Евсей благодарно хотел поцеловать ее, но смог дотянуться только до маковки и поцеловал в душистые волосы, так как ее лицо было на уровне верха его груди. Она почувствовала, радостно подняла лицо и потянулась навстречу его губам. Они прекратили движения и на несколько секунд слились в страстном поцелуе. Затем Евсей снова продолжил яростно вгонять в нее свое орудие, а она не менее яростно двигаться ему навстречу, помогая входить в себя.
Еще через несколько минут, они почти одновременно вскрикнули. Нюрка прижалась к Евсею, обняв его, а он тяжело навалился на нее, так что ей пришлось отвернуть лицо в сторону для возможности дышать:
Через пятнадцать - двадцать минут они шли рука-за-руку со свинофермы в село, весело болтая о каких-то пустяках.
Аглая
Аглая Степанова была женщиной очень серьезной, крупной во всем. Крупный стан тела, крупная, тяжелая грудь, крупные, но правильные черты лица: нос подбородок. Была она замужем за директором свинокоммплекса - председателем колхоза уже шесть лет. Но детей у них не было. Кто был в этом виноват - непонятно. Она даже успела до прихода немцев поруководить около месяца колхозом, замещая ушедшего в армию мужа. На Евсея смотрела сначала с презрением, потом с опасливым интересом. Отмечая, что мужик он, однако, справедливый и хозяйственный. Никого из односельчан не обижает и властью своей не злоупотребляет. Отметая, правда, все его попытки с ней пошутить или за ней поухаживать. То, что бабы, ставшие поголовно его полюбовницами млели от одного его взгляда, ее бесило. Не зная всех тонкостей и хитростей, с которыми Евсей "подкатил" к каждой, она не понимала, как может честная советская солдатка так быстро стать чьей-то полюбовницей.
И, вот, как-то весенним мартовским утром Аглая сидела во дворе на лавке, на солнышке и чистила на завтрак картошку. Вдруг скрипнула калитка, и во двор вошел Евсей. Какой-то торжественный и нарядный. В начищенных до блеска сапогах, гладко выбритый и наодеколоненный. Снял кашкет, пригладил вихр волос и сказал:
"Здравствуй хозяюшка с праздничком зашел поздравить!".
В глазах Аглаи мелькнуло недоумение. И тут она вспомнила, таки, да, сегодня восьмое марта - Международный Женский День.
"А, чего это ты с советским праздником поздравляешь?" , ехидно спросила Аглая.
"Чего это он советский? Как бы удивленно заметил Евсей. Он же - международный!".
"Хитрый, черт!" , заулыбалась Аглая.
"Да, я всех женщин, которых встретил сегодня с утра - поздравил!" , нагло врал Евсей.
"А Вас Аглая Федоровна особо решил поздравить, Вы, все таки, бывшее начальство этого бабьего царства, вот даже подарок принес". И он, как факир из своего "волшебного" цилиндра достает кролика, достал флакон духов из своего кармана. Фигурный флакончик голубого цвета с красивой стеклянной пробкой. И поставил его на лавку перед Аглаей.
Справедливости ради, надо сказать, что на самом деле это был французский одеколон для мужчин, правда, с очень приятным запахом, который Евсей достал из стыренной им немецкой посылки. Там еще было несколько кусков душистого мыла и несколько носовых платков. Но в довоенное время в селе женщины могли видеть в промтоварном магазине только одеколон "Шипр" или "Тройной". Да и то завозили его в год один раз - к Октябрьскому празднику. А женские духи могли видеть, разве что, в фильмах. Поэтому такой подарок для сельской женщины был сродни чуду.
Аглае никто почти никогда не дарил подарков. Она помнила только, что в далеком детстве отец привез ей с сельской ярмарки какую-то деревянную, расписанную яркими красками игрушку. Да муж, когда еще была невестой, подарил красивую косынку. И дрогнуло женское сердце, та стена полного непринятия Евсея, которую она в нем воздвигла, дала трещинку.
Евсей увидел, как вдруг потеплели ее глаза, как она каким-то новым взглядом всматривается в его лицо.
"Ну, пойдем, угощу тебя за праздничным столом, что ли!"
