- А это в предыдущем зале, где Рыба-меч из колонны торчит. За этой колонной коридорчик и там значок 00. Сама справишься, или проводить?

- Сама, - сказала Инга и пошла к лестнице на следующий этаж. Пять минут я просто рассматривал рыбок. Потом стал беспокоиться. Еще через пять минут я уже волновался серьёзно. Подбежал к Валере, сказал, что Инга потерялась, и побежал искать. Преодолев смущение ворвался в женский туалет. В туалете её не оказалось. Там было два выхода в разные залы, я бегал и искал. Наконец зашел в какой-то служебный коридор, заставленный стеллажами и с десятком дверей. Заканчивался коридор железной дверью с кремальерами. Ну, как в бомбоубежище. Я попытался её открыть, и она поддалась, хотя усилия пришлось приложить адские. Видно, дверь весила несколько тонн.
За дверью было темное помещение. Из него пахнýло влажной жарой. Когда я проскользнул внутрь, дверь захлопнулась, как подпружиненная. Внутри тоже были кремальеры, но одна из них была свёрнута набок.
- Пипец котенку! - только и успел воскликнуть я.
Я осмотрелся. Возможно, это был еще один зал, или склад. Маленькое окошко под потолком посылало капельку света. Всё пространство загромождено каким-то хламом. Сверху под потолком шли трубы большого диаметра, поболее метра. Трубы были обвязаны изоляцией: стекловатой и алюминиевой фольгой. Но с одной трубы изоляция была содрана и оттуда просачивался жаркий пар. Из темноты донесся тихий хриплый голос: «Кто здесь?»
Это была Инга, но в каком виде? Одежда, лицо, руки и ноги в серых грязных пятнах. На лице у виска большая царапина. Волосы тоже грязные и растрёпанные. Эта ситуация была точно, как в какой-то идиотской комедии. То есть я уже представил себе, как пытаюсь добраться до окошка, обрушивая на себя тонны мусора и стекловаты, потом мы с Ингой проводим вместе в этом подвале ночь, между нами вспыхивает взаимная симпатия… А потом свадьба и я до конца дней работаю спортивным врачом в какой-нибудь сборной. У меня иногда очень живое воображение. Инга не плакала. Но ей было очень, очень плохо и страшно. Я прикинул варианты. Температура была явно выше 30 градусов. При высокой влажности теплообмена почти нет. Ждать в этой влажной жаре, пока нас найдут – можно и раньше коньки откинуть. Дверь в это помещение явно перекосило. И не с моей муравьиной силой пытаться её открыть. Я прилег на пол. Ну да, по низу двери слабое движение чуть более прохладного воздуха ощущалось. Сказал об этом Инге, и предложил полежать пока там. А сам стал обходить эту комнату. Рассчитывал найти железяку, чтобы стучать по двери или по трубам. Нашел несколько досок, кучи тряпок, мотки проволоки и рулоны фольги. Увы, больше ничего. Тогда я стал смотреть, как добраться к окошку. Для этого, к сожалению, нужно было сначала пролезть по трубе, с которой изоляция была сорвана. Вы соприкасались со стекловатой? Мне довелось, когда в нашем подвале протекли трубы. И я очень не хотел повторять. Но пришлось. Собирал с пола куски тряпок и стекловаты, накрывал это безобразие алюминиевой фольгой и обвязывал сверху проволокой. Это было долго и это было больно, потому что стекловата очень кололась. Наконец, кое-как справившись, я положил сверху одну доску, а вторую приставил снизу. Ну, и полез. Ничего героического. Подполз к окошку, попытался его открыть. Ага, как же! Там все было закрашено краской в пять слоёв. Окошко, наверно, со времен фашистов не открывали. Но я разбил стекло доской, выбил все до единого осколки и попытался вылезть. И обломился. Окно было полуподвальным, и примерно в полуметре за ним шла вверх на метр или больше, вертикальная стена. Пришлось звать Ингу. Она проскользнула в окошко как кошка. Это было… грациозно. Но белые трусики под матросской юбочкой я рассмотреть успел. Но и это было еще не все. Сверху была решетка. С помощью Инги я кое-как пролез в окно, и привстал. Ну а потом чисто работа для тяжелоатлета. Я сорвал эту решетку как пробку с бутылки минералки. И мы вылезли где-то на задворках здания Аквариума, в уголке хозпостроек. Там никого не было. Инна попросила: «Отвернись!» Ну, не пялиться же? Я отвернулся, и она, похоже, сняла и вытрусила юбку, а потом кофточку-матроску. Мне пришлось делать то же самое. Потом мы нашли служебный вход и через минуту были уже у туалетов. В туалетах висели вафельные полотенца.

