- А буфет есть у вас тут? Не хочется что-то сразу с вокзала в ресторан.
Саша повернулся. У товарища были залысины по углам высокого смуглого лба, красиво обрамлённые серебром. Голубые глаза глядели, выражая не столько покой, сколько скуку и даже тоску; тонкие губы темнели вишнёво и почти блестели; под острым подбородком от сглатываний двигался кадык, упираясь в бледный галстучный узел.
Саша сразу опустил ресницы.
- У нас на втором этаже буфет.
Товарищ обвёл взглядом помещение.
- А чай Вы не делаете случайно?
- Это можно.
Товарищ равнодушно развернулся на каблуках и удалился к себе.
У Саши уж всё было заранее заготовлено. Он, помедлив минуту, поставил на поднос заварившийся чайник с двумя чашками и отправился обслуживать гостя. Тот сидел напротив окна в кресле, вытянув ноги, и разглядывал поблекшие луга за Цной и багряный Пригородный лес. Саша, ставя поднос на низкий столик, не стал наклоняться, а скромно присел. Товарищ всё равно обернулся, и Саша понял, что тот заранее продумал этот жест, как бы представляя собой сейчас великолепную картину в кресле со своими глазами первоначальной осени на фоне сонной природы.
- Что ж, давно ли Вы тут работаете?
- Недавно, - ответил Саша. У горничных нашёлся только один более-менее приличный аромат, который Саша и нанёс себе на правое запястье одной каплей. Теперь он, ставя чашку с чаем перед гостем, отпустил руку со слегка подтянутым рукавом и плавно вернул её к себе, послав воздушную волну с запахом прямо в центр осенней картины. Ноздри товарища дрогнули, он глубоко вздохнул:
- Ах, как порой приятно оказаться вдали от столиц. Полуденный покой...
Он вдруг спохватился, словно испугавшись, что чересчур разоткровенничался в провинции перед незнакомой дурочкой. Его щёки порозовели, он прямо сел в кресле и стал пить, опустив глаза в чашку.
Саша, стоя у двери с руками за спиной, негромко прочитал:
В высокой зелени колокола
раскачивают полдень,
и запрокинутая голова
средь облаков не тонет.
И для пастушки там над родником
сдвигают с места камень,
и перед зацелованным лицом
там гроб пустой господень.
Товарищ отставил чашку. Его взгляд засверкал, грудь вздымалась. Он, безуспешно пытаясь скрыть удивление, сплёл пальцы, обняв колено.
- О, это неизвестные мне строки. В нашем департаменте всё больше по Тютчеву. Но каков переход: колокола вполне себе земные, да и облака, - он порывисто встал и подошёл к окну, и произнёс, не оборачиваясь:
- А гроб пуст. Вы верите в Бога?
- Да.
- Пожалуй, пожалуй... Что ещё и остаётся в такой международной обстановке... Знаете, с Вами интересно беседовать. Я боюсь обидеть Вас чаевыми; а мне между тем пора на заседание.
Товарищ подхватил с пола кожаный портфель.
- Надеюсь, Вам понравится у нас, - сказал Саша, отступив к двери.
Они едва не столкнулись и вышли вместе в коридор.
Саша вздохнул с облегчением: он больше всего боялся, что важный товарищ вдруг возбудится и кошмарно пострадает из-за него, Саши.
Оставшийся день прошёл в разнообразных хлопотах. Саша установил вполне тёплые отношения с горничными и в целом представлял уже себе, как устроено здесь хозяйство, и постепенно раскручивал это колесо. Вечером Сашу позвали к директору.
- Ну, Александра, удивила ты меня, не скрою! - директор щурился, не в силах скрыть своё довольство. - Удалось мне в перерыве переговорить с нашим гостем, таких похвальных рекомендаций по части персонала я ещё не слыхал. Занимай должность, твоя по праву!
Саша полюбил работать в гостинице. Чем больше ему приходилось улаживать дел по хозяйству, тем меньше у него оставалось времени для осмысления мира за окном и мира под его платьем. Он словно сам превратился в симпатичный сад, и если у него и появлялись порой мучительные мысли, они таяли так же верно, как лепестки в заколдованном саду. Младшие горничные тянулись к Саше и всегда были готовы услужить ему. Саша учил их с удовольствием; иногда директор брал новеньких, и Саше приходилось их опекать.
Однажды Саша выбирал на рынке продукты для гостиничного ресторана и его внимание привлекла бледная светло-русая девица в короткой юбке, беспрестанно торчавшая у ворот. Расплатившись и заказав доставку, Саша направился к выходу. Поравнявшись с девушкой и вглядевшись ей в лицо, он вдруг присвистнул:
- Женька!
- Чего тебе? Ты кто такая? - манерно отозвалась та. - Мы где-то с тобой вместе гусей пасли?
- Да нет. - Саша рассматривал Женю, с которым вместе учился за одной партой, и не мог никак решиться изменить погоду в своём саду, чьё цветение одурманивало его и лишало всякой воли. - Зря ты веснушки замазываешь, они тебе, между прочим, всегда шли.
Саша увидел, что Женя, правдоподобно облачённый во всё женское, вздрогнул. Саша ровным голосом прибавил:
- Я в гостинице работаю, на набережной. Не хочешь к нам горничной устроиться?
Женя растерянно кивнул.
