После пятой эякуляции в дряблых воровских яйцах не осталось ни капли спермы, и член его только вздрагивал в полном бессилии. После седьмой попытки мужик потерял сознание, и Вовка сказал: "Хватит!". Он вытащил иглы, убрал их в коробочку, с которой теперь не расставался, на вора надели штаны и объединенными усилиями вытащили его на воздух, усадив на скамейку возле дома напротив. Вовка постучал к соседям, сказав, чтобы позвонили в "Скорую". Минуты через четыре раздался вой сирены, и Вовке стало немного легче. А тут еще Мара прошептала ему в ухо: "Давай больше так не делать, ладно? Мерзко как-то". И Вовка кивнул: "Давай!". Но когда мужика положили на носилки, тот посмотрел на Вовку и показал большой палец. Говорить он еще не мог. В школу побратимы шли молча, и у всех было гадко на душе.
Заканчивалась вторая четверть, и Новый Год был не за горами. В школе Вовка больше общался с Марой, а дома - с Иркой, так что "сестры" не были на него в обиде. Все девочки поднимались как на дрожжах, округлялись, уходила детская угловатость. Особенно это было заметно на физкультуре. Многие девчонки уже носили лифчики, и только Людка Шенгелия словно задержалась в своем детстве. Маленькая и плоская, она порхала по бревну, вызывая восхищение "физкультурницы" и полнейшее равнодушие Вовки. И только ее глаза, большие, как озера с темной водой, иногда привлекали его внимание. Да еще зубы, крупные, но отстоящие друг от друга. Бабушка как-то сказала: "Редкие зубы - большое сердце" , и эти слова запали Вовке в душу. Словом, для девчонок детство кончалось и кончалось безвозвратно.
Как-то, в разговоре с Марой Вовка заметил, что она последнее время стала больше грустить.
- Ты знаешь, Вовка, я как-то попыталась получить оргазм, но ничего не вышло:
- Но ты же хотела этого, даже радовалась, кажется.
- Хотела, но: в туалете подслушала, что многие девчонки уже вовсю: радуются жизни, засовывая в себя разные предметы, а я: поможешь, Вова?
- Приходи на новую квартиру вечером, обсудим. Не против, если Ирка поможет?
- Конечно, пусть поможет.
- Тогда жду, только позвони перед этим минут за десять.
Вечером Вовка сказал Ирке, собиравшейся съесть вторую порцию мороженого:
- Сегодня придет Марка, буду будить в ней женщину. Поможешь?
Ирка округлила глаза и застыла с ложкой в руке, не донеся ее до рта.
- А как?
- Ты разденешься, я привяжу тебя к журнальному столику и, якобы, захочу изнасиловать.
- Ого! По правде?
- Нет, конечно.
- А: опять я на втором месте!
- Так поможешь?
- Помогу, ведь я - сестра.
- А потом хочу проделать тоже самое с Людкой Шенгелия. Что-то она совсем отстает в развитии.
- Ну да, вон как она на бревне скачет, а я только шлепаюсь на маты.
- У тебя - проблемы с равновесием, я попробую поправить.
- Правда?
- Правда. Но это потом.
Зазвонил телефон. Ирка подняла трубку.
- Это Марка твоя. Бери трубку.
Это и правда была Мара.
- Так я иду?
- Да, конечно. Ждем.
Вовка повесил трубку.
- Так, быстро, мороженое - в холодильник, после доешь. Тащим журнальный столик на середину, под люстру. Одежда старая на тебе - вижу, ложись на стол, сейчас привяжу. Не больно, не тянет?
- Нет. А как, ты, Вовочка, для своей Марочки стараешься:
- Цыц, а то рот трусами заткну! Шучу:
Вовка быстро располосовал ножницами одежду на Ирке, крепко привязанной к столику, и разбросал клочки в живописном беспорядке по комнате.
- Вовка, Вовка! А сам-то!
- Вовка стремительно разделся и тоже раскидал свою одежду.
Щелкнула входная дверь, и в прихожей раздался голос Мары:
- Ребята! Вы где?
- Мы в гостиной! - нарочито сдавленным голосом ответил Вовка. - Раздевайся, проходи!
- Ребята! Ой! Вовка, ты что это?!
- Да, вот собрался трахнуть Ирку, да что-то не выходит.
