Владимир продолжал звонить мне, но - началась учеба, надо было писать диплом, а вскоре я познакомилась с милым англичанином - славистом по имени Джон, и вскоре я вышла замуж и уехала со своим мужем в Лондон. Прожив там 5 лет, родив двух сыновей-близнецов, и вер-нувшись погостить в Москву, я вошла в вагон метро, и увидела Владимира. Я сразу узнала его, хотя он за-метно повзрослел, волосы были обрезаны по плечи, и одет был совсем обычно, очевидно, средневековая эстетика себя исчерпала.

Он стоял ко мне вполоборота, и вдруг, словно что-то почуяв, он стал озираться по сторонам, - я быстро спряталась за чью-то могучую спину, он встал, двинулся в мою сторону, словно сомнамбула, смотря перед собой невидящими глазами, тут в вагон вошла толпа людей, и я, словно Улисс, прикрываясь ими, благополучно выбежала из вагона незамеченной. Теперь я даже не знаю, что с ним, жив ли он, сбылись ли его мрачные предсказания в духе немецких романтиков, что сейчас в его комна-те, так же он любит слушать Вагнера и есть ли у него какая-нибудь женщина:

Думаю, он помнит меня, как помнит и никогда не забудет свою пер-вую женщину каждый мужчина:

А может - все нежнее, грустнее и легче, не знаю.

От него в моей жизни осталось лишь это красивое воспоминание, которое, как любимую книгу, иногда достаешь с полки, и бегло пролистываешь, любуясь на готический ор-намент, обвивающий строки изящных стихов, давно знакомые гравюры с изображением юноши-мага с тон-ким надменным лицом и волосами цвета меда.

В любом случае, что мне еще сказать- when all is said and gone.