– Сильно надо?
Знакомый вопрос.
– Ты начни. Я тебе скажу.
Наконец, я услышала вздох Аарона, как будто он взвалил на себя гигантскую тяжесть, и почувствовала легкое прикосновение его ладони к своей левой ягодице.
– Точно сильнее. – Хорошо, что Аарон не мог видеть моего лица, потому что меня распирал смех.
Еще один богатырский замах и такое же едва ощутимое прикосновение.
– Аарон, гораздо сильнее.
Муж набрал кислорода в легкие и задержал дыхание. Но на этот раз он даже не коснулся меня. Лишь породил своим движением мощный циклон.
– Эй, ты останавливаешься в последний момент. Просто не останавливайся.
Я попыталась его подбодрить, но чувствовала, что он не в силах себя превозмочь, а каждая последующая неудачная попытка лишь множит его отчаяние. И тогда я решила помочь ему по-другому: самой податься назад, прежде чем его рука замрет в сантиметре от моей попы. Удар пришелся чуть высоковато и получился совсем не хлестким, как будто ребром ладони.
– Прости! Прости меня! – Аарон аж подскочил от испуга.
– Нормально. Давай еще.
Я подумала, что барьер сломан, и теперь моему мужу будет легче. Но я ошибалась. Аарон продолжал лепетать никому ненужные извинения, и никакие мои аргументы и заверения в том, что все хорошо, на него не действовали. В итоге мне все надоело, и я предложила бросить это гиблое занятие и лечь спать. Спать мне, на самом деле, совсем не хотелось, в голове роились тысячи мыслей. А когда я все-таки задремала, меня на секунду вывел из полусна плаксивый возглас Аарона:
– Я не хотел сделать тебе больно.
– Забей…
Весь следующий день прошел без происшествий. Ближе к вечеру, в свое обычное время, я отправилась принять душ в ванную. Зная, что из шкафчика на меня может быть нацелен шпионский объектив, я уже давно взяла за привычку раздеваться и одеваться за занавеской, забравшись в саму ванну. Правда, все равно не было никакой уверенности в том, что камера не спрятана в потолке, за вентиляционной решеткой в стене или где-нибудь еще, но ощущение слежки почему-то не давило на меня, а напротив, подзадоривало на маленькие шалости вроде попозировать перед зеркалом. Почему я себе позволяла такое поведение? Наверное, потому что Моисей Яковлевич представлялся мне совершенно безобидным.
В этот вечер я приоткрыла дверцу шкафчика над раковиной, будто что-то ищу, и сразу убедилась в том, что телефон как обычно ютится между двух флаконов с гелями и, несомненно, ведет свою коварную видеозапись. Пока я мылась и вытирала волосы, в моей голове родился очередной дерзкий план, как шокировать Моисея Яковлевича. Я обернулась полотенцем, выбралась из ванны, нарочно не смотря в сторону шкафчика с запотевшими зеркальными дверцами, и повернулась к нему боком. Затем наклонилась, опершись правой рукой на край ванны. Полотенце, стянутое у меня под мышками, даже в выпрямленном положении едва прикрывало мою попу, но теперь, когда я нагнулась вперед, оно приподнялось и обнажило мои ягодицы.
Свободной левой рукой я изящно размахнулась и хорошенько приложилась к своей попке. Удар получился звонким сочным, но совершенно безболезненным. Мне пришлось включить воду в раковине, чтобы подозрительные звуки, раздающиеся из ванной, не переполошили весь дом. И я приступила к театральной порке, жеманничая, закусывая губку, легонько постанывая и всячески изображая неземное наслаждение. Когда же почувствовала, что начинаю по-настоящему возбуждаться, я прекратила кривляться и, поправив полотенце, вернулась в комнату, где меня ждали мягкая кровать и Ааронов язык. Оргазм в тот вечер получился ярким и насыщенным, и я долго не отпускала голову мужа из оков еще мокрых после душа бедер.
На следующий день Аарон снова отправился к репетитору, готовившего его к колледжу. А через час я услышала, как дом покидает Тамара Львовна, и после ее ухода весь нижний этаж поглотил тяжелый аромат ее духов. Пользуясь одиночеством, я распахнула казематные шторы, развела себе на завтрак хлопья в молоке и расположилась на диване в гостиной перед телевизором. Мне сразу вспомнилась моя беззаботная жизнь до замужества. Позвонила подруге, но та, как на зло, начала упрямо и бессердечно расспрашивать меня о семейных перипетиях, и я оборвала наш разговор, сославшись на непроворачиваемую кипу домашней работы.
Но через полчаса вновь хлопнула уличная дверь, и я, ожидая увидеть Тамару Львовну, рефлекторно потянулась к пульту, чтобы выключить телевизор. Однако на пороге гостиной появился Моисей Яковлевич, сильно запыхавшийся и бешено вращающий глазами.
– Ты одна? – Вид у него был совершенно помешанный.
– Да…
– Ложись на живот!
– Что?
Моисей Яковлевич, не вдаваясь в объяснения, схватил меня за плечо и навалился сверху, заставляя меня распластаться по дивану. Опешившая от напора безумца, я даже почти не сопротивлялась. Как только я оказалась на животе, воздух надо мной рассек странный звук, будто от расстегиваемой молнии, и в следующий миг жгучий шлепок припечатался к моим ягодицам. От боли и неожиданности я громко вскрикнула и вырвалась из придавившего меня к дивану захвата. Только теперь я заметила в руках свекра выбивалку для ковров.
