Марина писала на доске математическую формулу. Стройные ряды цифр и знаков складывались и порождали идеальную симметрию, так и должна была выглядеть красота. Сердце учителя на мгновение возрадовалось. Порядок, система, абсолютный смысл, который не мог быть подвергнут сомнению. Жаль, что реальная жизнь была ассиметрична и такого идеала породить не могла.
Секунда радости неожиданно прервалась. В спину ей с громким шлепком прилетело что-то увесистое и влажное. Скорее всего это была мокрая тряпка, которой далеко не идеальные ученики должны были стирать абсолютно истинные знаки с вышеупомянутой доски. Правда, обычно никогда не стирали, порядок наводила почти исключительно сама Марина. Девушка даже не обернулась. А что она могла там увидеть? Класс состоял всего лишь из четырёх человек, всем было понятно кто кинул тряпку в учителя и какого результата хотел добиться. Она дописала формулу до конца. Вот только был ли в этом смысл? Наверное, был, иначе зачем она, собственно, стояла у доски?
Марина крепко зажмурила глаза, вырвалась из дебрей алгебры и погрузилась в прошлое, вспоминая как она здесь вообще оказалась.
***
Вообще-то, на самом деле её звали не совсем Мариной. Так её хотел назвать отец, всю жизнь мечтавший быть моряком и пожелавший дать дочери «морское» имя. Но из-за нерешительности моряком он не стал. А стал старшим научным сотрудником провинциального сибирского музея, отвечавшим за экспозицию крымской войны 1853-1856 годов.
Мама Марины была школьным учителем истории в той же провинции и, по совместительству, главой семьи интеллигентов. А потому, с максимальной степенью решимости, записала дочь в ЗАГСе как Марию. Смелости отца хватило только на то, чтобы присвоить дочери отчество – Ивановна, сообразно его имени. Это уже было серьёзной победой. Почти настолько же серьёзной как победа Барклая де Толли в битве при Бородино.
Дома же, в любящем кругу семьи, её всё-таки называли Мариной. Правда только папа, и только когда мама не слышит. Девочка папу очень любила, нравилось ей и как он её называет. Но смелости возразить маме ей тоже не хватало, а потому росла она несколько двуличной Машей-Мариной.
Мария Ивановна всегда значимо выделялась из толпы окружающих её людей. Сначала, до трёх лет, в собственной семье она выделялась тем, что плохо разговаривал, не помнила дат решающих сражений, даже не могла понять принципиальной разницы между палеолитом и мезолитом.
Несколько позднее, в детском саду, она выделялась уже тем, что лучше всех разговаривала, помнила дату битвы при Ньюпорте и осознавала принципиальную разницу между присваивающим и производящим типами хозяйства. За что бывала неоднократно бита карапузами.
Позднее, в школе, она выделялась всё тем же, правда знаний прибавилось кратно. За что её всё так же лупили, правда теперь уже одноклассники.
Но в её собственной жизни значимые различия сказались лишь к началу старших классов. Уже учась в десятом, она вытянулась почти до 183 сантиметров и на голову переросла забияк-мальчишек. В дополнение к высокому росту, она обзавелась грудями уверенного третьего размера, стройной фигурой и округлой попкой. Марина не стала классической красоткой, но приобрела типаж очень милой и симпатичной девушки. Длинные, до пола, юбки, кружевные блузы и закрытые туфли без каблуков, в которые девушку наряжала мать, не могли скрыть появившейся сексуальности. Тёмно-каштановые, до лопаток, волосы, нежно-голубые глаза и курносый носик порождали в одноклассниках уже желание не лупить её, а влупить кобылке под хвостик.
Но запомните, дети, первое впечатление не составить дважды! И заикающиеся пацаны не могли переменить к себе отношение заучки. Она, в запой читающая приключенческие романы и всякие «Алые паруса», не могла себе даже представить своим молодым человеком одного из этих дурачков.
Приключенческие романы и сыграли с ней дурную шутку. Они сформировали образ типичного мужчины в её голове: он был молодым, но опытным; скромным, но решительным; нежным, но брутальным; красивым, но мужественным. Проще говоря, существовал он только в книжке, да и ту никто не написал.
Познания из дебильных книжек были усугублены и участием родителей. Мама и папа принципиально избегали любых разговоров о том, откуда берутся дети. Краснели при слове «секс» по телевизору и тут же переключали канал на «Культуру». Юная Мария Ивановна пребывала в полной уверенности, что секс – это такая пошлость, которой требуют от принцесс мерзкие корыстные старики с непонятными целями. Настоящие рыцари только целуют ручку и покорно ждут ответного поцелуя в щёку. Дети же, по её мнению, появлялись следующим образом: мужчина и женщина дружно плюют в бумажку, заворачивают её и сажают под кустом бузины. А оттуда аисты уже выкапывают готовых младенцев и относят таким же болезным в другое полушарие нашей планеты. Довольно крупную Марину тщедушные птицы отнести в Аргентину не смогли и бросили там же, в сибирском провинциальном пединституте.