Кое-как удалось оттереть грязь с головы, рук и ног. Осмотрев друг друга, мы решили, что на люди выходить в таком виде уже можно. И вышли. Оказывается Валера никакого беспокойства не проявлял. Ну, отстала девочка, потом нашлась.

Четвертый отряд сидел на скамейках в парке возле Аквариума. Еще когда мы, в основном, оттерлись от грязи, решили, что рассказывать старшим об этом приключении не будем. И Инга и я повели себя не самым умным образом. Так к чему потом выслушивать упрёки? Все обошлось – и хорошо! Чуть позже подошли Иваныч с Валентиной и Валтерсы. Мы стали прощаться, и я уж думал, что приключения закончены. Но тут Сандерс Валтерс предложил: «У нас еще на сегодня на ночь запланирована поездка на катере. Ваня, Валя и ты, Миша, отправьте своих деток в лагерь и оставайтесь с нами. Такое не часто выпадает. Поужинаем, из поездки вернемся, а потом я вас на своей Волге в лагерь и отвезу».
Я уже порядком устал, и Инга, наверняка, тоже. Но она сказала: «Миша, поехали!» и я отказаться не смог. Детей посадили в автобус, и они уехали. Было часов 6 вечера, и мы пошли во все те же «Грузинские блюда». Я был голодным, как волк. А еду принесли очень вкусную. Были какие-то салаты с острым вкусом, пельмени непривычной формы с острым белым соусом, кусочки очень вкусного мяса, тоже с острым соусом, но красным. Еще было вино. Но я пить не стал. И, чтоб не уговаривали, сказал, что нельзя из-за режима. Но запивал очень вкусным виноградным соком.

Боюсь, я не очень соблюдал этикет – ну, там, насчет вилки в правой руке. Зато совсем не стеснялся, не тормозил, и сыпал анекдотами*. Инга (она уже успела помыться и переодеться) очень мило улыбалась. Все держались раскованно. Было весело. Потом вышли на набережную и сели в катер. Чудесная поездка! Катер шел не быстро и не очень шумел. Берег весь светился, и Сандерс рассказывал, мимо чего мы проезжаем. А потом Валтерс о чем-то пошептался с женой и с Иваном Ивановичем, и сказал: «Нас сейчас подбросят на пляж. Это нудистский пляж. Раздеваться не обязательно, но, поверьте мне, это будет для вас впечатление на всю жизнь». И катер причалил к деревянной пристани. Луна была полная, да и фонари светили за полоской кустов. Так что все было отчетливо видно. Народу было немного, но человек 30 голых: кто купался, кто сидел на подстилках. Впрочем, несколько дам в возрасте сидели в купальниках.
Я чувствовал себя несколько скованно вначале. Вроде как попал прямо в заграничный эротический глянцевый журнал. Красивые голые женщины рядом с голыми мужчинами. Никто совсем не прикрывался.

