Сколько себя помню, я всегда отличалась от других.
В пять лет, когда мама с вымученной улыбкой привычно пригласила меня к себе на руки, я чуть не вскрикнула после прикосновения к ней. Вслед за чем посмотрела ей в глаза и спросила: "Мам, что с тобой?"
Родители в ту пору часто ссорились между собой, но пытались скрыть от меня это.
Ни они, ни мои соседи по садику не могли понять, как я ощущаю то, чего не ощущают они.
Чувствуя в первых постепенно возрастающий неосознанный страх, а во вторых - вполне открытую враждебность, я приучилась не распространяться о том, какая гамма ощущений открывается мне в момент прикосновения к человеку. Какой, вообще говоря, смысл был бы в подобных откровениях?
Быть может, именно это привело к тому, что я росла довольно замкнутым ребёнком. Спутниками моими стали книги и комиксы, а с некоторого момента - книги и комиксы фантастические.
В них зачастую описывались люди и иные существа с необычными способностями.
В том числе - существа отчасти подобные мне.
Мутанты.
Псионики.
Телепаты.
В список этих субъектов, впрочем, входили не только живые существа. Меня поразило однажды красочное описание ощущений, испытываемых роботом-телепатом из позитронного цикла при проникновении в человеческий ум. Восприятие игры человеческих эмоций в виде некоей цветной гармонии, мозаики, набора тонов или струн, которые можно усиливать или ослаблять, - но с риском, что ослабленная струна отскочит и ударит по остальным, - всё это было до невероятности похоже на мои собственные ощущения в момент Контакта.
При чтении подобных произведений я ещё сильнее ощущала своё отличие от остальных. Благодаря чтению обычной литературы примерно представляя себе ощущения живущего обычной жизнью обычного человека - в этом моя способность лишь помогала мне - и преисполняясь благородного намерения обратить свои способности во благо людям аналогично мутантам Ксавьера.
С течением времени сей наивный максимализм ослаб - но и он сыграл свою роль, побудив меня не раскрывать ни перед кем свои способности раньше времени.
Раскрывать, собственно говоря, на первых порах было особенно нечего.
Часто ли вы прикасаетесь к людям? Люди не очень-то любят, чтобы к ним прикасались.
Много ли сведений о них можно так почерпнуть?
Я ведь даже не телепат. Я - эмпат-кинестетик. Я вижу игру эмоций, неосознанных чувств и некоторых наиболее устойчивых мыслеформ - но без уверенности, что смогу в последнем случае точно их расшифровать. Быть может, я была бы идеальным детектором лжи - позволь мне кто-нибудь неустанно держать себя за руку.
Способность Влиять была открыта мною незаметно и буднично, лет в двенадцать. Жужжание майских мух наполняло душный весенний воздух, а у мамы разболелась голова после очередной ссоры с отцом - хотя и, слава небу, не столь сильной, как в былые времена.
Приложив ладонь к маминой голове, я ВСМОТРЕЛАСЬ в привычно визуализируемую мною гамму не своих чувств. Ощутимым диссонансом в многоцветьи потоков и тонов смотрелась бледно-лимонная струнка. Не знаю почему, но у меня возникло желание сжать её, отплести или хотя бы ослабить её резкие пульсации.
Прежде чем я успела понять, что, собственно, сделала, мама изумлённо распахнула глаза: "Вроде бы прошло".
Понадобилось пройти некоторому времени, прежде чем я осознала смысл произошедшего.
Способность Влиять развивалась постепенно - так же, собственно, как и способность Смотреть. На пути развития второй способности стояло преимущественно понимание - будучи ребёнком, я едва ли могла понять целиком смысл тех или иных эмоциональных пульсаций в человеке, ещё не пережив ни разу сама стоящих за ними чувств. Что же до способности первой, то она сама по себе изначально была на невысоком уровне - думаю, ключом к её пробуждению послужило начало полового созревания. Тем не менее по мере тренировок она планомерно росла.
Коснуться мимолётно сухой ладони экзаменатора при взятии у него билета. Успеть уловить в этот краткий миг всё многоцветье открывшейся мне его внутренней жизни - и выловить импульсы кажущейся дружественности ко мне.
Выловить и усилить.
Каким сальным стал его взгляд. Так, кажется, я выловила и усилила что-то не то?
Чем больше развивались мои способности - в особенности способность к Влиянию - тем большим искушением становилось обладание ими.
Моя начальная замкнутость приносила плоды в виде почти полного отсутствия личной жизни - и даже обзаведение уютным кругом подруг тут не сильно что-нибудь изменило.
Внешне я как будто была достаточно мила: тёмно-рыжие волосы, зелёные и временами коварно вспыхивающие глаза, невинное - и вроде бы порою стервозное - личико. Такую характеристику мне не без труда удалось выудить из уст и умов окружающих, применив все свои способности для достижения откровенности.
Но, увы, звёзд вокруг хватало и без меня.
Я знала: мне достаточно подсесть к какому-нибудь симпатичному парню, провести пальцами по его ладони, всмотреться в пульсирующую мозаику его порывов и чувств - и я наверняка пойму, что и как следует усилить в мерцающем узоре разноцветных сполохов и искр.
Именно это понимание и было страшным.
Пугающим: не навредить бы?
Манящим: остановило бы это, к примеру, ту же Оксану?
Страх усугублялся тем, что психология противоположного пола во многом оставалась мне неясной - как в обычном смысле, так и наощупь. Что объяснялось, с одной стороны, намного менее частым Контактом с его представителями, а с другой стороны - абсолютной бесполезностью самонаблюдения.
Психология девушек была понятней.
По тем же самым причинам - как извне, так и изнутри. Мне легко было отличить густой оранжевый тон вожделения от светло-сиреневых романтических оттенков, а изумрудную сытую удовлетворённость - от пурпурных дёрганых колеров самоубийственной страсти.
Вдвойне завидней было ощущать эмоции своих подруг во время бесед об их кавалерах.
Быть может, это извращение - или дикая разновидность сублимации? - но я вскоре полюбила, как бы невзначай выводя ту или иную свою подругу на разговор об интимных моментах её романа с тем или иным парнем, прислушиваться при этом к буре полыхающих в её душе чувств и воспоминаний.
Если б они только знали, ЗАЧЕМ я в эти моменты поглаживаю их пальцы...
Если б они только знали, что я в этот момент переживаю описываемые ими сцены едва ли не ярче их...
Чтобы достичь подобной откровенности, мне почти не требовалось прибегать к Влиянию. Если же и требовалось - то совсем чуть-чуть.
Тут - чуть распалить возбуждение.
Тут - слегка ослабить запоры смущения.
Вскоре я даже обнаружила, что мне НРАВИТСЯ это. Наблюдать, как невинная в обычных разговорах девушка на моих глазах раскрепощается, как глаза её начинают гореть, а личико - румяниться, как из уст её - неожиданно для неё самой - начинает литься детальнейшая повесть о её фривольных приключениях на подоконнике, под трюмо и в кабинке университетского туалета.
Не спорю: с моей стороны это вполне могло быть изощрённым психологическим садизмом.
Местью неудачницы?
Пусть даже местью, безвредной для жертвы, - я, естественно, никому и никогда не передавала полученные таким образом пикантные данные.
Но я не собираюсь оправдывать себя.
