В общем, договорились, что через час после отбоя пойдем все вместе смотреть на безобразия взрослых. Я предупредил, чтобы одели сверху темные кофточки, и взяли полотенца, а то после купания ночью прохладно.
Мы собрались под деревом у веранды. На мне была темная ветровка, девочки были в темных кофточках. До пляжа дошли быстро. И еще на подходе услышали музыку. Когда уже зашли на пляж, я сразу прошептал, что нужно все время держаться в тени павильона и так, чтобы нас от соседей прикрывало хоть одно дерево. Мы сели на песок как раз под грибочком. Возле Москвича-пирожка стояла, как я и подозревал, белая Волга.
Ага, Валтерсы, как же без них? Были там и Радик, и Иваныч, и Валентина, и еще одна молодая женщина, с пышными черными волосами, которую раньше я не видел. Как и следовало ожидать, все они были под градусом, то есть говорили громко, двигались расшатано, и пытались то ли обниматься, то ли танцевать. А, может, они мошек отгоняли? Женщины, когда их хватали (а их таки хватали и прижимали) за разные места, повизгивали. А, еще, – они все были голые. Такие себе дикие люди, живущие примитивными желаниями.
Девочки таращились во все глаза, довольно тяжело дышали, и, что довольно неожиданно, прижимались ко мне.
Спустя какое-то время Радик с Валентиной пошли купаться, а Марина Валтерс потащила физрука на травку за машинами, и оттуда сразу понеслись вздохи, охи и стоны. Валтерс прямо возле столика нагнул молодку, прижимаясь к ней сзади. К счастью для нашей скромности, как раз столик прикрывал от нас почти всё самое острое.
Я почувствовал – самое время удалиться. Шепнул: «Концерт окончен!»
Приобнимая девочек, повёл их в полосе теней подальше от забора соседей. Пляж нашего лагеря занимал метров 250. Потом было еще метров 100 топкого берега с черной глиной или, может, лечебной грязью. Днем тут, по слухам, нередко толпились люди, измазанные как черти. Потом начиналась территория какого-то профсоюзного санатория, и людей здесь почти не было. Они загорали и купались намного дальше, там были дорожки, кабинки для переодевания, и душ. Все было очень благоустроено, а здесь только редкие лавочки с урнами.
Я, если бегал по полосе прибоя, то добегал до их культурного пляжа и возвращался. Сейчас мы с девочками перешли за полосу глины, и я предложил посидеть, забыть, что было, и покупаться. Чтобы не зацикливались, я стал рассказывать про лечебные грязи. Те, что в лимане возле Феодосии, в Бердянске, в Кирилловке, на Западной Украине. Я от папы много чего об этом знаю. Девочки, видимо, немного отошли. Тогда я сказал: «Пошли, окунёмся, и пойдем спать. Поздновато уже»
Мы скинули одежду, и пошли в воду. Но купание не задалось. Девчата то ли темной воды боялись, то ли комплексовали, но держались за меня. И сами не плавали, и мне не дали. Ну, так, малость окунулись, и вышли. Ветра, на удивление, не было совсем, но мы все же вытерлись. Потом оделись, и побрели в лагерь. А у соседей пиршество еще продолжалось. Я все ломал голову, как убедить юных дев не разболтать, что видели. Это подглядывание и им, и мне бы испортило репутацию. Могло сильно повредить физруку и Валентине Петровне. И не придумал ничего лучше, чем запугать.
Я знал, что про физрука среди младших ходили всякие страшилки. Он был нормальный мужик, но иногда бросал такие фразы вроде «Урою!» или «Голым на солнце стоять заставлю!»
Когда уже подходили к лагерю, я сказал: «Девчата, вы уже большие, так что мораль читать не буду. Но имейте в виду, что проболтавшаяся всех нас подставит под удар. Более того. Нельзя меж собой обсуждать, даже если думаете, что вы наедине. Кто-то может подслушать незаметно. И сам разболтает. Вы поймите: там спортсмены, они ребята суровые. А здесь, на берегу, милиции нет. Закон, - тайга, медведь хозяин. Если спросят – где были? Вы в туалет ходили, живот крутит. И кто бы что не обещал, и кто бы чем не угрожал, ответ один: «туалет». Скажут, что вас видели на берегу, или будут угрожать родителям сообщить. Что нужно отвечать?» И они обе дружно ответили: «Туалет. Живот крутит»
И мы пошли спать.
Я проснулся за пол часа до подъёма. Физрук спал, выделяя перегар. Даже полынь не спасала. Фу! Никогда не буду доходить до такого состояния! Однако на улице было пасмурно. Но я не сахарный! Плавки, шорты, майка, утяжеление, и побежал.
Пока добежал до пляжа, начал накрапывать дождик, ветер налетал порывами, и я развернулся и рванул к лагерю. Когда уже подбегал к нашему корпусу, ударил гром. И только я забежал на веранду – дождь полил, как из ведра. Пропало детство!
На завтрак бежали под дождём. Зайка и Таня в мокрых кофточках, растрёпанные и насупленные, были похожи на воробышков после лужи. Разговора вовсе не получилось. Беда в том, что сушить намоченную одежду дети могли только на быльцах своих кроватей. Это очень грустно, когда дождь. Девчонки закрылись в своих палатах.
