Она приехала в Питер - любимый чудный Питер, в котором она жила некоторое время, и за который - за то, что так и не решилась сюда переехать, - она корила себя ежечасно. Впереди было пять свободных чудесных дней, весна, и ее переполняла легкая эйфория от этой свободы и этого воздуха. Радовала снятая уютная квартира, радовала возможность повидаться с друзьями, а более всего радовало забытое давно ощущение, что должно что-то случиться такое: чего так не хватает в обыденной жизни. Нагулявшись и находившись, наплескавшись в ванне, она надела на замученные за день ступни мягкие носки и сразу ночную рубашку, представляя, как проведет этот вечер, просто валяясь перед телевизором, с айпедом под рукой, почитает, посмотрит, попишет: под боком уже стояла открытая бутылка белого вина, надкусанное яблоко: Ощущение эйфории не проходило, хотя днем, кроме самого Питера, гостеприимного (а он любит быть любезным с гостями, любит производить впечатление) и прекрасного, ничего не случилось.
Раздался звонок в дверь. Она решила не открывать. Она точно никого не ждала, хозяин квартиры сперва предупредил бы по телефону, потому она не шевелясь продолжала лежать на диване. Звонок повторился, чуть более настойчиво. Есть у всех нас привычка брать звонящий телефон - вдруг что-то крайне важное, и у нее появилось чувство беспокойства. А вдруг затопила соседей? Она решила посмотреть.
На пороге стоял высокий крупный мужчина, разумеется, ей незнакомый. Он крайне удивился, увидев ее на пороге, явно ожидая кого-то другого. Она легко улыбнулась, поздоровалась и замерла, ожидая от незнакомца, что тот объяснит, наконец, причину визита. Он улыбнулся, сказал: "Я, наверное, ошибся этажом". Она улыбнулась в ответ, ничего страшно, бывает, и тут почувствовала, что он внимательно ее рассматривает. Вдруг она вспомнила, что пошла открывать в игривой короткой ночной рубашке, и ей стало неуютно. Она сделала шаг назад, инстинктивно, и он вдруг шагнул в квартиру за ней.
Она даже не сразу сообразила, что произошло, когда он резко захлопнул дверь, оставшись в квартире. Она сделала еще полшага назад, потому что от него вдруг повеяло какой-то злобной силой, агрессией, отчего у нее волосы шевельнулись на затылке, и на секунду живот сжало спазмом. Она открыла рот, но не смогла выдавить из себя не звука, только рванулась назад в комнату.
Он схватил ее за руку, дернул на себя, поймал, чтобы она не упала, и резко ударил по щеке. Она взвизгнула, рванулась сильнее, но он чуть заломал ей руку и прошипел: "Стой, сука!" Потом одним коротким движением рванул вниз тонкую рубашку, которая сразу порвалась, открыв грудь. Он очень больно ущипнул ее за сосок, чуть вывернув его, и из ее глаз брызнули слезы. Она повторяла: "Нет, нет, не надо" , но почему-то не кричала. В какой-то момент он отвлекся, отпустил ее руку, пытаясь перехватить поудобнее, и она рванула опять от него. Он был сильнее и больше, потому он поймал ее снова, держа за волосы, еще несколько раз ударил по лицу, и потом толкнул на пол. На полу, пытаясь подтянуть ноги к груди, она сопротивлялась и отталкивала его, прижимая остатки рубашки, поскуливая и умоляя оставить ее. Тушь, которую она поленилась смыть, щипала глаза.
Он сорвал остатки рубашки, она осталась в трусах - простых белых трусах, в которых она собиралась ложиться спать, и в носках. Уложив ее на спину, он деловито уселся сверху, и как-то уже никуда не торопясь расстегнул джинсы. Она пыталась выползти из-под него, но ничего не получалось, и, похоже, это его забавляло. Когда она увидела, что именно он сбирается заснуть ей в рот, устрашающие размеры этого, она вдруг резко извернулась и смогла выскользнуть.
