Она вышла из подъезда в теплую светло-серую питерскую ночь и глубоко вдохнула свежий с нотками моря ветер. Она чувствовала себя легкой, свободной и счастливой, и ей безумно захотелось пойти в какой-нибудь бар, пить вино и, улыбаясь мужчинам, ловить их восхищенные взгляды...
Она завернула за угол, и тут грубым, очень резким движением кто-то дернул ее на себя, перехватив рукой в районе груди, широкая и жесткая ладонь плотно закрыла ей рот.
- Неужели ты думала, глупая кукла, что, разбудив твоих демонов, я позволю им выйти на свободу? Неужели ты надеялась, что я оставлю тебя сегодня одну? Ты пошла искать приключений? Ты их получишь, можешь не сомневаться.
Она не могла ни вырваться, ни закричать, ноги стали ватными, она почти повисла на его локте. Убрав руку с лица, он грубо залез ей под платье и схватил в горсть голые ягодицы.
- Понятно все. Быстро в машину, сука.
Он почти дотащил ее до большой машины и закинул на заднее сидение. Потом из двух плотных лент, которые валялись на сиденье, он сделал петли ей на лодыжки и, не сняв с нее босоножки, дернув и широко растянув ее ноги, зафиксировал ленты в крепежах подголовников передних сидений. Она сидела на заднем сиденье, чуть завалившись на спину, с широко растянутыми ногами, и в этот момент она вдруг пришла в себя от ужаса всего происходящего. Она дернула ногу, пытаясь вытащить ее из петли, отчего петля затянулась сильнее, тогда она попыталась дотянуться до нее рукой. Он грубо пригнул ее голову к коленям, завернул руки за спину и щелкнул наручниками. Потом откинул ее обратно на сидение и очень аккуратно и уже неторопливо свернул подол платья на ее талии.
Она сидела с разведенными ногами, полностью открытая, чувствуя кожей ягодиц холодную кожу обвивки. Тут на нее накатил такой ужас, и почему-то больше всего ее напугало то, что руки стянуты не веревками, а бескомпромиссным металлом наручников. Она открыла рот, чтобы закричать, дико завопить в последней надежде спастись, но он ждал этого момента и воткнул ей в рот плотный резиновый шарик, затянул ремни на затылке. Она завыла глухо сквозь кляп и заплакала.
Он сел за руль и внимательно посмотрел на нее в зеркало. Потом машина тронулась.
Какое-то время они ехали молча, она плакала и пыталась вытолкать противный кляп языком, дергая ногами и царапая каблуками босоножек кожу сидений. Потом он заговорил.
- Надо кое-что тебе объяснить, пока у нас есть время, а у тебя возможность меня внимательно выслушать. Ты думала, что у нас началась добрая веселая игра, что я буду приходить раз в неделю и доставлять тебе удовольствие легкой поркой и необязательным минетом. Ты решила, как и все глупые женщины, что можешь управлять мужчиной через секс, сделать его зависимым от своих желаний. Ты перепутала причину и следствие. Все, что происходит с тобой – нужно для моего удовольствия. Получишь ли ты удовольствие, что вообще ты испытаешь, это не имеет вообще никакого значения. Это раз.
Он сделала паузу, поглядывая на нее в зеркало. Она перестала дёргаться, полулежала, раскрытая и притихшая, и она его слушала.
- Я разбудил в тебе твое самое черное и самое сильное начало, я разбудил в тебе женщину. И уйдя от тебя сегодня, я тебя ждал. Самое главное. Если бы ты осталась дома, я бы больше не пришел, я бы отпустил тебя. Если бы ты вышла из дома в джинсах и кроссовках, я бы взял паузу и подумал, и, возможно, ты тоже бы осталась свободной. Но ты вышла без белья, готовая предложить себя любому, переполненная своим желанием, и я этого ждал. Ты сама приняла решение, ты сама выбрала свой путь, и я помогу тебе на нем. Теперь я тебя уже не оставлю. Это два.
От его слов, ледяного и тихого голоса холодный ужас змейкой проскользнул по ее позвоночнику, волосы шевельнулись на голове. Что все это значит? Что она натворила? Во что она вляпалась? Как она могла так вляпаться?? Она в панике неистово задергалась, туго затягивая ремни и сползая вниз по скользкой коже обивки, безуспешно пытаясь удержать себя ладошками под спиной.
- Успокойся. И третье. Это счастье для тебя. Я тебя спас. От глупой и бессмысленной жизни, от тусклого и скучного секса, от недостойных мужчин и недостойных желаний. Ты все примешь и будешь счастлива, как я тебе и обещал.
Он остановил машину и, обернувшись, чуть подвинул ее рукой под ягодицами вверх на сиденье, чтобы она окончательно не сползла вниз. Потом сразу тремя пальцами легко зашел в нее и начал двигаться в ней, жёстко и очень быстро. Потом вдруг также резко остановился и начал методично и сильно шлепать ладонью по внутренней поверхности бедер, потом по лобку и губам, потом снова по бедрам.
Она вздрагивала под его ударами, но при этом чувствовала, какая она мокрая, что она течет, полностью раскрытая, и боль только усиливает ее желание. Он почувствовал это, погладил ладонью по раскрасневшейся коже бедер и хмыкнул:
- Если ты мне скажешь, то ты не хочешь всего этого, то я позволю себе усомниться. Поехали, моя хорошая, у нас очень много дел.
В салоне было достаточно светло для того, чтобы она понимала, насколько хорошо ему видны не только красные отпечатки его руки на её бледной коже, но все детали того, что принято скрывать и прятать, и что она, как последняя площадная девка, сейчас показывает практически незнакомому человеку, даже имени которого она не знает. И почему ее возбуждает так сильно то, что она едет с ним в неизвестном направлении и явно туда, где ей будет больно и страшно? Почему же она такая мокрая? Почему она, чувствуя легкий ветерок кондиционера на полностью раскрытых губах влагалища, не рыдает в ужасе, а ждет с гулко бьющимся сердцем продолжения его касаний, его ударов и мечтает, чтобы кто-то или хотя бы что-то вошло в нее и уняло безумное пульсирующее желание? Почему ее успокаивает его тихий и холодный голос, вызывая не страх, а почти истому? Да кто она??? Почему она себя уже не узнает?
Он поймал ее взгляд в зеркале и длительно посмотрел в глаза. Она не отвела их и чуть вскинула подбородок вверх. Он покачал головой, резко тронулся и больше с ней не заговаривал.
Через какое-то время машина заехала во двор большого дома, и ворота захлопнулись.