– Моисей Яко…
– Ты наказана! – Моисей Яковлевич, чье имя я не успела произнести полностью, крепко вцепился в мою руку, потянул меня на пол, заставив приземлиться на колени, и оттащил к краю дивана.
– За что?
– Животом на подлокотник!
Я повиновалась. Но воздаянием за послушание мне стал еще один хлесткий шлепок. Я взвыла от боли, из глаз брызнули слезы. А затем на мою несчастную попу посыпались один удар за другим. Моисей Яковлевич лупил меня без остановок и послаблений, словно действительно выбивал пыльный ковер. Каждый новый удар оставлял после себя обжигающий след, который сливался с предыдущими, превращая мои ягодицы в полыхающую огнем отбивную. Я ревела в голос, взвизгивая в моменты обрушения выбивалки на мою раскаленную от боли попу.
– Сними штаны! – Моисей Яковлевич остановился. А я, глотая слезы, пыталась воспользоваться передышкой, чтобы дать боли утихнуть или хотя бы рассосаться по моему телу из смотрящей в потолок попы. На мне были только домашние леггинсы и обтягивающий топ.
– Снимай, я сказал! – Последовавшие свист и сильный удар заставили мои руки потянуться к резинке леггинсов.
– За что?
– За твои проделки в ванной!
– Но я… – Следующий шлепок прервал мои слезные оправдания. А мои руки, уже не подчиняющиеся голове, ухватили резинку и потащили ее вниз. Мое зареванное лицо закопалось в разбросанные по дивану подушки, но когда обтягивающая ткань выпустила на свет полушария моей красной от незаслуженной экзекуции попы, я отчетливо услышала сзади глубокий восторженный выдох Моисея Яковлевича. Я поняла, что он замер, зачарованно разглядывая меня. Плач отпустил меня, я только всхлипывала время от времени, надеясь, что на этом моя пытка прекратится.
– Трусики тоже!
– Но…
Моисей Яковлевич, видимо, ожидал моих возражений, потому что очередной удар выбивалки прилетел, едва я успела открыть рот. Теперь несмягченный тканью одежды он заставил меня громко взвизгнуть и попытаться прикрыть свою измученную попу руками.
– Будет хуже! – Моисей Яковлевич обрушил на меня целую серию нещадных шлепков, накрывавших попеременно то правую, то левую ягодицу, от чего я отчаянно вертела попой, тщетно стараясь избежать встречи с зеленой пластиковой снежинкой. И остановился он только тогда, когда мои пальцы ухватились за краешки трусиков. Я не понимала, что происходит. Почему всегда такой вежливый и обходительный человек, отец моего мужа, поступает со мной так? Конечно, я дразнила его, но я же не могла представить, что это окончится таким образом. Что он разденет меня и станет охаживать мою попу хозяйственной выбивалкой, будто я провинившаяся пятилетняя девчонка.
Я была уверена, что новый шлепок прозвучит, как только я сниму трусы полностью. И я знала, что он же последует, если мои руки остановятся. Поэтому в отчаянии я пыталась растянуть этот момент, плывя по течению между двух отвесных берегов, столкновение с одним из которых абсолютно неизбежно. Я медленно тянула трусики вниз, чувствуя, как горит моя распаренная кожа под обычно невесомой и едва ощутимой тканью. Как узкая полоска, падая вниз, выставляет на обозрение бутон моих половых губ.
Но когда трусики спустились к коленям, где уже комкались полуснятые леггинсы, удара не последовало. Вновь повисла мучительная пауза, дарящая ложную надежду, будто все на этом может закончиться. Я лежала, уткнувшись лицом в сидение дивана, не имея силы подняться из-за душившего меня невыносимого стыда. Моисей Яковлевич то шумно хрипел сзади, то надолго задерживал дыхание. Ожог, раскрасивший мои ягодицы, постепенно разливался по бедрам. Мои колени не доставали до пола, туловище и руки безвольно брошены на диван, спина максимально выгнута, а попа возвышается на подлокотнике, словно отдельная и не принадлежащая мне часть, выставленная на пьедестале в публичном музее.
И вдруг я снова услышала короткое жужжание и снова дернулась, ощутив, как на мою попу опустилась лопасть выбивалки. Но удар на этот раз был намного слабее. Долгая пауза, затем еще один такой же несильный шлепок. Я догадалась, что Моисей Яковлевич направляет удары сбоку, будто по касательной, стараясь выбивалкой раскачать мои ягодицы, чтобы лучше рассмотреть мою промежность. Эта мысль, едва промелькнув, обдала меня такой жуткой лавиной стыда, что слезы вновь полились из моих глаз, но теперь совершенно беззвучно.
Уже не порываясь спасти попу от унизительной кары, я просунула правую руку под животом, чтобы прикрыть хотя бы свою промежность от бесцеремонного разглядывания со стороны свекра. И тут же я поняла, что мои пальцы, не встретив ни малейшего сопротивления, провалились в мокрое отверстие моего влагалища. Переживая шок, боль и стыд, я даже не заметила, сколько влаги выпустила из себя моя киска. Оказывается, все это время я безостановочно текла. Что же со мной творится? С ужасом я выдернула пальцы из себя, но уже было поздно. Смазка сочилась по ним, орошая теперь все, к чему не притронулась бы моя мокрая рука.
