ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта история давно просилась на бумагу. Я все откладывала, не находя в ней необходимого для любой хорошей истории нерва - хэппи энд казался мне пресным, сами события случайными, не спровоцированными никакой драматической коллизией. Потом я отдала себе отчет, что просто выжидаю, когда с участниками этой истории все-таки произойдет что-то неординарное, трагическое или волшебное, и мне стало стыдно за себя. Дело в том, что я очень люблю этих самых участников, и, находясь в сознании, никогда бы не пожелала им ничего такого.
Итак, мне стало стыдно, я села за клавиатуру, и вот перед вами результат.
Первое, что пришлось решать - как писать. Лучше всего получилось писать от третьего лица. В этом была своя логика - я, конечно, была непосредственной участницей некоторых событий, но с другой стороны - далеко не всех, и это, все-таки, история не обо мне. Поэтому, я в рассказе тоже появляюсь, но как второстепенный персонаж - практикантка Валентина (или - Тина, как я привыкла себя называть сама) .
Вторая проблема была с использованием ненормативной лексики. После долгих размышлений я решила дать героям говорить собственным языком. Так, Варвара, выросшая в семье спивающейся, но все еще много о себе понимающей интеллигенции, старается избегать мата (ну, когда это бывает возможно, конечно) . А я, грешным делом, люблю подпустить матерка. Да и дети - те без смущения пользуются всеми лексическими возможностями, которые им предоставляет современное городское арго, искренне удивляясь возмущению Вари. Получилось немного вульгарно на мой вкус, однако я, как обычно, утешилась тем, что из песни слова не выкинешь.
Третий вопрос - где публиковаться. Как раз с этим вопросом я и пошла к Варваре - самой рассудительной из нас. И вот тут-то возникла непредвиденная проблема номер четыре - я получила от тихони Варвары Ивановны строжайший выговор - якобы без согласия всех заинтересованных сторон никто ничего не опубликует. Мы разругались насмерть, потом помирились и пришли к компромиссу - ничего править в тексте я им, конечно, не дала, но разрешила широко откомментировать его.
Получилось то, что получилось.
ВАРВАРА
Тяжелая, облупившаяся, как будто специально состаренная дверь с надрывным скрипом подалась, и Варвара Ивановна протиснулась из промозглого ноябрьского утра в темный, гулкий, пропахший старой бумагой и вечно сломанной канализацией холл. Она, как обычно, дала себе секунду насладиться заполошным детским ужасом (а вдруг там бабайка?!) , и, усмехнувшись, подумала, что надо в сто сорок пятый раз повторить заявку в контору, чтобы наконец прислали слесаря - куда это годиться, чтобы в детское учреждение можно было войти только выжав килограмм сорок сопротивления, создаваемого тугим ржавым доводчиком.
Женщина отключила сигнализацию и щелкнула выключателем. Белый ртутный свет залил помещение, и оно из мрачного склепа превратилось в обычную районную детскую библиотеку. "Ну, это же другое дело!" , - весело подумала Варвара Ивановна, и, слегка пританцовывая, поднялась по ступенькам, прошла по неширокому коридорчику между двумя читальными залами, и впорхнула в свой кабинет. Хорошо быть начальником! Даже таким незначительным...
Варвара Ивановна пошуршала перекидным календарем на столе. Ага. Сегодня у нас "В мире книг" в десять, потом перерыв, потом у старшеклассников "Родные просторы" , но там никого, конечно, не будет. А, вот! Сегодня после обеда к нам придет девочка-практикантка. Валя, кажется: Да, Валентина Пашина.
Варвара Ивановна любила разнообразие, и ее настроение, и без того неплохое, стало просто чудесным.
Она бухнулась в кресло и с удовольствием стала вспоминать сегодняшнее утро, как проснулась за полчаса до звонка будильника, крутилась, сонная, в теплой постели, думала про Данечку, про его круглые, подернутые похотью глазки, вздернутый любопытный носопыр, обветренные, припухшие губы, и, конечно, потекла, старая кошелка, а как же не потечь-то, если сил же никаких нет думать про это чудо, и, уже совсем проснувшись, энергично удовлетворила себя. Фу, какое противное слово - УДОВЛЕТВОРИЛА! Выебла себя вот этой самой рукой. Вот!
Она полюбовалась своей умелой правой ладошкой, потом красивой левой и расхохоталась в голос, чувствуя, как от приятных мыслей опять намокает.
Она горячо похвалила себя, что не поленилась, полезла утром наверх и достала таки пачку своих самых толстых, самых надежных прокладок. Теперь можно спокойно подтекать - никто и не заметит!
( (В. И.:
Так! Что это за инсинуации!? Да, подтекаю! Да, использую прокладки! Но при чем тут "самые толстые"? Самые толстые - они для исключительных случаев, а в тот день, помню как щас, ничего такого не предполагалось. Ну, разве что одна вертихвостка-трясогузка должна была на практику прийти. Но я же тогда не знала, что она вертихвостка и трясогузка. Думала - приличная девочка-студентка. Так что я требую следовать правде жизни!) )
Поерзав в кресле и ощутив очередной благодарный прилив от своей ненасытной кошки, Варвара Ивановна решила показать самой себе хороший пример, и, мужественно нахмурившись, включила компьютер. Отчет! До десяти еще далеко, работайте, негры!
