний. Катерина уложила своих малых детей спать на печи, а мы с ней разделись и легли на кровати.
- Вова, у тебя уже было? - спросила она.
- Нет ещё, - ответил я.
- Тогда я сама все сделаю, - сказала тетка.
- Она помяла моего петушка и он встал как стрела. Дальше Катерина раздвинула ноги направила меня куда надо. Я попал во что-то теплое очень нежное. Катерина подсказала что делать, и я стал двигаться в ней. Было и приятно и как-то неудобно. Позже стало хорошо получаться, и Катерина стала тяжело дышать. Она сама руководила мной, а у меня были какие-то странные ощущения. В общем, ей было хорошо, а мне не очень понравилось. Мы пыхтели довольно долго, но кончить я тогда не смог. Я просто тогда ещё не знал как это, яйца мои тогда ведь были пустые. Так я ходил к Катерине два-три раза в неделю. Я уже сам стал испытывать удовольствие, это были очень яркие и приятные ощущения, но малафьи ещё не было, да и волос там у меня тоже почти не было. Но лиха беда начало.
- Уже мало кто стеснялся того, что все пацаны любились с бабами, но открыто никто это не обсуждал и тем более никто этим не хвастался. Мы понимали, что это такая же необходимость, как есть, пить, дышать. Лица наших баб стали чаще улыбаться, их тяжелые будни стали немножко разнообразней. Меня уже звала не только тетка, но и другие бабы и всем я искренне хотел доставить удовольствие.
- Однажды случилось, то чего я сам не ожидал. Моя мать накормила нас и отправила меня в комнату.
- Вовка, давай уже и меня уважь, а то уже терпеть не в мочь, - сказала она.
- Хорошо, мама, я сегодня никуда не пойду, - сказал я.
- Как всегда они с сестрами в сенях подмылись перед сном и стали ложиться. Сестры легли на печи, а мы с мамой на кровати. В нашем доме было две комнаты и обе они закрывались дверями, чего в нашей деревне почти не встречалось. У большинства комнаты закрывались занавесками. Почему у нас так было, я не знаю, но в одной комнате никто не спал, а там находились всякие вещи, то есть был чулан. Вот значит, мамка затворила дверь, и мы легли с ней на кровать. Мы оба были полностью голые. Я обнял маму и уткнулся лицом в её груди, которые раньше были большие, налитые, а сейчас худые и вытянутые. Так мы долго лежали, она гладила меня по голове и спине, а я гладил все, до чего мог дотянуться - спину, попу, ноги. Она пыхтела от удовольствия. Потом я робко запустил ей руку промеж ног. К моему удивлению она только развела их в стороны и пропустила мою любопытную руку. Я нежно гладил её мохнатую мандюшку, а она старалась дать мне все потрогать.
- Вов, ты не робей, трогай все что хочешь, - шепнула она мне в ухо, - меня там давно никто не трогал.
Я гладил её и гладил. Мне нравился шелк её волос. Мама иногда состригала там сколько могла, поэтому у неё было мохнато, но в косы заплетать не получится.
- Я стал чувствовать как у мамы внизу все стало мокрое, но к тому времени я уже знал, почему так случилось. Мама раскинула пошире ноги и я лег сверху. Так мы и стали любиться. И так случалось где-то раз в неделю. Не было каких-то разговоров и вопросов на эту тему, я просто так заботился о своей маме. Я старался как мог, и она чувствовала это и всегда была со мной нежной и ласковой. Только один раз она предупредила меня.
- Если Людка будет приставать, то не сломай ей целку, - сказала мама, - а то она меня спрашивает за тебя. Её ещё надо замуж пристроить, а она дурында туда же.
- Хорошо, - пообещал я, - а если просить станет?
- Погладишь её, да и хватит с неё.
Конечно, все девки которые постарше в деревне меж собой уже давно перемыли косточки каждому из нас. Им тоже не терпелось стать взрослыми.
