И, потеряв к рисунку всякий интерес, Верочка побежала по своим делам.

После этого случая у женщины на его картинках появилось лицо.

А потом Даня нашел и ту, что в его сне стояла за его левым плечом. Она просто пришла к ним в школу на классный час, чтобы рассказать про детскую библиотеку и пригласить детей ходить туда на занятия по литературе. Варвара Ивановна. Варвара. Даня ничего не понимал, из того, что она тогда говорила. Он просто тонул в звуках ее голоса, того самого голоса, которым были полны его сны. Он даже не запомнил, как она в тот день выглядела - это было совсем не важно. По-настоящему он разглядел ее позже, на занятиях в библиотеке,

При взгляде на нее казалось, что ее овевает ветер. Вначале каждого занятия она умопомрачительным движением, весело глядя Дане в глаза, распускала свои легкие пушистые волосы, и тогда казалось, что они стелются по этому ветру, играют с ним в его непредсказуемые игры.

Какую бы одежду Варвара не надевала, та сразу облепляла ее, как будто натянутая его порывами. Ее тело говорило с Даней сквозь эту одежду на своем тайном языке, который почему-то был понятен ему: вот оно требует прикосновения вздрагивающей при каждом движении грудью, вот жалуется сжатыми бедрами на сладкое томление внизу живота, вот, упершись руками в стол и прогнувшись в спине, просит примерно наказать рвущуюся из узкой юбки бесстыдницу-попу.

Она всегда пахла миндальным пирожным и еще чем-то неуловимо-ореховым, от чего Данина голова делалась пустой и звонкой, а писюн тужился разорвать ширинку. Уже наметанным глазом художника он пытался сравнивать Варвару с матерью, и не находил в них ничего общего. У матери было очень ухоженное, холеное лицо с вечной слегка капризной гримаской. Мать не носила очки, однако всегда близоруко прищуривалась, как будто пытаясь разглядеть ничтожество, которое почему-то решилось с ней заговорить. У Варвары лицо было очень подвижным, открытым и радостным, огромные глазищи за стеклами очков смотрели на собеседника иронично-внимательно, иногда вспыхивая веселым удивлением.

Она была смешлива и хохотала до упаду, когда на занятиях происходило что-нибудь смешное. Смеха же матери Даня не слышал никогда, она даже улыбалась одними губами, то ли не находя в окружающем мире ничего достойного ее улыбки, то ли боясь мимических морщин. У матери было худое, как будто вытянутое вверх тело (при этом она была совсем невысокой) , узкие бедра и слегка великоватая для такого сухого тела грудь, явно созданная руками пластического хирурга. Фигура же Варвары Ивановны была очень женственной, с широкими крутыми бедрами, выпуклой попой, длинными ногами и полной высокой грудью. Не раз Даня пытался рисовать ее, но рисунки не приносили облегчения - он быстро понял, что по-настоящему ему нужна была не нарисованная, а вот такая, живая, искрящаяся, миндальная Варвара.

ВАЛЕНТИНА

Тина как всегда опаздывала.

Она сама не понимала, как этот вообще возможно - опоздать на единственную встречу, запланированную на этот день, тем более в первый день практики! Ведь она же специально даже поставила сигнал на час дня, чтобы все успеть!

Но, похоже, что-то там опять не так настроила в телефоне, будильник не сработал, а она увлеклась, придумывая финал своего нового рассказа, а пока придумывала - дико возбудилась, ну прямо д-и-и-ко! , и, конечно, не смогла отказать себе в удовольствии, прилепив своего резинового дружка к кафельному полу, и вволю напрыгавшись на нем.

Теперь она опаздывала, зато все ее внутренности и наружности (хи-хи-хи!!!) внизу живота поднывали глухим удовлетворением.

Дружок был слегка великоват и жестковат для нее, но выбирать не приходилось - дареному хую, как говорится, в: куда?: ну, допустим, в залупу не смотрят. Да. То есть не дареному, а доставшемуся по наследству - этот черный красавец с потрясающе мощной присоской был забыт (или предательски брошен) своей прошлой хозяйкой (или хозяином) , жившей в съемной Тининой квартире до нее. Поначалу смущало только странное расположение резиновых тестикул (одно за другим вдоль ствола) , но в процессе эксплуатации, так сказать, выяснилось, что это не просто имитация яиц, а полноценный вибратор, даривший юной Тине искрометные быстрые оргазмы. Ох, куда только она из-за этого не опаздывала - и в колледж, и на гулянки с подружками, и даже на вокзал, встречать родителей:

И вот опять!

Тина уже почти бежала, подгоняемая острым ощущением вины, но мысли ее, покрутившись вокруг резинового дружка, уплыли в сюжет ее нового, еще только рождающегося рассказа, от которого и было-то всего ничего - пара персонажей, да условная коллизия, но что-то такое вертелось, вертелось неуловимое где-то прямо за глазными яблоками, притягивая к себе новые слова и образы, и предчувствие чуда холодило сердце.

Библиотека, куда ворвалась взмыленная Тина, была похожа на все библиотеки сразу. Девушка могла бы обойти ее всю с закрытыми глазами, настолько она напоминала библиотеку ее детства. Ну, может кресла посовременнее, да мамочки в этих креслах поярче одеты и пахнут получше. Ну и еще это выражение идиотической сосредоточенности на их лицах, пытающихся что-то высмотреть за стеклами своих идиотских телефонов.

