Особо ещё не соображая, всё ещё в полусне, скорее даже инстинктивно я потянулся к маме. Она лежала рядом, свернувшись калачиком, и спала, прижавшись головой к моему плечу.

Нет, мне не хотелось маму. В том плане, что именно маму. Хм... Просто хотелось бабу. Любую. А рядом со мной в постели лежала очень аппетитная самочка. В башке стоял такой туман и меня так трясло от возбуждения, что я, наверное, полез бы и к бабушке. Не знаю, как описать моё состояние. Но ни до, ни после со мной подобного не случалось. Просто, в тот момент мне было абсолютно наплевать мама это или не мама рядом со мной.

Как-то особо не заморачиваясь, даже не раздумывая, я молча запустил руки под мамину белоснежную рубашку. От прикосновения к тёплой мягкой женской плоти в голове, словно, взорвался шар. Мой член просто разрывало от возбуждения. Даже яйца заныли. Не знаю, что это было, но прежде меня никогда так не накрывало.

В голове творилось чёрт знает что. Я вроде, как понимал, что эта женщина, чьи обнажённые бёдра сейчас сжимали мои ладони, моя мать, но мне, словно, было и как-то совершенно наплевать на это. Правда, в какой-то миг, вдруг пришла мысль, что всё это, наверное, сон. Ну, в самом деле, не мог же я подобное творить наяву? Во всяком случае, это первое и последнее о чём я вообще задумался..

И вот я, всю жизнь послушный маменькин сыночек, одним рывком повернул маму на спину и навалился на неё сверху.

Её тело испуганно напряглось в струну, её разом широко распахнутые ещё сонные глаза оторопело и растерянно смотрели на меня.

Я не то, что грубо, но скорее нетерпеливо раскинул в стороны её ноги и уселся в постели между них. Мои ладони жадно поползли выше по маминому телу, задирая её рубашку, и открывая моему взору её бёдра и нежный коротко остриженный пушок на киске. И от вида маминой киски меня буквально бросило в жар.

Не знаю, что меня удержало от того, чтобы не вонзиться в неё сразу же. Наверное, в голове всплыли мои уже позабытые вожделенные мечты о её грудях в моих ладонях..

Совсем уже не помня себя, но желая видеть тело матери перед собой совершенно обнажённым и как можно скорее, я точно также неожиданно для самого себя, как верно и для мамы, оторвал руки от её бёдер и, нетерпеливо ухватившись ладонями за расстёгнутый ворот её ночной рубашки, неистово рванул в стороны. Лёгкая материя с сухим треском легко поддалась моей силе.

Вожделенные роскошные тяжёлые молочно-белые дыньки с большими тёмными сосками качнулись в стороны, уже ничем не прикрытые от меня. Я с жадностью обхватил их ладонями, ненасытно, грубо сжимая нежную тёплую сочную плоть.

Это было безумием. Но я просто повалился на мягкое жаркое тело мамы сверху и впился губами в эту нежную женскую плоть. Я накрыл ртом её сосок и принялся сосать, как, наверное, делал это много-много лет назад. Мой член жёсткий каменный, небывало твёрдый и вжался в мамин податливый живот. Думаю, если бы он стоял наперевес, а не прижимался к моему пупку, то я попросту бы проткнул маму насквозь.

Это сон! Это сон! Это сон! Билось в моей голове. Нет, это не может происходить наяву.

Потом, мама, даже учитывая моё дикое исступлённое состояние, умудрилась меня удивить. Её напряжённое тело подо мной вдруг как-то разом обмякло, расслабилось, а её ладонь нежно легла на моё голову, мягко поглаживая меня по волосам.

— Бедненький, мой... Это всё бабушкин отвар. Переборщила она с ним.

Я даже выпустил её титьку изо рта и удивлённо воззрился на мамку. Как то ни странно, но она смотрела на меня без страха, злобы или упрёка, а именно, что, как часто смотрела она на меня в детстве, когда я был болен, — с заботливой трогательной нежностью.

— Тихо, тихо, Мишенька... чего ты разошёлся... , — она ласково погладила меня по щеке, её глаза мерцали в отблесках языков пламени в кабине, — тихо... тихо... тебя аж трясёт..

Её вторая рука нырнула меж нашими телами и я ощутил, как я её ладошка торопливо и легко, пробежалась по горячему напряжённому стволу, на миг даже обхватив пальцами ствол, и спустилась ниже, слегка сжав тугие раздувшиеся яйца.

— Ничего себе... , — мама даже издала тихий смешок, — вот это да. Тебя сейчас разорвёт... Ну, бабушка... Отпоила отварчиком... Бедненький мой... Больно?

Она снова умильно ласково по-отечески провела ладошкой по моей щеке и лбу.

Как заворожённый я смотрел в её прекрасные бездонные глаза, взиравшие на меня с тихой материнской любовью. Ни словом, ни жестом мама ни разу не попыталась меня оттолкнуть. А, наоборот, только жалела меня и шептала слова утешения. Я готов был свихнуться на месте от сюрреализма происходящего.

А может быть... Хм... Своим внутренним уже опытным женским чутьём осознавала, чувствуя моё исступлённое состояние, что всё равно уже, из этой постели ей невыебанной не уйти. Что я, всё равно, её не отпущу. А может быть, тут было что-то, чего мне в силу моего мужского эгоизма было просто не понять и не осознать..

