Меня всего натянуло внутри. Не то что внутри - я весь и целиком, и каждой клеткой тела уподобился невероятно туго натянутой струне, которая, готовая вот-вот порваться, вибрирует и звенит тончайшим звуком. Или даже меня распирали и одновременно стягивали мощнейшие дрожащие пружины. В ушах и в голове стояла какая-то вата, а внутри гулко у́хало. В глазах краснело до багрового оттенка. Я осторожно, чтобы не скрипнул паркет, прокрался на кухню. Дверь на балкон не прихлопнута до конца, только прикрыта, отлично! Чтобы случайно не звякнуть и не скрипнуть, отвёл быстро сначала внутреннюю, за ней наружную створку. Вышел на балкон, и почти на цыпочках, пригибаясь в конце пути, подошёл к окошку комнаты сестры, оно было последним.
Так и есть, жалюзи опущены до самого подоконника, но немножко развёрнуты, градусов на сорок пять. И - форточка распахнута настежь, хоть и задёрнуты занавески по треть форточного проёма! Тут же, недалеко, валялась старая-престарая табуретка, выкинуть которую ни у кого не доходили руки. Я, боясь хотя бы глубже вздохнуть, поставил её у самой стены, с такой аккуратностью, с какой наверное сапёр не обращается со старым ржавым снарядом, перенося его куда-то. Не, форточка высоко, разглядеть происходящее будет сложно. Тем более через щели в жалюзи, когда придётся стоять сбоку, где окошко прикрыто занавесью, и изнутри я буду незаметен. Благо солнце на другой стороне, и не будет видна моя тень!
Только бы не спалиться! Это ж будет всем позорищам позорище! Лихорадочно оглядываюсь, надо всё делать крайне осторожно и в то же время спешить, чтоб не попасть к шапочному разбору! Всё даётся трудно, руки подрагивают, тело встряхивает как под током. Вот! Тут же недалеко лежит ещё и какой-то плоский ящик. Так же аккуратно, без шороха, кладу его на сиденье табуретки. Вроде высота нормальная. Но... Придётся сунуться головой в форточку, хотя бы чуть-чуть. И тут осенило! Скорей, насколько этого требовала осторожность, я метнулся в свою комнату. Взял кусок ватманской бумаги, мгновенно скатал трубку сантиметра в четыре толщиной. Прикинул по руке - длиной сантиметров тридцать. Куском верёвочки обмотал её и завязал уже на ходу. В последний момент догадался прихватить ещё и ножницы, если потребуется эту трубку укоротить. Только бы там не услышали, что я хожу по квартире, а не погружён в игру со всеми глазами, ушами и мозгами!
Со всей осторожностью карабкаюсь на табуретку. Она такая мощная, да ещё и несколько отсыревшая, что и не скрипнула. Выпрямляюсь, держусь двумя пальцами за переплёт рамы, стараюсь не качнуться. Не сверзнуться б только! Прячась за занавеской, отклоняю голову. Мой лоб на уровне верхнего края форточки. В башке стучит, сердце колотит чуть не об корень языка! Что там? Слегка развожу пальцами планки жалюзи. Достаточно одной этой щёлки. Ух ты! Да как мне повезло! Какая удача! Там даже ничего и не начиналось! Вообще! Вставляю трубку между планками, у самого края занавески, изнутри её сразу не рассмотреть, выдаётся она вовнутрь на какой-то сантиметр. Можно поворачивать во все стороны, смотреть то одним, то другим глазом, полный обзор! Постепенно умиротворяется бешеная пляска сердца, выравнивается дыхание, зрение чётко. Есть ещё страшок "засыпаться", но его вытесняет любопытство, всё более и более. Э, да здесь ещё придётся подождать! Может, Лиза специально тянет время, чтобы опоздать к врачу к назначенному сроку? Чтобы и надобность в клизме отпала? Подождём. А пока послушаю, что же ей там внушает Сова...
Самое первое, что бросилось в глаза, это была металлическая вешалка из прихожей, с высоким плетёным "столбом" из кручёных прутков, на витых ножках и с восемью рожками-крючками наверху. Сейчас на одном из них висел на продетой в ушко́ тесёмочке резиновый сосуд зелёного цвета вроде мешочка, одновременно отдалённо напоминающий грелку, но с открытой вверху горловиной. Снизу к нему был приделан длинный шланг, сейчас перекинутый через другие рожки. Шланг был разделён в нижнем отрезке белым пластмассовым краником, на котором с нижней его стороны также был надет короткий кусочек такого же шланга, и заканчивался он наконечником. Но это был странный наконечник, действительно устрашающего вида.
Я до этого думал, что все наконечники для клизм тоньше мизинца и длиной не более указательного пальца, этот же был где-то втрое длиннее, и толщиной наверное с большой палец, особенно на конце, как раз которым он начинает входить в попу. Хотя, тут же подумалось мне, изобретают такие вещи не какие-то живодёры с единственной целью помучить или покалечить людей, а с учётом их анатомии и здравого смысла тех, кто использует эту вещь. Да и вообще, кто бы разрешил изготавливать что-то опасное, если этот предмет предназначен для медицинского применения? Правда, для впервые увидевшего такой наконечник он смотрелся сущим монстром. Не потому ли Лизанька так боялась клизмы? И будет ли Нина Николаевна вставлять его целиком Лизе в попу, или только на какую-то часть его длины?
В одном-двух шагах от Лизкиной кровати стояло чисто вымытое эмалированное мусорное ведро со снятой крышкой, на расстоянии вытянутой руки от него - стул с пачкой салфеток; чтобы покакать после клизмы ей были сделаны все удобства. И неподалёку было ещё одно ведро, с водой и торчащей оттуда "лентяйкой" с тряпкой, видимо на случай если Лизанька обкакается не успев допрыгнуть до ведра. Около самой кровати находился таз, частично задвинутый под неё, сама кровать была застелена оранжевой клеёнкой, покрытой сложенной в несколько раз простынкой, рядом лежало ещё какое-то старое ободранное полотенце.