Оказалось, Валентина Петровна очень милая женщина с красивой фигурой. Грудь её, среднего размера, задорно смотрела вверх острыми коричневыми сосками. А кустик внизу был аккуратно подстрижен треугольничком. Инга и её мама были чисто выбриты внизу и груди (грудки) у них были небольшие. Такие милые холмики. Иван Иванович, как я уже знал, волосат. Не как грузины, но волосы покрывали и грудь и, частично, спину. А аппарат у него вполне солидный. Сам Сандерс был чисто выбрит: и грудь, и подмышки, и пах. Если сравнивать с ростом, то длина отростка казалась умеренной. Но я прикинул, если бы этот баскетболист был нормального роста, то получался шланг подлиннее, чем у Гриши.
Сбросив вещи на покрывало, мы пошли купаться. Вода была чуть прохладней, чем у нас в лагере, хотя, если двигаться – достаточно тёплой. Но купание все же было скучным. Без женского визга, взаимных касаний и игр. После купания Валтерс роздал каждому махровое полотенце, что было весьма кстати. Бриз гулял уже свеженький. Потом Иван Иванович с Валентиной пошли за кустики, а вслед за ними отправились Сандерс с женой. Ну да, я заметил, как они переглядывались. Я от Гриши знал, что такое среди «элиты», а также лабухов и артистов, практикуется. «Свингеры» называется. Мне было, конечно, и это интересно. Но тут Инга сказала: «Пойдем прогуляемся!» И я пошел с ней к скалам, за которыми заканчивался пляж. Там было темновато, и по камням идти колко. Но прошли мы всего метров пять. Инга обернулась и сказала: «Обними меня!». Я обнял, и мы стали целоваться. Тело у Инги было прохладным и пахло морской водой. И вкус губ солоноватый. Потом она обернулась, постелила полотенце на плоскую скалу, и сказала: «Ложись!»
Я лег и от предчувствия живот сжался, по коже побежали мурашки, а дружок мой встал в вертикаль. Инга ноготками провела мне по груди, по плечам, потом по животу и по ногам. А потом она взяла мой орган в кулачок, (тёплую, тёплую ручку!) облизала головку (нежный, скользкий язычок!) и обхватила головку губами (мягкие, теплые губки!). Это очень, очень заводило. Казалось, еще немного, - и я разряжусь сам собой. Тогда Инга отстранилась, откуда-то достала (Откуда? Она ж была голой, только в полотенце!) махонькую полиэтиленовую подушечку, и выдавила из неё полупрозрачный крем на головку дружка. От крема по кожице прошёл холодок.

А Инга оседлала меня так, что её аккуратненькая щелка стала ясно видна. Показались блестящие губки. И мой дружок, направляемый кулачком девочки, скользнул прямо внутрь щёлки. Первое мгновение это скольжение было восхитительным, а через несколько секунд ощущения заглохли. Крем был прохладный до онемения, мой петушок стал как зуб после укола у стоматолога. и чувства, которые были готовы взыграть перед разрядкой, затихли.

То, что было потом в голове не очень отложилось. Инга танцевала на мне, то откидываясь назад, то припадая грудью к груди. Её бедра то сжимались, покачиваясь из стороны в сторону, то расслаблялись, и она приподнималась, но не выпуская мой орган из себя. Инга все время что-то выкрикивала. Наверно, на латышском. Я был очень, очень возбужден. Всё время на самой грани, но никак не мог кончить. Продолжалось это долго, очень долго и почти как бывало раньше, во сне. Возбуждение было, и движение её тела было, но я и чувствовал, и как бы не чувствовал. Наконец она рывком поменялась со мной местами. Я, оказавшись вверху, наконец перешел к этим самым фрикциям. Инга обхватила меня ногами, прижимая и двигая тазом навстречу. Мой дружок начал обретать чувствительность. Я почувствовал собственную переполненность, давление в животе, яичках и пенисе, как будто ведро воды наружу рвалось. И уже через пару минут разразился по полной. Ингу тоже трясло. Из её раскрытого отверстия хлынули то ли мои, то ли наши общие горячие выделения. Огромное облегчение, и тепло пошло по телу. Потом настала расслабленность. Мы сели рядом и вытерлись полотенцами. У меня побаливали пресс и мошонка. Да и дружок переживал явно не лучшую пору. И немного кружилась голова.