И вот для Нади настало время познать первое телесное наказание. Антон Григорьевич выставил в саду, в тени старой яблони, длинную и широкую дощатую скамью, на которой секли еще Колю и Лизу. Как обычно, родители перед поркой разделись, «чтобы ничего не стесняло»: отец до плавок, мать до купальника. Коле тоже сказали переодеться в плавки: «Теперь ты будешь сечь, а не тебя!»
Надя же стояла перед хозяевами, как всегда, в чем мать родила. Никогда прежде не поротая, она дрожала в ожидании чего-то страшного. Что было страшнее? Физическая боль или новая ступень унижения? Чего только ни делали с ней, но этот последний барьер все еще не был сломан…
– Ложись животом! – велела Дарья Сергеевна.
Смирившаяся со своей судьбой рабыня безропотно улеглась на жесткую скамью. Еще невинная, не знавшая ремня нежно-розовая попка трогательно вздрагивала, пока Надя ерзала, опираясь на локти.
– Привяжем? – спросила Дарья Сергеевна.