Лизанька сидела на кровати около подушки, опустив голову и нагнув плечи; её тело вздрагивало. Длинные светлые волосы свешивались вниз и закрывали лицо, так что было не понять, она плачет или дрожит от страха. Рядом с нею присела Нина Николаевна, спиной вполоборота к окну, и то обнимая и прижимая к себе, то поглаживая Лизу по вздрагивающим плечикам, что-то негромко говорила ей почти в ухо, то игриво, со смешком, то ласково, то шутливо. Можно было разобрать отдельные слова и обрывки фраз. Судя по голосу, она повторяла ей это не в первый раз, во всяком случае в одном и том же духе. Смысл был предельно ясен. Вот уж действительно, её терпение казалось безграничным!
- ... Лапонька, ты действительно считаешь, что клизмочка - это такая уж жуткая процедура? Немножко неприятная, это да, тебе просто очень сильно захочется какать, и некоторое время придётся сдерживаться и потерпеть, это и все неприятности. А затем... Просто покакаешь, вот и всё! И, хоть она и считается такой неприятной, но почему-то некоторые, и их немало, в дальнейшем находят в ней и какие-то приятные моменты, начинают делать, и довольно часто. Особенно женщины. Так давай попробуем? Вдруг и тебе понравится? Не попробуешь, и не оценишь.
Лиза дёрнулась немного сильнее, у неё мотнулась голова, она то ли всхлипнула, то ли шмыгнула носом.
- Но почему такой огромный наконечник? Его пихать - это будет очень больно!
Нина Николаевна даже немножко рассмеялась и притянула Лизу к себе за плечи словно обнимая.
- Всё будет очень хорошо смазано, и вставлю я тебе его крайне осторожно, особенно в самом начале. Так что не бойся, моя заинька! Подставишь попочку и вся расслабишься. Главное, расслабиться и лежать киселём! Когда ты какаешь обычно, иногда выходят такие толстые палки, раз в пять толще, и разве это больно? А то, что он такой длинный, то этого ты просто не заметишь внутри себя. Прямая кишка тоже длинная, и к тому же толстая. А длинный наконечник подаёт воду как раз в самую сердцевину всего того, что следует размыть, и что потом должно выйти легко и свободно. Водичка не скапливается в самом низу прямой кишки, где удержать её действительно трудно и мучительно, если использовать обычный короткий наконечник, а растекается вверх, с ним куда как легче держать клизмочку, вот увидишь! Не бойся, мой птенчик! - и она действительно прижала Лизу головой к своей щеке, погладила по волосам и откинула прядку с её лица назад.
Лиза дрогнула головой, на колени ей упала слезинка.
- Ну, вот и плачешь чего-то, глупенькая. Ты мне не веришь?
- Вы действительно будете совать на всю длину? Нет, не надо! - Лиза вскрикнула и захотела вырваться, но Нина Николаевна как-то мягко придержала её за талию и несколько раз погладила по голове. Лизанька и сама поняла, что истериками и криками с посторонним человеком она ставит себя в глупое положение. Она села вновь и закрыла лицо ладонями. - Сколько же там воды?
- Два литра. Может даже и чуточку поменьше. Будем считать, что два.
- Да для меня это ещё слишком много! Меня ведь... Разорвёт! Или будет очень-очень больно! - на личике у Лизы вспыхнуло отображение прямо-таки смертельного ужаса.
- Нисколько нет, это для твоего возраста уже нормальная клизмочка, тем более что сейчас тебе надо как можно чище промыть в прямой кишке, через которую тебя будут проверять, и между прочим пальцами. Для зрелых женщин в такой же ситуации требуется два с половиной, а то и три литра воды, бывает и несколько больше, и продерживать водичку в себе им лучше по полчаса, а не двадцать минут как тебе.
- Да вы что! Я не смогу удержать так много столько времени! Я же прямо здесь... - Лиза не договорила словно подавившись.
- По пятнадцать минут минимум, если выдержишь меньше, то придётся делать третью клизмочку. Всё теперь знаешь? - и Нина Николаевна прижала Лизу головой к своему плечу, поглаживая по волосам.
- Это же так позорно... - всхлипнула она. Плечики у неё часто затряслись.
Нина Николаевна прикрыла рот, хохоча и вытирая глаза.
- Откуда такие выдумки? В чём здесь позор? Ну, полежишь несколько минут с голенькой попочкой, сначала выпятишь её, потом вытянешь ножки и подержишь в себе водичку. Кого стыдно? Я ведь тоже женщина. Или стыдно, что после клизмы хочется какать? Так я и буду делать тебе клизмочку именно для того чтоб ты покакала, так что это само собой, что последует дальше! Боишься не удержать немножко воды? Когда будешь лежать, или когда будешь прыгать на ведро? Так если и выльется из попы, то чуть-чуть, и только воды, кал не успеет выскочить! Не зря здесь и ведро с тряпкой, сразу ж можно будет замыть! А на кроватке клеёночка, внизу таз. И всё это будем знать только ты и я, никто больше не видит, что делается здесь, и не узнает каким образом всё происходило! Ты же не стеснялась идти в сауну, когда и ты с мамой, и я с ещё двумя подружками взяли семейный номер? Ах, мы тогда все были раздетыми? Так если стесняешься, то давай-ка и я тоже сниму с себя всю одежду, и будем одинаковы! - Нина Николаевна приподнялась и стала расстёгивать юбку.