Еще в первый день мы с физруком по списку роздали всем вожатым по несколько коробок разных настольных игр. Шашки, шахматы, ходилки, машинки, лото. Вот сейчас все это пошло в ход. Я не долго думал, чем заняться. До сих пор у меня не было свободного времени. А раз образовалось, – то душа захотела культуры. И побежал я в библиотеку. Я не сахарный!
Библиотека находилась у нас в здании администрации, только не с фасада, а сбоку. Вход в библиотеку был через тамбур. Потом еще комнатка вроде прихожей, освещенная одной лампочкой, а затем уже библиотека. В зале сидело десятка полтора детей. За стойкой – библиотекарша. Моложавая симпатичная тётка в сильных очках-«консервах» и в косынке. Она увлеченно читала толстую книгу. На меня внимания не обратила. Она вообще ни на что внимания не обращала. Пришлось искать чтиво самому. Оказалось, что любимые мои журналы Ровесник, Юность, Смена, Техника-молодёжи, - все прошлогодние. Их я, конечно, уже читал. А новых, увы, не было. Из книг было большинство совсем детских, или классика по учебной программе. Это меня не интересовало. Собрался уж совсем уйти их этого храма желтых страниц, как на выходе что-то вроде кольнуло. Вход в зал через прихожую. С одной стороны этой прихожей была дверь в комнатку с рукомойником и унитазом. А с другой – занавеска. Вот эта занавеска была неплотно задернута, и за ней старая облупленная дверь. Ох, не зря я читал «Буратино». Облупленная дверь за занавеской, — это же ход к сокровищам! И я протянул руку и потянул дверь на себя. Раздался скрип, к счастью негромкий, и дверь открылась. За ней была небольшая комнатка, вся, от пола почти до потолка заполненная стопками связанных шпагатом книг. Лежали, видно, давно, пыль чуть не с палец. Хотя света было не очень много, несколько стопок книг форматом побольше, чем остальные, сразу привлекли мое внимание. Было в их коричневых матовых корешках что-то очень основательное, добротное, и, главное, знакомое. Я напряг память, и сообразил. Это была «Народная энциклопедия научных и прикладных знаний». Книга дореволюционная, очень умная, и, в отличие от «Большой Советской» изложенная простым, понятным языком. У Зайки дома тоже было несколько томов этой книги. Но то были тома по предметам, мне не интересным. Главное, что не было тома 5 по медицине. А тут три стопки, в каждой по 5-6 книг. Том 5 среди них есть непременно!
Но я не стал бежать к библиотекарше с просьбой немедленно достать так интересную мне книгу. Потому что примерный пионер во мне сегодня отдыхал. А вот бессовестный злодей стал строить планы похищения столь интересной мне книги. Тем более что я знал для чего такие кладовки. Иногда очень полезно подслушать разговоры взрослых, когда они думают, что их никто не слышит. Это книги, списанные из фонда.
Библиотеки не резиновые. В них постоянно приходят новые поступления. Поэтому часть книг время от времени «списывают». Вот разговор об этом между нашей школьной библиотекаршей и завучем я однажды подслушал. Про эти бесценные списанные книги, которые потом по акту сжигают. Представляете? Сжигать книги! Короче, я побежал обратно в наш корпус, чтобы продумать последующее ограбление.
Физрук уже встал. Ну как встал? Он сидел на кровати, полу прикрыв глаза, и прижимал ко лбу пустую бутылку из-под минералки. Временами он тяжко вздыхал.
Я сказал: Иван Иваныч, если хотите, я сбегаю в медпункт, попрошу чего-нибудь от головной боли»
Физрук посмотрел на меня с непониманием. А потом его смурные глаза просветлели: «О, а у меня есть! Мишенька, сделай одолжение, сбегай набери водички!» И он протянул мне пустую бутылку. Когда я принес ему воду, он высосал за пару секунд всю бутылку. Потом тяжело поднялся, оделся и переваливаясь подошел к двери. Мне так и хотелось сказать: «А как вчера скакал!» Но я скромно промолчал. Физрук обернулся ко мне и кисло улыбнулся: «Пойдем, Миша, поможешь. Я, кажется, сам не справлюсь» Я пошел с ним. Одна из хозпостроек возле кухни состояла из нескольких блоков, типа гаражей, и у каждого свои ворота. Один из блоков был для спортинвентаря. Я в нем бывал, но не очень рассматривал. Оказывается, там в глубине, под полками была бендюжка. Такая отдельная каморка. Вот только чтобы открыть к ней дорогу, нужно было в четыре руки оттащить в сторону кучу барахла. И физрук в его нынешнем состоянии с этим бы не справился.
Из этой бенбюжки он и вытащил большую сумку. В сумке было несколько коробок с красным крестом, - аптечек. Было там и еще разное медицинское оборудование. Например, тонометр, мешочек с гипсом, досточки с бинтами – это на случай переломов, коробочки со шприцами и стальные коробочки для стерилизации, и даже пакет со скальпелями.
Иван Иванович взял две аптечки, остальное спрятал и закрыл.