Евсей зашел в горницу, разделся, разулся, прошел к столу и сел на лавке у окна, положив рядом с собой вещмешок.
Аглая протерла дощатый стол влажной тряпочкой и накрыла голубой ситцевой скатеркой. Достала из подпола запечатанную сюргучем бутылку настоящей казенной водки с гербом СССР на сюргуче. Ее муж не любил самогону, хотя в селе его гнали все. А так как выпивал редко, мог позволить себе купить в продмаге настоящей казенки.
Аглая поставила на стол сваренную картошку, соленые огурцы миску квашеной капуты и миску соленых грибов. Евсей полез в "сидор" и достал кусок сала и полкаравая хлеба. Распечатал бутылку, разлил по стопкам - за праздник. Выпили, хорошо закусили. Евсей стал разливать по-второй.
"Я больше не буду!" , строго заявила Аглая.
"Я тогда тоже не буду!" , ответил Евсей.
Сидели, смотрели друг на друга через стол.
Наконец, Евсею надоела эта игра в гляделки и он встал и пересел на скамью к Аглае.
"Вот вроде и правильный ты мужик" , после долгой паузы сказала Аглая, "Но сущность твоя мне непонятна".
"А что ж такого во мне непонятного - мужик он и есть мужик. Вот женщина существо куда как загадочнее!" , глубокомысленно изрек Евсей и придвинулся ближе к Аглае.
Ей вдруг показалось, что он хочет поцеловать ее в губы и она резко отвернула от него свое лицо.
Между основанием роскошной косы и вырезом кофты белела узкая полоска белоснежной кожи.
Каким наитием, каким звериным чутьем, каким шестым чувством Евсей ощутил, что немедля надо поцеловать именно туда. А ведь именно там оказалась у Аглаи одна из самых чувствительных эрогенных точек ее тела. От касания губ Евсея к ее шее, ее как током пронзило. Дрожь прошла по коже и она пошла гусиными пупырышками. А Евсей всё целовал и целовал эту могучую прекрасную шейку. И до того было сладко Аглае, что не хотелось ни поворачиваться, ни шевелиться. Но надо же было дать отпор этому нахалу! И только она повернулась и открыла рот, как эти мягкие нежные губы впились в нее ласковым поцелуем.
Евсей, не выпуская из своих губ губы Аглаи, поднял ее на руки и понес в спальню.
Аглаю уже давно оставила мысль о том, чтобы сопротивляться или что-то доказывать Евсею. Но когда он ее поднял и с легкостью понес, она оценила и зауважала его мужскую силу.
Осторожно посадив Аглаю на кровать, Евсей прижал ее спину к своей груди и продолжал нежно и осторожно, как будто боясь спугнуть прекрасную бабочку, целовать основание ее шеи, мочку уха, и кусочек щеки, который смог достать из-за ее плеча. У Аглаи поплыло все перед глазами, ее била дрожь. Она чувствовала, что как обыкновенная самка до боли, до судорог внизу живота хочет этого мужика. Что, что он с ней сделал?! С гордой независимой сильной женщиной? Не было ни гордости, ни силы. Было только чувство одиночества. И желание, чтоб нашелся тот, кто избавит от него, кто отогреет ее заледеневшее сердце, кто согреет ее замерзшую душу.
А Евсей все ласкал, все целовал эту милую могучую шейку. Шептал на ушко глупые, но такие милые и своевременные ласковые слова. А руки его уже расстегивали потихоньку пуговичка, за пуговичкой ее кофту. И вот уже обнажены огромные груди с сосками размером с первую фалангу указательного пальца. Вот уже руки Евсея ласково и нежно гладят и теребят их. И нет никаких сил, оттолкнуть этого охальника. А есть только неумолимый зов природы, инстинкт продолжения рода, который тянет, неумолимо тянет отдаться сильному, крепкому самцу, чтобы такие же сильные и крепкие были дети.
Почувствовав, что вагина стала невыносимо мокрой, так что взмок весь низ трусов, и, поняв, что соединение с Евсеем сейчас для нее неизбежно, Аглая приняла, и как решительный человек, тут же стала выполнять единственное в данной ситуации решение.