Тина двинулась внутрь библиотеки, ориентируясь на слегка приглушенные звуки возбужденных голосов. Она прошла по коридору, заглядывая в полуоткрытые двери, и несколько раз озадаченно упираясь в тупики в тех местах, где по ее детским воспоминаниям должен был быть свободный проход.

Тина наслаждалась уже почти забытым пыльным книжным запахом, смаковала сладковатые ноты крошащегося силикатного клея, деликатные обертоны дорогой полиграфии. Она вообще была очень чувствительна к запахам, но как-то по-особенному: с раннего детства, когда она была еще просто Валечкой, Валентинкой (а не этой ужасной болотной Тиной, прилепившейся к ней в школе) , для нее не существовало "плохих" запахов, но она различала запах боли, или запах восторга, например. Про себя она думала, что наверное в прошлой жизни была собакой.

За очередным поворотом шум голосов резко усилился, и Тина увидела приоткрытую дверь в ярко освещенную комнату.

Облегченно выдохнув, девушка шагнула вперед, пытаясь рассмотреть, отчего столько гомона в обычной библиотеке, и ее ноги подкосились - из-за двери на нее пахнуло густым ароматом перевозбужденной зрелой самки. Тина машинально схватилась за косяк, ощущая, как ее щеки жарко запылали, а глаза от удивления буквально полезли из орбит. Так ярко в ее жизни пахла только мама, когда приходила перед сном поболтать с маленькой Валей, а болтовня перерастала в беспорядочную веселую возню, возня - в стыдные полизушки, хриплый шепот, стоны, а потом в слезы раскаяния и жаркие клятвы, что больше никогда: никогда:

Благоухала, очевидно, статная оживленная женщина с красивыми волнистыми каштановыми волосами и с голосом умопомрачительно красивого тембра, игравшая с тремя учениками и одной ученицей помладше в какую-то шумную угадайку. И эту женщину хотелось немедленно выебать. Пальцами, языком, писькой в письку, дружком, как угодно, но прямо здесь и сейчас. Тина даже искренне недоумевала, ЧТО такая женщина тут делает - по идее самочку с такой сокрушительной сексуальной аурой вообще не должны были выпускать из постели одуревшие от зверской похоти самцы.

А сама эта женщина, по всей видимости, до одури хотела выебать вихрастого парнишку, перед которым она исполняла понятный любой женщине ритуальный танец соблазнения. То есть для тупых мужиков это, наверное, выглядело как обычное кружковое занятие, разве что излишне шумное, но на самом деле эта женщина своими движениями, жестами, мимикой, самим ритмом своей речи и игрой голоса оплетала жертву прочной шелковой паутиной. Ее соски бесстыдно выпирали сквозь тонкую мягкую сиреневую водолазку, совсем не стеснявшую красивую высокую грудь. Подол ее темно-синей плиссированной юбки, соблазнительно кружившийся вокруг гладких коленей, то и дело взлетал от широких сильных движений ее тела и приоткрывал стройные сильные бедра. Этот танец предназначался одному зрителю, и зритель внимал: паренек не отрываясь глядел ошалевшими круглыми глазами на это чудо, и его побелевший кулачок машинально мял весьма внушительный бугор, распирающий ширинку его вельветовых брюк.

Тина уже почти совсем сомлела, загипнотизированная этим танцем, когда светленькая, синеглазая малышка встала из-за парты, подошла к женщине, подергав за юбку заставила ту наклониться, и, смущаясь, что-то зашептала ей в прелестное, порозовевшее от возбуждения ушко.

Женщина притворно-серьезно оглядела ребят и сказала:

- Мы с Верочкой ненадолго вас покинем. Ваша задача - не уничтожить мир, пока с вами нет девочек, ясно?

Женщина подхватила со стола сумочку, повернулась к двери и тут увидела Тину.

- О, ты, наверное новая практикантка... Валентина, так? - радостно вспыхнула женщина.

Тина нашла в себе силы только кивнуть в ответ.

- Прекрасно! Я Варвара Ивановна, управляю этой библиотекой. Проходи, проходи. Как раз тебе первое практическое задание - займи пока ребят, нам надо кое-куда сходить.

Варвара Ивановна и Верочка многозначительно переглянулись. Тина прыснула - настолько комично это у них получилось. Варвара Ивановна одобрительно взглянула на нее, и сказала:

- Ребята, это наша новая сотрудница. Слушайтесь ее как меня. Мы скоро.

ВАРВАРА

Тина была очень симпатичной и походила на какую-то прелестную мультяшную зверушку - вся такая крепенькая, ладная, большеглазая, с ямочками на щечках. Это все что успела разглядеть Варвара: в туалет надо было срочно, и уже давно - между ног хлюпало нещадно после мимолетного оргазма, полученного в тот момент, когда она увидела, как Данечка в забытьи начал мять свой стоячок. Прокладка промокла и неприятно натирала промежность. Слава богу Верочка дала хороший повод.

Варвара Ивановна, завела ее в тесный библиотечный туалет, протерла салфеткой стульчак и постелила на него одноразовую подкладку.

- Ну, снимай трусишки. Садись.