Лена бестолково крутила попкой, как могла вертелась и подпрыгивала на коленях, чтобы получалось не так больно, но всё без толку. Сенька доступно объяснял её заднице, как надо слушаться и как нельзя возражать. Когда Лена пыталась изменить позу или непроизвольно стискивала ляжки, Сенька одной рукой продолжал «трудиться» над её жопой, а другой принимался больно щипать, крутить и дёргать её правый или левый сосок. Она гневно мычала в кляп, но поделать ничего не могла. Руки были крепко связаны за спиной, а Олежка стальной хваткой держал за уши. Так что уберечь нежные сиськи от наказания не оставалось никакой возможности. Поэтому, рыдая в повязку, Лена поскорее становилась в позу для шлепков, обреченно раздвигала коленки и задирала повыше задницу, чтобы только Сенька не злился. Тот довольно посмеивался, не торопился отпускать несчастный сосок и продолжал лупцевать. Когда правая рука устала, он сменил её на левую и, как ни в чём не бывало стал «работать» дальше.
- Вот так твоя жопа ещё шире станет. Будешь теперь на горшок ходить только с моего разрешения. И попробуй только плохо подтереться. Проверять буду. Поняла, дура? С утра в одной ночнушке стоишь у сортира, ждешь, пока я умоюсь, оденусь, потом, может, поссать тебе разрешу. И не вздумай проспать. Чтоб, как штык там стояла, когда проснусь. Так, на чём я остановился? Ах, да. Я тебя воспитываю. Поняла? Вот так! А-та-та. Теперь-то возражать мне не посмеешь, верно? Получи! Вот так! Ну что, поняла? Каждое утро чтоб босиком по стойке «смирно». Потому что дура. Но теперь послушная. Писька! Послушная! Писька!!
Больше всего доставалось круглой девичей попе, но влетало и «киске». Получалось, конечно, впечатляюще. Лена была уверена, что Сенька специально целится по «киске» - для лучшего, так сказать, воспитательного эффекта. Когда он попадал, то выходило очень чувствительно - ленин зад подпрыгивал куда выше, чем обычно. И все-таки это было терпимо, но иногда молодой экзекутор задевал очень уж нежные местечки. Тогда обалдевшая Лена судорожно сжималась, дудела заткнутым ртом и пыталась завалиться на бок. Сенька хмыкал и с удовольствием принимался двумя руками за её сиськи, а она, взвизгивая в кляп, скорей возвращалась в нужное положение.
Лене казалось, что наказание длится целую вечность. Олежке, похоже, было интересно держать её в этой жуткой позе. Время от времени он чуть отодвигался назад, и тогда Лена действительно повисала на собственных уже сильно распухших ушах. Она начинала отчаянно елозить, изо всех сил мычать в кляп, Олежка не торопясь придвигался, давал ей уткнуться носом в свой живот, а потом, вдруг, опять отодвигался. Девушка всерьёз полагала, что к утру станет похожей на чебурашку или ушастого эльфа.
Сиськи, которым доставалось не меньше, чем заднице, ужасно ныли. Лена уже так боялась Сенькиных пальцев, что, получая по самым чувствительным местам «киски», только скулила, сучила ногами и, как могла, старалась терпеть. Теперь она не подпрыгивала на коленках и не пыталась увернуться, а только каждый раз смешно трясла попкой и выразительно мычала в такт звонким Сенькиным шлепкам, о том, что всё поняла и теперь будет всегда-всегда очень-очень послушной, старательной, ни в чем не станет перечить Олежке и, тем более, Сеньке. Никогда больше не станет упрямиться. И у сортира утром постоит сколько велено. В одной ночнушке и, конечно, босиком. Что тут такого? И на горшок будет ходить только по разрешению. И ничуточки это не унизительно, а наоборот очень правильно. Потому что к дисциплине приучает. И вообще, теперь она будет делать, только то, что большие мальчики разрешат. Что звать её Писька-Пиписька… Писька-Пиписька… Писька-а-а-а!!
Урок пошёл впрок. Когда Сенька, наконец, устал и откинулся на спину со словами: «Пока достаточно», она внутренне с ним согласилась. Было не то, чтобы уж очень страшно больно, но ещё раз вытерпеть такое, ей категорически не хотелось. Лёжа на боку, она с ужасом поняла, что совсем не чувствует ушей, что больше всего саднит не задница, и даже не «киска», которой тоже досталось. Сильнее всего ныли нащипанные сиськи.
По команде: «Ап!» Лена суетливо задрала корму, а как только вынули кляп, принялась смешно и глупо искать губами, кому пососать. Когда Сенькин хуй снова полез ей в жопу, она, разумеется, не стала брыкаться, а почтительно раздвинула ляжки и прогнулась, чтобы гостю было удобнее. Однако, этого оказалось мало, её юная тугая попка не хотела пускать ничего снаружи.
- Ерунда какая-то, - пробормотал Сенька через какое-то время, - не лезет, да и вообще, как резина сухая…
- А помнишь, в сумке тюбики лежали с кремом? – напомнил Олежка, неторопливо заправляя член в Ленин ротик. – Я все думал – для чего они?
- Точно!
Сенька опрометью метнулся в соседнюю комнату, а когда вернулся, раздвинул девушке ягодицы и принялся мазать каким-то кремом. Отшлёпанную попку защипало. «Ты, прямо, как твоя бабка», - сказала бы Лена, если б рот у неё не был занят, а так она только ёжилась и старалась не вертеть задницей, чтобы случайно не рассердить Сенечку. Лене было неудобно стоять на коленках, наклонившись далеко вперед так, чтобы одновременно и сосать ласково у Олежки, и подставлять жопу Сеньке. Олежка опять держал за уши. Это была почти та самая поза, в которой её наказывали. Возражать она уже не посмела.