Хлопали дверями сотрудники (счетом ровно два: методист (ка) Саша - неопределенного пола и возраста существо, и завхоз Вероника Матвеевна - вечно утомленная бесконечными дрязгами с бесконечными ЖЭКами, СОБЕСами и управляющими компаниями прогульщица и нарушительница трудовой дисциплины постбальзаковского возраста) , шумел чайник, звенели ложки-кружки, захлебывалась свежими сплетнями бодрая завхозиха, а негры мужественно громоздили и громоздили завалы канцеляризмов: "за отчетный период: достигнуты показатели: безотлагательные меры:". Сплошные звонкие согласные! У-у-ух! Так победим!
Ближе к десяти в холле зазвенели голоса малышни, собирающейся на "В мире книг". Варвара Ивановна улыбнулась, предвкушая скорую встречу со своим Данечкой, чувствуя, как сладко сжимается в груди ее глупое бабье сердце, отбила на клавиатуре "Ура!" , сохранила отчет и откинулась в кресле.
На самом деле никакой Данечка был не ее. Данечка был свой собственный. А скорее даже - мамкин с папкой. Хотя Данечкину мамку Варвара Ивановна видела лишь один раз (и морозный ожог от этой мимолетной встречи саднил до сих пор) , а Данечкиного папку - ни разу. Самого Даню приводила на занятия в библиотеку пожилая подслеповатая няня, вечно погруженная в невиданных размеров смартфон.
Да, Данечка был, конечно, не Варварин. Но! Данечка ее хотел. Да-да, хотел, как мужчина хочет женщину, несмотря на то, что мужичок-то этот - с ноготок! Уж это-то точно, точнее не бывает!
Варвара Ивановна давно привыкла к тому, что вызывает в людях желание. Что было тому причиной она не знала, просто принимала как факт. А это очень, очень, очень утомительно - вызывать желание у всех подряд. Сколько она себя помнила ее хотели, желали, вожделели все эти люди с тошнотворным запахом токующих самцов. Многие из них были очень милы, но этот вечный запах ее отчима Петруши, которым разило от них даже в самые романтические моменты, и который не мог заглушить ни один одеколон или дезодорант - замораживал и высушивал ее кошку, превращал в ледышку ее легкое сердце. Поэтому Варвара Ивановна в совершенстве освоила науку маскировки - полиграфический институт, библиотекарь, синий чулок, очки-велосипеды, мешковатая одежда, стянутые в пучок волосы непонятного цвета. Вся жизнь - сплошные прятки.
И вот теперь, когда она уже окончательно замаскировалась, спряталась в своем лубяном домике, пришел Данечка Волков и своим искренним раздевающим взглядом разметал этот домишко вдребезги пополам.
Это его звонкий смех рассыпался между книжными полками ее пыльного мирка; это его обветренные губы шептали во время ее занятий, а она безошибочно читала по ним свое дурацкое имя: "в-а-р-в-а-р-а" ; это его штанишки оттопыривал трогательный стоячок, когда она была рядом с ним, и он совсем этого не стеснялся; это от его растрепанных волос пахло молоком и мятой, когда она, прощаясь, целовала его в двойную макушку.
Варвара Ивановна не знала и не хотела знать, почему именно сейчас на нее обрушилась это счастье - быть желанной и при этом желать другого человека, но все женское, что в ней еще оставалось, за эти несколько месяцев взорвалось бурным цветением, доставляя ей непривычные, но радостные хлопоты. Ее кожа стала упругой, светящейся изнутри. Груди налились жаркой тяжестью. Они как будто стали больше и приподнялись, то и дело сладко цепляясь за любой шов одежды задорно вылупившимися, постоянно зудящими сосками. Соски все время хотелось трогать, подцеплять ногтем или перекатывать в пальцах. А уж что у нее творилось между ног - и пером не описать.
Сошедшая с ума кошка сопливилась секретом по любому поводу - будь это мысль о Данечке, аккуратная, туго затянутая в джинсы жопка Варвариной соседки по лестничной площадке или блестящий алый кончик, высовывающийся из мешка дружелюбного соседского пса. Полувозбужденная, как будто слегка опухшая вульва требовала постоянного внимания к себе и меньше, чем на два полноценных оргазма в день категорически не соглашалась. Месячные стали исключительно регулярными и их последствия больше походили на результаты полостной операции, чем на обычные женские дела: прокладки на справлялись, белье не отстирывалось, и в скромном бюджете библиотекаря наметилась существенная статья расходов - на трусы.
В. И.:
А вот это обязательно было писать, а?! Ну кому какое дело до моих менструаций и моих трусов?! Фу! И обрати внимание, ты стала фетишизировать прокладки, не пора ли тебе к психотерапевту заглянуть, подруга?
"Фу, какие глупенькие мысли!" - хмыкнула про себя Варвара Ивановна, потом задернула шторы, быстро стянула водолазку, сняла лифчик, сильными движениями помассировала грудь, на секунду сжала пальцами возбужденные соски, зажмурилась от удовольствия, выдохнула и натянула водолазку обратно. Глянув в зеркало она задорно расхохоталась - там отражалась классическая училка из порнухи про школьные оргии с блядски торчащими сосками на облепленных тонкой водолазкой, свободно покачивающихся при каждом движении сиськах.
