- Зачем это тебе?
- Меня, понимаешь, вдруг обуяло... Не пойму из-за чего, но никак... Одним словом, мне захотелось дать ему в попу, - и я, путаясь от волнения, выложила и как мне стало его жаль, и что у него нет возможности изведать женщину, а это пагубно воздействует на психику.
Инга посмотрела на меня так же ошарашенно, как смотрел Виталик, когда на его глазах мне делали клизму. И вдруг она выставила вперёд ладони словно загораживала путь.
- Об этом даже не вздумай думать! Однажды я сама хотела таким способом его "отвязать", как это иногда называют. Как ты думаешь, что случилось? Он испугался! Знаешь какая была истерика! Плакал потом больше часу!
- Даже так? И что ему показалось страшным? - я сама начала ошалевать.
- Да, я надрочила его до эрекции. Потом предложила засунуть мне в попу. Разумеется, погуще смазала и там, и у него. Но как только он нажал посильнее, стала сдвигаться крайняя плоть, и затем он почувствовал некоторую боль. А боли он боится и самой ничтожной. Ты бы видела! Заорал как резаный, как ошпаренный отскочил, и начал реветь. Впрочем, если ты мне не веришь, можешь предложить ему. Увидишь результат.
Мы все зашли в "спальню" Виталика. Это скорее была очень обширная кладовка, поскольку не было окон. Там стояла только железная кровать, туалетное ведро, рядом - рулон бумаги на табурете, и оставалось немного свободного места. Снаружи дверь запиралась на щеколду, также был врезан замок, и её можно было занавесить ковром. Тогда никто не мог бы догадаться, что там есть дверь и какое-то помещение. Свет - и большой, и подсветка, вроде ночника - также включался снаружи. Особенно меня удивила железная кровать: такие вышли из обихода лет пятьдесят назад.
- Понимаешь, к раме такой койки куда легче привязывать, чем к сплошной деревянной кровати. Приходится, когда с ним иногда случается чересчур сильное возбуждение, и он может в истерике нечаянно что-то повредить, сломать, уронить. Или надо всем куда-то идти, а у него кратковременное обострение, одного оставить нельзя. Плачет, мечется, неизвестно, что сделает в следующий момент. Ну, или гости придут. Не являть же им его. Тогда правда не привязываем, а просто закрываем и велим сидеть тихо. Тем более он очень стесняется и побаивается малознакомых людей. Ты уже правильно пойми, - виноватым тоном, как оправдываясь, сказала Инга куда-то в сторону.
Но сейчас он был совершенно спокойным. Я попросила Ингу удалиться.
- Удачи желать не буду, потому что её не может быть. Я предупредила, неожиданностей для тебя, думаю, не будет, - произнесла она с насмешкой.
Я отстегнула и повесила юбку на спинку кровати. Жирно намазала в попке вазелином. Мягко привалила Виталика на тюфяк, и принялась играть с его членчиком и гладить по попочке. Здесь он застеснялся, но когда я провела киской ему по ноге, что-то там шевельнулось, и он стал увеличиваться и крепнуть. Я соскользнула на пол коленями, расставила ноги и задрала повыше бельё. Потеребила Виталика за отвердевший член.
- Хочешь его всунуть мне туда? - произнесла я полушёпотом и указала к себе между широко раскрытых ягодиц.
Хоть я и была предупреждена, но такой реакции не ожидала. Виталик посмотрел так, будто б перед ним возникло чудовище. Его лицо перекосила "маска страха", он почти кувырком соскочил в промежуток между стеной и кроватью.
- Не надо! Не надо! Не буду! Это больно! - истошно закричал он, закатился под кровать, и там, крича, начал плакать.
Я схватила юбку и вылетела за дверь.
- Оценила результат? Не волнуйся, сейчас он успокоится, - с той же насмешливой улыбочкой сказала Инга, и зашла в этот чулан, успокаивать Виталика.
Я уже натянула рейтузы, когда Инга появилась в гостиной, и как-то неестественно осторожно приблизилась ко мне. Мне показалось, что она расстроена.
- Ты из жалости обеспокоилась, будто бы он не имеет связей с женщиной, и потому это пагубно сказывается на его психике? Нет. Я, как это называется, регулярно "отвязываю" его. Но только одним-единственным методом. Который с ним возможен. Если хочешь, можешь посмотреть сейчас. Сказала я это только тебе одной. Надеюсь, если увидишь, никто больше не будет знать? Даже если после этого будешь считать меня поганью, мразью, шлюхой, грязной шалавой?
- Я ж не балаболка! А что там такого?
- Пошли. Но только я прикрою двери, а ты смотри в щёлку.
Совсем успокоившийся Виталик лежал на своей кровати. Разумеется, без штанов - они остались на диване в гостиной, где происходило всё описанное. Инга осторожно приблизилась к нему. Присела на край кровать, взяла его за руку. Что-то очень тихо сказала, и он повернулся на спину. Она встала коленями на пол, а он сдвинулся на самый край. Инга взяла его членчик двумя пальцами, несколько раз пропустила меж ними. Он стал удлиняться и твердеть. Она подняла его, и провела губами с выставленным между ними кончиком языка по его нижней части, от самого корня и почти до конца. Повторила несколько раз, и когда член напрягся максимально, взяла его сбоку губами, и так же прошлась вдоль, прикасаясь языком с нижней стороны. Потом зажала в губы самый конец, и принялась прокатывать между ними. Поиграв таким образом с минуту, охватила ствол сильно вытянутыми "дудочкой" губами на середине его длины. Плотно обжала, и, быстро кивая головой и часто втягивая щёки, стала сосать и одновременно двигать вдоль него плотно сжатыми губам. То забирала целиком, до самого корня, наверное себе до горла, и массировала корень губами, то теребила кончик. По некоторым движениям лица и горла можно было понять, что она ещё и работает языком. Виталик засопел, и начал работать навстречу. Инга то замедляла движения головой и более сосала, то наоборот "кивала" быстрее и чаще.
