Пролог
Я проснулась мгновенно. В таких редких случаях тело, зная о невидимой опасности, за переходит в состояние наивысшей бдительности за долю секунды.
За эту долю секунды я осознала, что в комнате кто-то есть - до того, как успела открыть глаза, до того, как меня ослепил свет фонарика. Время словно остановилось, и я услышала хриплый вздох, учуяла запах табака от одежды. Но, как бы медленно ни тянулись эти секунды, я ничего не могла поделать со своим неизвестным врагом до тех пор, пока грубая ладонь, прижавшая к моему рту полосу липкой ленты, не побудила меня к действию. К тому времени он - я уже поняла, что это был мужчина - оказался на мне сверху, придавив моё накрытое одеялом тело.
Ощутив на руках тяжесть его коленей, я начала действовать не думая. Я попыталась скинуть его, дрыгая ногами, но энергия всех моих движений сводилась одеялом на нет. Тем временем я ощутила воздействие заклеившей мне рот ленты - нельзя было ни крикнуть, ни вдохнуть как следует. Пытаясь хоть что-то сделать руками, ногами и торсом, я не могла сопротивляться иначе, кроме как издавать носом звуки "ммммм", что есть силы трясти головой и бешено извиваться под одеялом.
Мягко говоря, я перепугалась. Кто это, почему всё это - понять было невозможно. Грабёж, изнасилование, убийство - эти слова молниями вспыхивали в голове и побуждали бороться с новыми силами, безуспешно пытаться сбросить с себя тяжёлое тело. Я могла дышать только носом, и на борьбу со злоумышленником мне не хватало воздуха. Он не говорил ни слова, но я слышала, как тяжело он дышит, пытаясь со мной совладать. Фонарик по-прежнему слепил мне глаза - видимо, он был у него на лбу - и вскоре одна рука схватила меня за волосы, а другая залепила мне глаза ещё одним куском ленты.
Лишившись зрения, я запаниковала ещё больше и, кажется, замерла, пытаясь сообразить, что же делать. Видимо, он только этого и ждал - через секунду на мою голову легли новые мотки ленты, на этот раз обвивая её по кругу, запечатывая глаза и рот, и затем сверху вниз, поверх подбородка и затылка. Он действовал наспех, захватывая волосы, уши и всё остальное, но обматывал очень туго, и мне было очень страшно. Я поняла, что влипла по-настоящему - быстро снять всю эту ленту было уже невозможно.
Наконец он оставил мою голову в покое. Теперь я лишь жалобно постанывала, осознав, насколько мне стало хуже - с заклеенными глазами и ртом мне уже точно было с ним не управиться. Я поняла, что умоляю его - если жалкое хныканье, издаваемое моим носом, можно было принять за мольбы.
Какое-то время ничего не происходило. Я слышала, как он тяжело дышит, и как стучит кровь у меня в ушах. Мы оба прекратили борьбу, пытаясь сменить тактику и сообразить, что к чему. Нападавший по-прежнему не говорил ни слова, и это тоже меня пугало. Я чувствовала, как от него разит несвежим куревом, и, как могла, пыталась отодвинуть голову.
Затем он слез с меня, и я снова принялась изо всех сил брыкаться и отбиваться под одеялом, пытаясь высвободить руки. Но он оказался быстрее - пока я путалась в одеяле и ночной рубашке, он перевернул меня животом вниз и снова сел сверху. Теперь моя обмотанная лентой голова оказалась лицом в подушке, и я забыла обо всём, пытаясь втянуть в себя хоть немного воздуха носом.
Предсказать дальнейшее было нетрудно - и, оглядываясь назад, я понимаю, что с той минуты борьба уже не имела смысла. Я отчаялась, и вытащить меня из-под одеяла, попутно защёлкнув за моей спиной наручники, было уже делом техники. Я поняла, что больше ничего не могу сделать, и осталось лишь покоряться всему, что этот человек для меня приготовил. Дальнейшее сопротивление привело бы только к моим увечьям. В глубине души я осознала, что мне остаётся лишь выжидать подходящего момента, чтобы сбежать уже потом.
Одеяло сдёрнули совсем, и кожей ног я ощутила ночную прохладу. Мужчина снова перевернул меня - прямо на скованные руки, не обратив внимания, что я вскрикнула от боли, - и затем скинул мои ноги с постели. Теперь я сидела прямо, и голова моя была туго укутана в тесный непроницаемый мирок.
Он поставил меня на ноги, разгладив на мне шёлк бордовой ночной рубашки, и начал грубо лапать меня, тиская грудь и теребя за соски. В ужасе я ощутила, как они набухают, как моё же собственное тело меня предаёт. Конечно, я уже играла в игры со связыванием и ничуть не была против, при условии нужного настроя, но тогда всё было совсем по-другому - там был контроль, там были правила, там было "стоп-слово", способное всё прекратить. Это было много месяцев назад, в Сиднее - перед тем, как я оборвала все свои связи и переехала на север, в более солнечный Брисбен. Здесь о моём "стоп-слове" никто не знал. В отчаянной надежде выдавив через нос "с днём рожденья", я получила лишь оплеуху. Под таким слоем липкой ленты боль оказалась несильной, но от шока я смолкла.