Наши взоры, словно, слились воедино. И не решаясь разорвать это единение со своей матерью, не отрывая своих глаз от её глаз, я медленно поднялся над ней, подхватил её бёдра ладонями и принялся медленно, будто каждую секунду ожидая её строго окрика, поудобнее располагать её... ну... чтобы было удобнее её..

Её ладошка всё так же нежно гладила меня по щеке. Её ясные и чистые глаза излучали любовь и в них по-прежнему, не было ни тени упрёка или осуждения. Потом, правда, по её лицу пробежала тень, когда я, обхватив негнущийся вздыбленный член кулаком, принялся неумело и нетерпеливо тыкаться им в её бёдра. И то ли от переизбытка возбуждения, то ли от дикого напряжения, всё никак не мог попасть туда, куда надо.

Мы оба прекрасно понимали к чему всё идёт. Никогда прежде мне не было так стыдно и неудобно смотреть в глаза матери. Её лицо стремительно заливалось краской стыда, сделавшись едва ли не пунцовым.

— Миша... Миша... Я не виню тебя... Но это очень плохо... Очень плохо..

С каким-то отчаянием я почувствовал, что ещё миг и получу отпор, что мама колеблется... Но моя напряжённая раздувшаяся головка, наконец, нашла верный путь. Нижние губки мамы податливо расступились, пропуская в себя нового хозяина её киски.

И, желая поскорее «узаконить» и сделать свою власть над её телом уже необратимой, а ещё более от того, что меня уже просто разрывало от дикого перевозбуждения в предвкушении обладания этой аппетитной сексуальной самочкой в моих объятиях, я буквально, изо всей силы, одним единым могучим ударом, вошёл в мать, настолько глубоко, насколько вообще смог, с силой вжимая своим телом тело матери в кровать.

Горячее нежное лоно, казалось без всякого противления моему грубому натиску, поглотило меня, заботливо сжимая в своём плену. Мама, правда, жалобно вскрикнула, видимо, не готовая к столь резкому совокуплению со мной, её руки упали на мои плечи и, я почувствовал, как её ноготки вцепились в мою кожу.

Я замер, с силой бёдрами вжимаясь в бёдра матери, пребывая где-то на вершине феерического экстаза.

Мама снова повела себя как-то странно. Она вдруг обхватила моё лицо ладонями и, потянувшись ко мне, принялась осыпать моё лицо поцелуями.

— Мишенька... Ты ни в чём не виноват, — как-то лихорадочно шептала она мне, словно, я с ней в этом спорил, а она отчаянно пыталась убедить меня в моей невиновности, — ты ни в чём не виноват... Запомни, сыночек... Это не твоя вина..

Её ярко пунцовое лицо буквально горело. Но она храбро взглянула мне в глаза и даже умудрилась вымученно улыбнуться:

— Всё хорошо, Мишенька... , — снова зашептала она мне, как будто, в чём-то утешала, — всё хорошо... Всё хорошо, миленький... Мне не больно..

Она приникла ко мне, так что я грудью ощутил её соски на своей коже. Но это не был порыв страсти. Её ладони скользнули по моей спине. И я понял, что она нащупала позади меня толстую медвежью шкуру и теперь снова натягивает её мне на плечи.

— Мишенька... Тебе нельзя остывать... — пробормотала она, заботливо истинно по матерински, снова укутывая меня по плечи в шкуру, приговаривая, — тебе нужно быть в тепле..

Я потянулся губами к её губам, но нет, она не позволила мне поцеловать себя, подставив под поцелуй свою щёку.

Я навалился на мать всем своим телом и полностью отдавшись бурлившему во мне вулкану плотского возбуждения, принялся яростно трахать вожделенное тело.

Помню только, что поначалу мне было несколько неудобно, но мама как-то уловил это, догадавшись, так же заботливо по-матерински, как до того натягивала мне на плечи шкуру, подтянула свои пятки к своим ягодицам, сильнее сгибая ноги в коленях и, словно, сама раскрывая себя навстречу мне.

А я даже не задумывался о том хорошо ей или больно, изо всех сил всаживал в неё свой член, полностью отдавшись пылу любовной схватки..

Одно точно, мама самоотверженно поддавалась навстречу каждому моему любовному удару, совершенно беззастенчиво подмахивая мне.

Было душно. От жаркого маминого тела парило, как от печки, да ещё эта шкура. Шкура-то нет-нет, да и соскальзывала с моих плеч, но бдительные мамины ладони тут же подхватывали её края и тут же возвращали на место, на мои плечи. Пот буквально катил с меня градом. Горячий, потный, я бешено долбил родную пещерку, стараясь проникать как можно глубже.

Мама металась подо мной, сдавленно стонала, иногда даже вскрикивала, нет-нет, но её ладони на моих плечах, уж не знаю от удовольствия или нет, с силой впивались мне в кожу, царапаясь идеальным маникюром. Её голова на подушке моталась из стороны в сторону.

— Мишенька... Тише... Тише... , — надрывно умоляюще шептала она, — тише... мама же услышит...

И то верно, массивная деревянная кровать под нами отчаянно скрипя, буквально, ходила ходуном. У меня так и не нашлось сил послушаться маму и снизить темп. Это было выше моих сил.