Саша поспешил удалиться. Он был взволнован, едва ли не в первый раз в своей новой жизни. Он побоялся назваться, побоялся раскрыть свою тайну и тайну Жени, но всё же надеялся, что каким-нибудь удивительным образом все эти загадки найдут своё счастливое разрешение.
На следующий день в кабинете директора Саша вновь увидел Женю, облачённого в платье ещё более вызывающей длины.
- Вот, Александра, представляю тебе новую сотрудницу. Мими. А что? Вполне по-домашнему, и на новый лад, так сказать. Покажи ей всё, и можешь её на четвёртый этаж ставить. Как считаешь?
- Хорошо, Николай Васильевич, я сейчас этим и займусь. Мими, пойдём.
Женя покорно застучал каблуками вслед за Сашей.
Они прошли по всем этажам, по всем закоулкам; Женя только кивал головой в ответ на лекцию Саши о хозяйстве, и его волосы рассыпались по плечам, как будто у снопа ячменя невзначай развязалось свясло.
- Ну вот, Мими, здесь ты и будешь работать, - сказал Саша, остановившись на четвёртом этаже.
- Спасибо Вам... Александра. - Женя потупился, его плечи остро торчали, почти полностью голые ноги подрагивали.
- Вообще меня все горничные зовут Сашей.
- Сашей? У меня друг детства был Саша, учились в одном классе, пока он не пропал.
- Это я.
Женя недоверчиво глядел в глаза Саше, пытаясь понять эту шутку. Саша же думал, как красивы матовые плечи, прерываемые бежевыми бретельками, чтобы перевоплотиться в притягательные ключицы, будто и впрямь изогнутые ключи к двери в далёкий сад. Он произнёс медленно:
- В карьере зимой в четвёртом классе, когда мы катались на зимних каникулах вдвоём на лыжах, большие мальчишки поймали нас и заставили сосать хуй. Я согласился, а ты нет, и тебя побили.
Женя побледнел ещё больше, потом внезапно покраснел. В глазах его блеснули слёзы, он быстро отвернулся к окну. Коридор был пуст.
- Я из-за тебя и не хотел сосать, чтобы тебе было, с кем дружить. Хотя потом пришлось-таки изучить введение в языкознание, как видишь. - Женя с горящим взглядом повернулся к Саше, его маскарадные груди колыхались. - Немец один, херр Веттербок, уж так он меня обхаживал, так на массаж к себе домой зазывал. Ну и соблазнил, лишил девственности; точнее, мужественности. Как заколдовал, старый херр. После него я уж девчачье снять не могу, как прилипло ко мне, после каждого клиента только новые да новые платья себе покупаю. С бабами нет желания никакого. А тебя кто?
Саша рассказал про Сукасиму.
- Ой, и не говори, подруга, плакать хочется. - Женя приобнял Сашу как бы слегка, но тому сразу же передалось желание Жени приласкаться и посекретничать наедине. Кончики пальцев Жени проскользнули под Сашины груди, сразу замерев. - Ты что, настоящая?
Саша вздохнул:
- Ну кому я всё это только что рассказывала?
Саша взял руку Жени и положил себе между ног. Женя отпрянул с вытаращенными глазами; Саше стало его жаль:
- Ну ладно, Мими, я пошутила, я тебя не знала до вчерашнего рынка.
Весь день всё валилось у Саши из рук. Зайдя в полночь в самый дальний туалет, он закрылся и расплакался. Всё же он был рад, что заклятие Сукасимы на этот раз не сработало; он решил впредь быть более осмотрительным. В коридоре его встретил бледный Женя:
- Сашка, у меня комната до утра свободная, пошли посидим, что ли?
Саша улыбнулся через силу:
- Быстро же ты освоился на новом месте.
Они сели по разным углам комнаты, не зажигая люстру. Женя начал:
- Я весь день думала... Думал. Я должен тебя проверить. Не может быть, чтобы ты могла узнать о таких подробностях нашей дружбы.
Саша терпеливо отвечал на Женины вопросы, сжав ноги изо всех сил, обняв колени ладонями. Он боялся признаться самому себе, что Женя волнует его. Он не мог понять, когда это началось, но это чувство явно отличалось от его всегдашнего отношения к школьному другу. Саша вспоминал, чем закончилась его близость с мужчиной совсем недавно, и не мог допустить, чтобы и со вторым его другом случилось то же самое. Он старался быть максимально холодным и равнодушным, вёл себя подчёркнуто скромно и прилично, силился не дать никакого повода к сближению.
Женя же, убедившись, что перед ним действительно Саша, хотя и в других, более пышных формах, размышлял, как возобновить былые взаимоотношения. Разумеется, он предпочёл бы видеть прежнего друга, однако изменить его теперешнее девичье тело представлялось ему совсем уж невероятным. Он и так находился в ошеломлении, едва веря своим глазам и ушам. Он готов был бы даже увлечь в постель Сашу, отдавшись ему. Но и такой способ был теперь невозможен.
Оба молчали, разглядывая в окне луну. Саша спросил:
- Не устал в первый-то день?
- Да чего там! Всяко не на панели торчать. Странно вот, что здесь нормального чая не найти, один зелёный на всех этажах.
- Много ты понимаешь! Зелёный - это как раз нормальный чай и есть.
- Ты считаешь? Ну не знаю, я русский всё-таки, я чёрный чай привык пить.