Покончив с кремом, Сенька растянул ей ягодицы, упер твердый хуй прямо в девичий анус и надавил. Лена раскрыла рот, как можно шире, чтобы помочь попе, но вместо этого чуть не проглотила Олежкин член. Лена судорожно закашлялась, и, пока она пыталась вдохнуть, Сенька воспользовался моментом и решительно преодолел сопротивление. Его аппарат силком раздвинул Ленино очко до нужных размеров и неумолимо двинулся вглубь.
Если бы могла, Лена сейчас голосила бы на одной ноте: «А-а-а-а!», но, к сожалению, теперь она имела возможность только мычать. Пока Олежка, таская за уши, заставлял её то почти выпускать изо рта, то всё глубже заглатывать хуй, Сенька безо всяких церемоний пер вперед. Руки все ещё были связаны за спиной, а то бы она, конечно, отпихнула Сеньку. В ужасе, чувствуя, как у неё вот-вот что-нибудь сзади разорвётся, она елозила и крутилась, как пойманная рыба. В какой-то момент, она попыталась выпрямить колени, чтоб вырваться хоть на секунду, но, не тут-то было. Сенька держал за бедра, Олежка цепко ухватился за уши, и пока она дрыгала в воздухе ногами, стало только ещё больней. Лена торопливо встала на колени и посильнее выгнула спину. Она совсем не чувствовала собственных ушей, целиком сосредоточившись на ощущениях в заднице. Тем временем, хуй энергично продвигался всё глубже. Почему-то стало легче. То есть, по-прежнему ужасно неприятно и противно, но совсем почти не больно. Теперь Лена пыхтела, потела, чувствовала себя курицей, насаженной на вертел и очень боялась описаться. Сенька в полном восторге поддавал и поддавал, крепко держал её за бока двумя руками и, похоже, чувствовал себя королем. Ленина задница, не имея никаких средств к сопротивлению, могла лишь уступать наглой силе, да покорно принимать хамоватого гостя, как тому хочется. Наконец, с победным «Ха!!», Сенька засунул член на полную длину и пару раз ещё со всей силы пристукнул, закрепляя успех. Лена инстинктивно разинула рот. Тогда Олежка, ухватив покрепче её несчастные уши, словно ручки от кастрюли, всадил свой прибор прямо в горло… и кончил, прежде чем она успела опомниться. Тут Лена мигом забыла про всё на свете, даже про хуй в заднице, поперхнулась, задергалась. Уши хрустели, дышать оказалось совсем нечем. Она почувствовала, что её сейчас стошнит, и опять испугалась. Олежкина сосиска все ещё хозяйничала во рту, радостно поливая во все стороны густым соком. Пока Лена пыталась вдохнуть, прочистить горло от спермы, пускала сопли и слюни, Олежка, наконец, отпустил её и с блаженной улыбкой откинулся на спину. Девушка со стоном уткнулась носом в матрас, что вовсе не удивительно, если учесть, что рот у неё был полон, руки связаны за спиной, а жопу трахали безо всякого снисхождения.
Сенька, воспользовавшись такой переменой позы засадил еще глубже, и принялся двигать членом туда-сюда, то почти вытаскивая, то загоняя на всю длину. У Лены, вдобавок ко всему, возникло полное ощущение, что она какает. Потом Сенька вытащил всё ещё стоящий член и, звонко шлёпнув Лену по несчастной, отбуцканой изнутри и снаружи попке, свалился набок.
- Ништяк! Трахнуть целку интересно и забавно, - провозгласил он, - даже если это задница.
- В рот ещё круче, если поглубже, - хмыкнул Олежка.
У Лены было особое мнение, но её никто не спрашивал, а девушка хорошо усвоила, что бывает за болтовню без разрешения. Ну и потом, у неё был полный рот спермы.
По правде говоря, Лена не знала, что делать. Когда Сенька отпустил её попу, она тут же, без спросу плюхнулась на живот и теперь ждала, что за это тоже накажут. Глотать то, что было во рту, ей вовсе не хотелось, но и выплюнуть не могла – ведь ей же никто этого не разрешал! Поэтому она невнятно мычала, таращила глаза под повязкой, с тихим ужасом понимая, что в самом деле становится угодливой, готовой на любые унижения Писькой-Пиписькой. А потом постепенно ей стало спокойно и даже, как ни странно, весело. Она же так и хотела! Спрятаться, что бы снаружи осталась лишь робкая, послушная и глупенькая игрушка для пацанов.
* * *
Следующие полчаса прошли в играх и непринуждённой беседе. Сначала Письке велели проглотить всё, что наспускал Олежка. Она кое-как, через силу и не с первого раза справилась с заданием и хотела отдышаться, но оказалось, что новая забава только началась. Теперь её попросили поцеловать, а потом хорошенько обсосать только что вытащенный из её же задницы Сенькин хуй. Она страшно возмутилась, даже оскорбилась. Обозвала пацанов (конечно, про себя) «гадами» и «физруками» и… беспрекословно всё исполнила. Сенька, захрюкал от наслаждения, когда она осторожно поцеловала и сначала робко, чуть-чуть, а потом все старательней принялась сосать его скользкий и грязный хуй. Тут он, совсем как Олежка, ухватил её за уши и кончил прямо в рот. Так что Лене снова пришлось проглотить толику теплой спермы. К счастью для неё, Сенька, когда кончал, брызгал совсем немного.