Вот только Людка ко мне не приставала, она гуляла с другими пацанами, которые были старше меня. А вот Танюшка пробовала. Она всегда была скромная и стеснительная, поэтому не говорила напрямую, а только намекала мне. Но по неопытности я не понимал её и не придавал значения её намекам. Понял я это много позже, во время помывки в бане. Там, как всегда, было много народу, каждая семья устраивалась в каком-нибудь уголке и вместе мылись. Вот и мы заняли лавочку и мылись. Мыло было огромной редкостью и мы терли мочалом друг дружку. Так вот, я помыл маму и хотел мыть Людку, но Танька сказала маме: "Пусть Вовка моет меня, а ты мой Людку". Никто не придал этому значения, и мы так и поступили. Я начал мыть Танюшку. Она подставляла попку под мои руки, и мне было приятно отмывать её дырочку. Сестра все время крутилась и старалась, чтоб я трогал и мыл её спереди. Я просто помыл её там, аккуратно пройдясь по маленькой манденке.
- Вовка, потри мне пяточки, - попросила Таня.
- Я присел на корточки и стал натирать стопы сестренки. Она руками держалась за мои плечи, а ногу держала на весу. Я был сосредоточен на помывке ножек и не сразу обратил внимание на то, что Таня вплотную придвинулась ко мне и её маленькая щелка оказалась перед моим носом. Только тогда я стал рассматривать свою сестру, и мне стало ясно, что она хотела именно этого. Не привлекая внимания окружающих, она красовалась передо мной. Она старалась встать и так и сяк, лишь бы все мне показать, а я с интересом смотрел на её девичью писюшку. Я осторожно осмотрелся вокруг, и, убедившись, что никому нет до нас дела, приблизился к ней настолько, что касался носом её щелки. Таня смущалась, но ей было приятно. Потом я домывал её, уже медленно и размеренно, гладя её между ножек.
- После этого случая я понял, что мне очень нравиться рассматривать женские красоты. Раньше я как-то не придавал этому значения, хотя много раз видел голых женщин. Тогда у женщин снизу было все сильно заросшее, и ничего нормально было не рассмотреть. Я стал тайком разглядывать женщин в бане, смотреть когда они нагибаются или поднимают ноги, но нормально рассмотреть все можно было только у Тани, она у неё была как я называю "бутончик" - это когда из щёлки видны сами губки, все не помещается внутри, вот и выглядывает наружу.
У мамы и Людки были "язычки" - из щёлки виднеется только небольшой кусочек губок, как язык. Таня с удовольствием мне все показывала, и я рассмотрел её маленькую красоту в мельчайших подробностях. С не меньшим интересом она изучала моего петушка. Я также не отказывал ей в желании его рассмотреть. Очень редко у нас получалось остаться вдвоем дома, и, когда такое случалось, мы, не сговариваясь бежали в комнату и занимались бесстыдствами. Она трогала меня, а я трогал её. Я подставлял ладошку, а Танюшка терлось об неё, и кончала от этого. Так мы забавлялись достаточно долго, пока мама не узнала про нас. Не знаю как, но она все прознала, и прямо сказала мне: "Не испорть Таньку. Я про вас все знаю".
- Мы просто трогаем друг друга, - сказал я, - ничего больше.
- Хорошо, сынок. Ты ведь мужик у нас, - как-то буднично ответила мама.
- Так мы и продолжали жить. Все как-то образумилось и устаканилось. Я заботился о своих женщинах, а они ценили это. По-прежнему я любовался Танькиными красотами и уже осознано понимал, что это очень красиво, наверное, самое красивое, что есть на свете. Один раз я спросил маму, можно ли мне рассмотреть её. На это она сказала: "Не выдумывай, балбес". Но сказала без злобы, а скорее весело. Но уже в ближайшую баню она, сидя на лавке, поймала мой взгляд и расставила ноги шире. Конечно, я все увидел, но из-за волос нормально не рассмотрел. Мама сделала это как бы невзначай, но я то понял, что это было для меня.