Он опять повалил ее на пол, и, сказав: "Строптивая дура" , перевернул на живот и уперся в спину коленом. В два коротких движения он порвал на ней трусы, погладил кончиками пальцев кожу ягодиц и вдруг резко и сильно ударил несколько раз по ним. От боли и неожиданности она взвизгнула, но тут так просто вырваться уже не удалось, она извивалась, что, впрочем, ему особенно не мешало. Удары были методичными и сильными, она чувствовала, как горит кожа. Когда он убрал колено с ее спины, она осталась лежать, не шевелясь. Он спокойно опустился сверху, придавив ее своим весом, и стал неторопливо входить в нее. В момент, когда он проник в нее - болезненно и грубо, она дернулась, заметалась под ним и заскулила, но он закрыл ей рот тяжелой ладонью, почти не давая дышать, и начал говорить ей ласковые слова, перемежая матом и бранью: "Ты течешь, сучка" , - засмеялся он, и она с ужасом осознала, что так оно и есть, что его член уже не причиняет ей боли, что он легко входит в нее, и она чуть не помогает ему в этом. Самое стыдное было в том, что он это понял. Он засмеялся, обидно и грубо, сказал: "Я не собираюсь ублажать тебя, милая" , резко вышел и вошел в ее задницу. Она дернулась от резкой боли, но заорать не дала его рука, которая почти душила ее. "Тихо, тихо, милая, улыбаемся и машем:"
Через некоторое время он встал. Она лежала на полу, свернувшись клубком, в одном носке, с размазанными глазами и волосами, слипшимися от пота и спермы. Он налил бокал вина и поднес к ее губам. Сначала она отвернулась, но чуть позже все же выпила, потом неожиданно для себя поблагодарила его. Он засмеялся, погладил ее по щеке и сказал: "Ну, вот видишь, милая девочка, ты уже становишься покорной. Ты быстро учишься" , потом поднес ей руку к губам и она медленно ее поцеловала...
Через некоторое время он подошел и подал руку лежащей девушке, поднял ее и повел в ванну. Она шла как кукла, безвольно позволяя ему вести себя. Он завел ее в душевую кабину и начал умывать, как ребенка, промывать ей волосы, намыливать тело. В ней чуть прибавилось жизни от душа, она стала пытаться оттолкнуть его руки, но делала это по-прежнему вяло. Он оставил ее под душем, а сам ушел в комнату. Минут через пять она появилась, без полотенца, и он поманил ее к себе, усадил силой себе на колено, обняв мокрые плечи. Он был одет.
- Давай поговорим. Я не буду извиняться, я сделал то, что я не мог не сделать. Ты думаешь, что тебе это не понравилось, но на самом деле это не так. Тебе не просто понравилось, тебе очень понравилось, я это знаю точно.
Она пыталась собраться с мыслями и с собой, но голова отказывалась работать. Тело ныло, но, как ни странно, особой боли она нигде не чувствовала. У нее кружилась голова, она не могла сосредоточиться на том, что он говорит. Она мысленно обозвала себя идиоткой и попыталась рвануться в сторону, но он ждал этого, наблюдая сбоку за ее лицом, и прижал сильнее.
- Не дергайся, я с тобой разговариваю, и тебе надо меня послушать. Женщины считают себя слишком умными и слишком самостоятельными. Идет мировой заговор, женщин превращают во что угодно, кроме женщин. На самом деле самое главное для женщины - принадлежать мужчине. Она для этого создана. Мужчина природой создан сильнее женщины, и сам контакт мужчины с женщиной - это вторжение, санкционированное или нет - в ее тело. Если женщина встречает мужчину, которому она хочет подчиниться, а он готов принять ее, заботиться о ней и использовать ее так, как этого требует природа, то эта женщина будет счастлива и умиротворена, потому что она будет в ладу с собой. Тебе уже повезло. Ты заинтересовала меня, я готов взять тебя себе, но ты должна понимать, какое у меня есть на тебя право, должна заслужить высшую милость - мою, стать удобной и послушной, и тогда ты будешь абсолютно счастлива.
Она чувствовала, что сходит с ума. Насильник, у которого она еще почему-то сидит на колене, рассказывает ей о том, что ОНА должна заслужить его милость. И объясняет он это так, как будто эта истина настолько очевидна, что не нуждается в каком-либо подтверждении.
Он погладил ее по груди, чуть сжав сосок, и сказал, показав глазами на него:
- Твое тело все уже поняло, оно счастливо, только твой независимый испорченный женский мозг отказывается принять то, что случилось, как благо. Ты будешь служить мне, я это чувствую, вопрос только в том, сколько времени требуется тебе, чтобы понять. Сейчас возьму тебя, так, как ты этого заслужила, а ты примешь это с готовностью, и мы начнем... наши отношения.
Он встал, она встала рядом, все еще не понимая, что ей делать и как себя вести. Он чуть надавил ей на плечи, и она опустилась на колени. Он провел ладонью по ее лицу, провел по мокрым волосам и, грубо намотав их в ладонь, другой рукой расстегнул штаны:
