1-й перешел на крик и под волной его децибел я, что называется, «пёрнул с подливой», жидко обосрался прямо в брючки спортивного костюма, нестерпимо завоняло плохо переваренной жирной пищей вперемешку с фекализированным душком обильных алкогольных выделений третьего дня жизнедеятельности.
Перед своими благодарными зрителями по ту сторону камеры, я, конечно, поступал подло, но вряд ли это понимал. Множественные травмы головы сделали своё дело, а сломанные уже два! ребра болели так, что затмевали все желания, кроме одного: хоть чушкой, хоть тушкой попасть вырваться отсюда.
Одноклассники зажимая носы дружно покинули гостеприимный летний домик, 1-й с сожалением отбросил ножницы, камера погасла.
Кто то крикнул со двора чтобы я тоже вылезал. Я привстал, опираясь на край стола, пошатываясь. Повреждённую левую ногу с левым пальцем я подволакивал за собой, как иногда показывают в мультиках. И это было бы смешно, если бы сделать освещение помягче: мужик, размазавший тёмную помаду по рту, как клоун, ковыляющий, словно в клоунской репризе, хныкающий и всхлипывающий, как женщина.
Когда я вышел и сел на землю, ко мне подошел 1-й, наклонил свою деформированную от природы, от самого рождения бугристую голову-тыкву.
Сел передо мной на корточки и заглянул мне внутрь глазами бездушной рептилии.
– Я скажу, почему ты стал таким – мрачно пообещал 1-й.
Я попытался мотать головой – мол, не нужно, но 1-й этого было не нужно.
– Ты же чмошник нищебродный. Все наши девочки презирали тебя – маленького, вонючего, неполноценного заикающегося говнюка.
1-й постепенно терял контроль над собой, и кричал всё громче:
– Всех вас, ошибок природы, которые не смогли себя найти в настоящей жизни. И вы, мелкие ублюдки, сделали свою неполноценность своей религией. Я ведь знаю твою мечту, Жопа, лучше тебя знаю: ты хочешь отомстить всем-всем длинноногим девочкам на свете! Ты же до сих пор любишь «майора госнаркоконтроля»??? (тут было ее имя)
Лицо 1-го, искажённое генетикой от рождения, теперь подкрепленное алкоголем, достигло максимума искажения. По нему катились капли испарины, слёзы смешались с соплями и почему то кровоподтёками, слюна обильно лакировала скошенный подбородок.
– Да! Да! – соглашался со всем я, вряд ли понимая, что говорит 1-й, но рассчитывая полной покорностью купить себе ещё хоть немного.
- Отвернитесь, инопланетяне, – кричал 1-й от лица человечества.
- Знаешь, как я тебя убью, Жопа? – кричал 1-й уже мне. – Как только ты еще раз вернешься, я буду разбивать твоей головой все унитазы в городском парке, во всех торговых центрах, где есть эти ваши блядские дырки в стенках. Я буду бить до тех пор, пока твой гнилой череп расколется раньше плотной, закалённой на совесть и посаженной на цемент керамики. Знаешь как лопается череп? Череп трескается по шву, там, где разделяются лобные доли у людей. Это у людей. А у тебя? У пидора как лопается голова? Рудиментарно разделятся подобия лобных долей. Твое серое или голубое вещество вывалится из трещины квашнёй, один глаз выпадет и, словно шарик-попрыгунчик, именуемый на детских утренниках «йо-йо», будет болтаться на белёсой ниточке.
И если ты не видишь зла – это не значит, что зло не видит тебя. И если ты не веришь в дьявола – помни, что дьявол-то в тебя верит!
И 1-й бьет своим чугунным кулаком меня в лоб.
Всего несколько минут по ту сторону забытья – а как много пролетело в памяти, и лишь потому, что услышал давно забытый звук парков твоего солнечного детства, звук духового инструмента.
Первый, когда же ты успел стал подполковником? Помнишь, мы были соседями, жили на одной улице, через один, два, три, четыре, пять – через пять домов! Помнишь, как мы ходили копать сокровища древнего Египта на соседнюю поляну? И нам потом обоим здорово попало от родителей. Помнишь, как мы ушли в лес, жарили картошку и потом тот лес загорелся и это был наш с тобой секрет. Помнишь, как ты всегда за меня заступался и бился до крови со всеми? Помнишь, однажды мы вместе бились спина к спине против пятерых старшеклассников. Нас тогда крепко побили. Но я - и особенно ты! - были горды тем, что я тогда не убежал и стал биться рядом с тобой. Помнишь, как мы мечтали кем мы будем после школы. Я мечтал стать солдатом, а ты мечтал стать великим математиком?
Чёрта с два потребности дикорастущих мозгов детей выражаются в каком-то разумном и общем стандарте, который можно было бы назвать «потребности человека»! Хотели дать образование всем, а подполковнику не нужно была образование, он мечтал топить котят! Ну вот такое строение мозга, кто-то скажет – дефект, сбой, а для него это судьба, как и служба в «…». И он ждал, вожделел, прямо в учебном классе модернистского вида, посреди книжек и тетрадей, тех тетрадей, на которых писали слова с чего начинается родина. Заранее предвкушал, как наполнит ведро водой, как будет толкать палкой в раскрытые, словно у птенцов, розовые рты котят ко дну. Его тело дрожало от сладкой похоти, когда тот душил котов, и плевать он хотел на образование.
Да и не в образовании дело. Дело во внутреннем трепете мальчика подполковника, ожидающего через череду скучных уроков про космос и атом – процедуру сладкого утопления новорожденных котят.
А я ? Когда я начал смотреться в свое ведро?
P.S. Хорошо что тогда в лесу на меня наткнулись сотрудники полиции и увезли в отдел. Потому что спустя час из пьяного лагеря по моему следу выехал один УАЗик, набитый злыми одноклассниками, горящими только одной целью: избить пидора!