Стоя так, я чувствовала, как начинаю понемногу приходить в себя. Я дрожала как осиновый лист, и наручники на моих запястьях слегка позвякивали. В комнате вдруг стало жутко холодно. Внезапно он прекратил меня лапать, и я не знала, где он сейчас и что происходит. Я повернула голову, пытаясь услышать хоть какое-то движение, но всё было тихо - не считая биения пульса у меня в ушах и моего собственного прерывистого дыхания. Я всё ещё чувствовала, как пахнет несвежим куревом. Он был где-то рядом, я знала это.
- Мгм? - осмелилась я.
Снова затрещина. У меня в ушах зазвенело. Он стоял прямо передо мной.
- Заткнись, потаскуха! - прошипел он мне на ухо.
В глубоком, резком голосе слышалась злоба. От неожиданности я подскочила на месте. Я совершенно точно не узнавала этого голоса, - это явно не был кто-то из моего прошлого, выследивший меня, чтобы грубо подшутить. Я поняла, что отныне этот голос не спутаю ни с чем и никогда, до того врезались мне в память эти два слова.
Сквозь шёлк я ощутила, как пальцы сдавливают меня за соски и тянут книзу. Дрожа, я слепо подчинилась, опускаясь на колени. Сильные руки схватили меня за плечи и уложили лицом на ковёр. Те же руки крепко связали мне ноги в щиколотках каким-то шнуром, после чего перевернули меня на спину. Бедром я ощутила холод стальной ножки кровати, после чего мои лодыжки задрали кверху и привязали к спинке кровати. Рама кровати была стальная, спинки были высотой до пояса. Я лежала так, согнутая пополам, и вся моя нижняя часть оказалась голой... рубашка съехала на талию.
Только сейчас я поняла, насколько беззащитна сейчас в сексуальном плане. Моё лицо под плёнкой горело - оттого, что в таком положении кровь приливала к голове, но также и оттого, что сейчас я лежала вся напоказ перед злоумышленником, который медленно опускал ладонь вдоль моих бёдер к треугольнику мягких волос. Дёрнувшись, я хныкнула. Неужели он прямо сейчас меня изнасилует? Неужели у него есть нож?
Затем я услышала удаляющиеся, приглушённые ковром шаги, услышала, как открывается и закрывается дверь спальни - и поняла, что осталась одна.
Я лежала так минут десять, не в силах унять дрожь. Ещё ни разу в жизни мне не было так страшно. Мысли о том, что может меня поджидать, не добавляли мне мужества, и неизвестность творила с воображением чёрт знает что. Под весом тела, привязанного за ноги к спинке кровати, ноющие болью ступни начинали неметь. Я попыталась устроиться поудобнее, но безрезультатно. Сколько же мне придётся провести в таком виде? - думала я. Как позвать на помощь? Где находится телефон? Только бы достать до него. А я-то завтра в Штаты ещё собиралась, господи боже мой!
Удивительно, как такая нелогичная вещь, вроде пропущенного рейса, могла прийти мне сейчас в голову. Хорошо бы самой в живых остаться, а я переживаю за сорванную поездку! Кое-как я перевалилась на живот, расплющившись грудью об пол, и попробовала, выгнув спину, дотянуться руками до связанных лодыжек, но безрезультатно. Снова перевалившись на спину, в приступе паники двигаясь с лихорадочной быстротой, я попробовала подтянуться вверх сама, опираясь на плечи и согнув колени, чтоб достать до узлов хотя бы так. От моих усилий в комнате сделалось жарко, и я чувствовала, как сквозь щели в обмотанной лентой голове сочится пот.
Затем он вернулся. Меня тут же толкнули обратно на пол, и под весом тела верёвка больно дёрнула за щиколотки. Я вскрикнула под лентой, но в итоге раздался лишь еле слышный носовой звук. После этого мне развязали лодыжки и подняли на ноги. Стоя в абсолютной тьме, я чувствовала, как шёлк рубашки охватывает новый виток липкой ленты - над правым локтем, который с силой притянули к левому, и вслед за этим новые витки стянули локти ещё туже. Затем наручники сняли, и мои кисти примотали ладонь к ладони - лента облепила их вплоть до кончиков пальцев. Господи, мои руки ещё никогда не связывали так крепко.
Видимо, этот человек был каким-то фанатом липкой ленты - новые витки легли на моё тело над грудью и под ней, намертво припечатав руки к торсу, после чего таким же образом мои кисти оказались примотаны к ягодицам.
Без лишних слов меня снова толкнули на колени и уложили лицом вниз. Ноги мои оказались согнуты в коленях, и жуткая лента начала ложиться поверх каждого бедра, туго прихватывая к ним икры. Минут через пять я была обездвижена практически полностью, и могла лишь сдвигать и раздвигать свои обмотанные в согнутом положении ноги - что явно было бы не самой лучшей идеей.
Послышалось скрипучее повизгивание, как от колёс ржавой тележки. Меня подняли и уложили лицом вниз на какую-то доску. Один её конец упирался мне в подбородок, а другой находился аккурат под согнутыми коленями. Шириной она была примерно с меня, и, как и следовало догадаться, на моё тело легли новые витки ленты, примотав его к доске. Как только я осознала, что не могу пошевелить даже пальцем, то потеряла голову и снова закричала.
Конечно, получившиеся звуки вряд ли смогли бы поднять соседей на ноги. Нижняя челюсть была крепко зафиксирована, и рот был надёжно запечатан. Я могла лишь изо всех сил мычать в нос, будто что-то напевая про себя...