С её мамой вопроса о карьере даже возникнуть не могло – только преподавательская работа. Подростковый бунт правда привёл её не на кафедру истории, а на отделение математики и геометрии. Институт располагался в соседнем городе, так что Марина вырвалась на свободу из-под маминой строгой опеки.
Бедность бюджетников не позволила снять для дочки квартиру. И студенческая общага наконец просветила интеллигентную девушку, из какой капусты появляются дети. Деревенские разухабистые сокурсницы продемонстрировали на практике во время студенческих вёсен, посвящений первокурсников и т.п., что там и куда вставляют. Марина, хоть и поняла, что такое сексуальное возбуждение, но сама практических знаний не обрела. Мальчики в педе (все трое) были крайне похожи на девочек, а пацаны из соседнего автотранспортного ВУЗа нисколько не напоминали капитана Артура Грэя. Но и молодые люди, в большинстве своём не превышавшие 175 сантиметров роста, банально боялись подойти к породистой кобылке. Некоторые правда скрывали боязнь за показной пошлостью, но такой метод подката естественно не срабатывал.
Одиночество милашки разбавлял бесплатный Wi-Fi в общежитии. Пока её соседок пороли в общаге автомобилистов, она, закусив губу, смотрела порно и тёрла пальчиками клитор. И представляла себя в постели с голубоглазым спортсменом, а иногда и в бутерброде между парочкой здоровенных негров. Но теория никак не могла перерасти в практику, студентов из Африки в их ВУЗе не было. К выпускному она так и подошла, будучи девственницей. Хотя ларчик открылся бы довольно просто. Любой опрятный и неглупый юноша мог просто решительно сказать: «да ладно, чё ты», как Данила Багров в фильме «Брат 2», и бастион бы незамедлительно пал.
К моменту вручения диплома папа уже договорился, что выпускницу примут на работу (правда волонтёром, без зарплаты) в музей на экспозицию русско-японской войны 1904-1905 годов, правда из страха жене об этом не сказал. Мама же забронировала девушке волонтёрскую работу помощником восьмидесятитрёхлетней учительницы химии в её школе.
Но, познав радости просмотра порнофильмов, Марина впервые по-настоящему взбунтовалась и отвергла железную волю родителей. Домой она возвращаться категорически не хотела. Конечно на зарплату школьной учительницы въехать в отдельное жильё было невозможно, и девушка воспользовалась единственным доступным ей вариантом. Она заключила трёхлетний контракт с сельской школой в европейской части страны. Там ей обещали работу учителем младших классов, служебное жильё и сертификат на покупку квартиры по окончании контракта.
Посёлок оказался полным захолустьем, не смотря на то что располагалось всего в ста километрах от столицы региона. Потому власти и вынуждены были заманивать учителей жильём и сертификатами. Марина конечно расстроилась, что точно не найдёт себе здесь кавалера (и уже очень долгожданного секса), но интернет в служебном жилье наличествовал, так что было терпимо.
Поселили её в уютном сельском доме, арендную плату за который вносил региональный департамент образования. В него было два входа: один – с улицы, через крыльцо, второй – из закрытого двора. Отапливался дом газом, в сенях были оборудованы туалет и душ. В единственной уютной комнате стояли кровать с панцирной сеткой, продавленный диван, буфет, трюмо и другие элементы мебели, название которых уже никто не знает.
Владела домом очаровательная баба Клава. Дети забрали её из деревни в город, но она раз в пару недель приезжала в гости к своей квартирантке. Старушка была очень простой (это когда простота – хуже воровства), но Марину хорошо воспитали, и она приветливо встречала хозяйку, угощала чаем с вареньем и позволяла шариться по шкафам. Там, кроме монашеских юбок, кофточек под горло и целомудренных трусиков-слипов всё равно ничего предосудительного не было.
В школе девушке дали чудесных первоклашек, она с удовольствием разучивала с ними стихи, водила на прогулки и устраивала утренники с театральными представлениями. Первый учебный год прошёл замечательно, довольны были детишки, довольна была и Марина, а ею был доволен толстый лысый пятидесятилетний директор школы, Фёдор Павлович.
Но на второй год идиллия пошатнулась. Учительница математики старших классов серьёзно заболела и раньше времени ушла на пенсию. Так что Марине поручили уроки алгебры и геометрии в единственном в школе одиннадцатом классе. Большинство детей уходило в техникумы после девятого класса, и в одиннадцатый попали только самые перспективные, либо самые бесперспективные. Таковых набралось всего четверо.
Старшая школа располагалась в отдельном от начальной здании, и сразу неприветливо встретила Марину. По коридорам носились оголтелые девятиклассники, учителя были безразличными и даже здоровались через раз. А одиннадцатиклассники привели утончённую девушку в полный шок. Как из очаровательных первоклашек вырастают такие отморозки, она не понимала.