Я подсматривала в щель, чтобы не побеспокоить Виталика. Такое действо было для меня поразительно. Но поразительней всего была жертвенность Инги. Я б никогда не решилась взять в рот член. Меня бы проблевало от одной мысли. А она жертвовала собой чтобы доставить брату хоть какую-то радость, разнообразие в его тусклой жизни. Да что там! Этим она даже спасала его!
Когда она стягивала рот с члена, то сосала сильнее, а когда заглатывала, "надевалась" на него ртом, где он как исчезал - несколько ослабляла вакуум в полости рта. Губы быстро скользили по стволу, ствол проскальзывал между ними. Инга то поджимала, то вытягивала их. Вот, взяв член до основания и играя губой по мошонке, она принялась усиленно сосать. Постепенно наклоняя голову вбок, то в одну, то в другую сторону, таким образом, чтобы член размещался во рту наискосок, принялась чесать его конец о внутренние стороны щёк. И играла по нему языком, сосала редкими но сильными толчками.
Весь процесс занял с полчаса. Пока Виталик не затряс ногами. Мелко подпрыгивая на попке, он заёрзал на кровати. Инга как-то сморщилась, несколько раз кашлянула через нос, крепко сжимая губы. И продолжила сосать, пока член Виталика не превратился в мягкий пенис.
Инга медленно стянула рот с этой "сосисочки", продолжая засасывать. Словно напоследок целуя его взасос. Или высасывала последнее? Проглотила сперму и вытерла слюнявые губы. Туалетной бумагой обтёрла Виталику заслюнявленный членчик.
Пока он одевал штаны, беспокойно поглядывая в мою сторону, мы с Ингой отошли к окну.
- Теперь ты видела всё. Я так делаю почти каждый день. Иногда по два раза в день. Теперь ты наверное будешь считать меня поганой вафлесоской, вафлёршей, гадостью? Но я не могу по-другому. "Отвязать" его можно только ртом, ты видела, сам войти он боится как огня. Когда я первый раз взяла у него в рот, он тоже перепугался. Но тогда он был привязан. И представь, теперь я к нему приклеилась - не оторвать! Никого мне не надо, буду с ним, буду тянуть его до конца! Врачи советуют сдать его в интернат. Где забросят в палату как хлам, и забудут? Не позволю! - в голосе у Инги звенела слеза.
- Что ты! Наоборот! Ты жертвуешь собой, разве за это можно брезговать? Я не смотрю на людей через призму каких-то "общественных суждений". Всё в мире индивидуально. За это даже следует поклониться!
Инга обняла меня как родную.
- Попьём чаю. Скоро зайдёт Елизавета Соломоновна, делать ему вечерний укол. Все-таки мне надо скорее учиться колоть уколы. Да, я не рассказала всего. До того как стала его "отвязывать", он занимался онанизмом. Его поймали на этом, ругали, и пригрозили отправить в больницу. Он перепугался, стал плакать, и в конце концов его состояние от этого испуга испортилось настолько, что действительно его увезли в больницу. На целых три с половиной месяца.
Я решила остаться до того времени, как Виталику сделают укол - можно было ещё разок глянуть на его попочку. А пока я решила "прощупать" Ингу.
- А хочешь, я стану помогать тебе его "отвязывать"? Буду приходить, и тоже сосать у него?
- Нет! Нет! Он мой! Здесь - он только мой! - выкрикнула она таким голосом, что сразу стало ясно - её чувства совсем иного порядка, чем чувства сестры к брату...
За столом Виталик забился в угол и с испугом посматривал на меня. Не брал печенья, даже чаю отпил совсем немного. Немного наклонясь и опустив голову, равномерно покачивался вперёд и назад, попеременно переминался с пятки на пятку приподнимая ступню на носке, или так же попеременно двигал взад-вперёд коленями.
Я смотрела на его умильное личико. Будь он здоровым, не одна б девушка засмотрелась на него. Но... Он обречён на существование низведённого до домашнего животного: его любят, о нём заботятся, но в то же время им помыкают как собачкой - запирают, даже привязывают, к нему применяют силу, заставляют что-то делать против его желаний, для него всё решают за него. Но, с другой стороны, будь на месте его сестры я, и как смогла б решить такие проблемы? Или кто угодно другой? Какие иные способы тут можно придумать?
Мы ещё не успели поговорить о текущих делах, как в дверь позвонили - пришла Елизавета Соломоновна. Я на всякий случай была наготове - вдруг потребуется подержать Виталика. Но он знал, что от укола ему никуда не уйти. Хоть и похлюпывая носом, со слезами, он спустил по колено штаны и лёг животом на диван, где было светлей всего.
